Автор вступительной статьи и примечаний И.Д. Рожанский.

Аристотель

О НЕБЕ

перевод А.В. Лебедева

Глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4 Глава 5 Глава 6 Глава 7 Глава 8 Глава 9 Глава 10 Глава 11 Глава 12 Примечание

КНИГА ПЕРВАЯ (А)

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Наука о природе изучает преимущественно тела и величины, их свойства и виды движения, а кроме того, начала такого рода бытия. Что очевидно, так как [все] существующее от природы подразделяется на [1] тела и величины, [2] то, что имеет тело и величину, [3] начала того, что имеет [тело и величину]¹.

Непрерывное есть то, что делимо на части, всякий раз делимые снова². Тело — то, что делимо во всех измерениях. Величина, делимая в одном измерении, есть линия, в двух — плоскость, в трех — тело, и, кроме них, нет никакой другой величины, так как три [измерения] суть все [измерения] и [величина], которая [делима] в трех [измерениях, делима] во всех измерениях. Ибо, как говорят пифагорейцы, «целое» (to pan) и «все» (ta panta) определяются через число три: начало, середина и конец составляют число целого, и при этом троицу³. Вот почему, переняв у природы, так сказать, ее законы, мы пользуемся этим числом при богослужениях. Сообразно с этим мы употребляем и обозначения [количества]: два [предмета] мы называем «оба» и двоих [человек] —«обоими», а «всеми» не называем, и лишь о трех [вещах] мы впервые утвердительно высказываем этот предикат. В этом, как уже сказано, нами предводительствует сама природа, и мы следуем за ней.

Поскольку же [предикаты] «все», «целое» и «законченное» не различаются между собой по значению⁴, а разве только по субъекту⁵, в отношении того, о чем они предицируются, то тело — единственная законченная величина, ибо одно только оно определяется через число три, а «три» равнозначно «целому».

Будучи делимо в трех измерениях, оно тем самым делимо во всех, в то время как из остальных [величин] одна делима в одном измерении, другая — в двух, ибо каково число [измерений] каждой величины, таковы и делимость и непрерывность; одна непрерывна в одном измерении, другая — в двух, третья — во всех. Таким образом, все делимые величины непрерывны. А вот делимы ли и все непрерывные — это из сказанного сейчас пока не ясно⁶.

Ясно, однако же, то, что переход [от тела] в другой род [величины], подобный переходу от длины к поверхности или от поверхности к телу, невозможен. В противном случае, тело уже не было бы законченной величиной, ибо восполнение (ekbasis)⁷ может происходить только в силу недостатка, но законченная [величина] не может иметь недостатка, поскольку она [протяженна] во всех измерениях.

Из тел, относящихся к разряду частей [мирового Целого], каждое, по определению, законченно, ибо имеет протяженность во всех измерениях⁸. Однако [каждое] ограничено в направлении соседнего с ним [тела] касанием, и потому каждое из [этих] тел в каком-то смысле ущербно⁹. Между тем Целое (to pan), частями которого они являются, по необходимости должно быть законченным и — как указывает его имя — всецело (pantei) законченным, а не так, чтобы в одном отношении законченным, в другом — нет.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Вопрос о том, бесконечна ли Вселенная по величине, или же ее совокупный объем ограничен, рассмотрим потом¹⁰. А сейчас скажем о различающихся по виду частях ее, взяв за отправной пункт следующие положения.

Мы полагаем, что все природные тела и величины способны двигаться в пространстве сами по себе, поскольку природа, как мы утверждаем, есть источник их движения¹¹. Всякое движение в пространстве (которое мы называем перемещением) — [движение] либо прямолинейное, либо по кругу, либо образованное их смешением, ибо простыми являются только эти два [движения] по той причине, что и среди величин простые также только эти: прямая и окружность. Движением по кругу называется движение вокруг центра, прямолинейным — движение вверх и вниз. Под движением вверх я понимаю движение от центра, под движением вниз — движение к центру. Поэтому всякое простое перемещение по необходимости должно быть [перемещением] либо от центра, либо к центру, либо вокруг центра. И надо полагать, что это логически вытекает из того, что было сказано вначале: как тело получило законченность в троице, так и его движение.

Тела делятся на простые и составленные из простых (под простыми я понимаю все тела, которые содержат в себе источник естественного движения, как-то: огонь и землю, а также их разновидности¹² и то, что им родственно¹³). Поэтому движения также должны делиться на простые и тем или иным образом смешанные, причем простые [движения] должны принадлежать простым [телам], смешанные — составным, и [в последнем случае] характер движения должен определяться тем [простым телом], которое преобладает [в составном].

Стало быть, коль скоро [1] существует простое движение, [2] движение по кругу простое, [3] у простого тела движение простое и, наоборот, простое движение принадлежит простому телу (в случае если оно принадлежит составному, движение будет определяться преобладающим [в составном теле простым]), то тогда по необходимости должно существовать некое простое тело, которому свойственно двигаться по кругу в соответствии с его собственной природой. Насильственно оно может двигаться движением и другого, отличного [от него тела], но по своей природе не может, коль скоро у каждого из простых тел только одно согласное с природой движение.

Кроме того, если движение вопреки природе противоположно движению согласно природе и каждая вещь имеет одну противоположность, то движение по кругу, поскольку оно простое, по необходимости должно быть для движущегося [по кругу] тела движением вопреки природе, в случае если оно не будет для него движением согласно природе. Следовательно, если тело, движущееся по кругу, — огонь или какое-нибудь другое тело того же рода, то его согласное с природой движение будет противоположно круговому. Но каждая вещь имеет одну противоположность, а движения вверх и вниз взаимно противоположны. Если же тело, движущееся по кругу вопреки своей природе, — нечто отличное [от четырех элементов], то у него окажется какое-то другое согласное с природой движение. Но это невозможно, так как если это движение вверх, то [круговращающееся тело] будет огнем или воздухом, а если вниз — то водой или землей.

Далее, круговое движение по необходимости должно быть первичным¹⁴. В самом деле, законченное по природе первично относительно незаконченного. Между тем круг — нечто законченное, чего нельзя сказать ни об одной прямой: ни о бесконечной (ибо, [если бы она была законченной], у нее были бы граница и конец), ни о какой бы то ни было конечной (ибо все они не доведены до конца, поскольку любую из них можно продлить). Следовательно, коль скоро: [1] первичное относительно других движение принадлежит первичному относительно других по природе телу, [2] движение по кругу первично относительно прямолинейного движения, [3] движение по прямой принадлежит простым телам (так, огонь по прямой движется вверх, а тела, состоящие из земли, — вниз, к центру), то и круговое движение также по необходимости должно принадлежать какому-то простому телу, поскольку движение смешанных тел, как мы сказали, определяется преобладающим в смеси простых¹⁵.

Из сказанного с очевидностью следует, что существует некая телесная субстанция, отличная от здешних¹⁶ веществ, более божественная, чем они все, и первичная по отношению к ним всем. Но то же самое можно доказать и иначе. Если принять, что всякое движение либо естественно, либо противоестественно и что движение, которое противоестественно для одного [тела], естественно для другого (так, например, обстоит дело с движениями вверх и вниз: одно из них противоестественно для огня и естественно для земли, другое — наоборот), то отсюда следует, что и круговое движение, поскольку оно противоестественно для этих тел¹⁷, по необходимости должно быть естественным движением какого-то другого тела.

Кроме того, [есть еще одно доказательство]: если круговое движение естественно для какого-нибудь [тела], то ясно, что среди простых и первичных тел существует некое тело, которому свойственно двигаться по кругу согласно [своей] природе, точно так же как огню — вверх, а земле — вниз. Если же допустить, что то, что движется по кругу, обращаясь вокруг центра, движется так вопреки своей природе, то тогда поразительно и совершенно лишено разумного основания, что одно только это движение непрерывно и вечно, несмотря на то что оно противоестественно: наблюдение показывает, что в остальных случаях противное природе уничтожается скорее всего.

Поэтому коль скоро тело, движущееся [по кругу], — огонь, как утверждают некоторые, то круговое движение для него ничуть не менее противоестественно, чем движение вниз: ведь мы же видим, что движение огня — [это движение] по прямой от центра.

Умозаключая на основании всех этих [аргументов], можно, таким образом, убедиться в том, что помимо здешних и находящихся вокруг нас тел существует также некое иное, обособленное тело, имеющее настолько более ценную природу, [чем они]¹⁸, насколько дальше оно отстоит от здешнего мира.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Поскольку сказанное отчасти постулировано, а отчасти доказано, то ясно, что не всякое тело имеет легкость или тяжесть. Впрочем, необходимо установить в качестве предпосылки [дальнейших рассуждений], что мы понимаем под тяжелым и легким, пока — в той мере, в какой этого достаточно для наших непосредственных нужд, а потом уже с большей обстоятельностью — когда будем исследовать сущность легкого и тяжелого¹⁹. Тяжелым пусть будет то, что по природе движется к центру, легким — то, что от центра, самым тяжелым — то, что оседает во всех [телах], движущихся вниз, самым легким — то, что поднимается на поверхность всех [тел], движущихся вверх.

Итак, всякое тело, движущееся вверх или вниз, по необходимости должно иметь либо легкость, либо тяжесть, либо и то и другое вместе (но только не по отношению к одному и тому же [телу]: тяжелыми и легкими [одновременно] тела бывают по отношению к разным [телам], как, например, вода тяжела по отношению к воздуху, но легка по отношению к земле). Однако тело, движущееся по кругу, не может иметь ни тяжести, ни легкости, ибо ни согласно природе, ни вопреки природе оно не может двигаться ни к центру, ни от центра. Согласным с природой движение по прямой для него не может быть потому, что у каждого из простых тел, [согласно исходной посылке], только одно [естественное] движение, и, следовательно, в таком случае оно окажется тождественным с одним из тел, движущихся прямолинейно. Если же допустить, что оно движется [по прямой] вопреки своей природе, то тогда — в случае если движение вниз для него противоестественно — движение вверх естественно, а если движение вверх противоестественно, то движение вниз естественно: ведь мы приняли [в качестве постулата], что если одно из противоположных движений для данного тела противоестественно, то другое естественно.

А поскольку целое и часть при естественном движении движутся в одном направлении (например, вся земля и маленький комок), то отсюда следует, во-первых, что оно совершенно не имеет ни легкости, ни тяжести (ибо в противном случае оно могло бы, согласно своей собственной природе, двигаться либо к центру, либо от центра [что невозможно]), а во-вторых, что оно не может совершать движение в пространстве, будучи влекомо вверх или вниз, ибо оно не может двигаться иначе, [нежели по кругу], ни согласно природе, ни вопреки природе, и это относится как к нему [в целом], так и к его частям, поскольку и в отношении целого, и в отношении части имеет силу одно и то же рассуждение.

Столь же логично будет считать его невозникшим, неуничтожимым и не подверженным ни росту, ни [качественному] изменению, так как [1] все возникающее возникает из [своей] противоположности и из некоторого субстрата и уничтожается — равным образом при наличии некоторого субстрата — под действием противоположности и переходя при этом в свою противоположность, о чем сказано в начальных исследованиях²⁰, [2] движения противоположностей также противоположны. Так вот, если у этого тела не может быть противоположности по той причине, что и круговому движению также никакое движение не противоположно, то, думается, природа поступила правильно, исключив из разряда противоположностей тело, которое [по ее замыслу] должно быть невозникшим и неуничтожимым: ведь возникновение и уничтожение [имеют место] в противоположностях.

Далее, все, что растет (или убывает), растет (или убывает) в результате прибавления сродного [вещества] и его [последующего] разложения в свою материю, но у нашего тела нет [материи], из которой оно возникло²¹.

А раз оно не подвержено росту и не уничтожается, то, продолжая ту же мысль, следует допустить, что оно не подвержено и инаковению. В самом деле, инаковение — это движение в отношении качества, а такие разновидности качества, как габитус и состояние, никогда не образуются без изменений в отношении страдательных свойств²²; пример тому — здоровье и болезнь. Между тем все природные тела, которые изменяются в отношении страдательных свойств, подвержены, как мы видим, и росту и убыли; пример тому — тела и части животных и растений, равно как и [тела и части] элементов. Следовательно, коль скоро круговращающееся тело не может испытывать ни роста, ни убыли, то логично, чтобы оно было и не подверженным инаковению.

Итак, что первое из тел вечно и не испытывает ни роста, ни убыли, но является нестареющим, качественно не изменяемым и не подверженным воздействиям — это ясно из сказанного для всякого, кто считает верными [наши] исходные посылки.

Судя по всему, [наша] теория подтверждает непосредственный [человеческий] опыт, а опыт — теорию. А именно, все люди имеют представление о богах, и при этом все, кто только верит в существование богов, — и варвары и эллины отводят самое верхнее место божеству, разумеется, потому, что они полагают, что бессмертное неразрывно связано с бессмертным; иначе, [по их мнению], и быть не может. Значит, если божество существует (а оно существует), то сказанное только что о первой телесной субстанции справедливо.

В той мере, в какой можно положиться на человеческое свидетельство, этот вывод в достаточной степени подтверждается также и чувственным восприятием. Ибо согласно [историческим] преданиям, передававшимся из поколения в поколение, ни во всем высочайшем Небе, ни в какой-либо из его частей за все прошедшее время не наблюдалось никаких изменений.

Судя по всему, и имя [первого тела], дошедшее от пращуров вплоть до нынешнего времени, говорит о том, что они держались [на этот счет] тех же воззрений, какие высказываем мы, ибо следует полагать, что одни и те же идеи приходят к нам снова не раз и не два, а бесконечное число раз. Именно поэтому, полагая, что первое тело отлично от земли, огня, воздуха и воды, они назвали самое верхнее место «эфиром» (aithsr), произведя наименование, которое они ему установили, от того, что оно²³ «всегда бежит» (aei thein)²⁴ в продолжение вечного времени. (Что касается Анаксагора, то он употребляет это имя неправильно: он называет эфиром огонь.)

Из сказанного ясно также и то, что число так называемых простых тел не может быть больше [указанного]: у простого тела движение по необходимости должно быть простым, а простыми движениями мы считаем только эти, по кругу и по прямой, подразделяя последнее на два вида — от центра и к центру.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Доказательство того, что не существует другого [некругового] движения, противоположного движению круговому, можно получить многообразными путями. Во-первых, [это доказывается тем], что окружности мы преимущественно противополагаем прямую. И действительно, вогнутое и выпуклое представляются противоположными не только друг другу, но — взятые в паре и соединенные в одном понятии — также и прямому, вследствие чего если только [движению по кругу] какое-нибудь [движение] и противоположно, то таковым с наибольшей необходимостью должно быть движение по прямой. Однако прямолинейные движения противоположны друг другу вследствие [противоположности] мест, поскольку «верх — низ» есть различие и противоположность [в категории] места. [А так как каждая вещь имеет одну противоположность, то никакое прямолинейное движение не противоположно круговому].

Затем, если кто-нибудь полагает, что то же самое рассуждение, которое имеет силу в отношении прямолинейного движения, приложимо также и к круговому (т. е. что движение от [точки] А к [точке] В противоположно движению от [точки] В к [точке] А), то он [все равно] разумеет движение по прямой, ибо это она определена [двумя точками], а окружностей через те же самые [две] точки можно провести бесконечно много [рис. 1а]²⁵.

То же самое справедливо и для движения по одной полуокружности, скажем от [точки] Г к [точке] А и от [точки] А к [точке] Г: оно тождественно движению по диаметру, ибо любое расстояние мы всегда измеряем по прямой [рис. 16]²⁶.

То же самое справедливо и в том случае, если, начертив круг, принять движение по одной полуокружности за противоположное движение по другой, скажем в целом круге движение от [точки] Е к [точке] Z в полуокружности Н — за противоположное движение от [точки] Z к [точке] Е в полуокружности 0 [рис. 1в]²⁷.

Но даже если эти движения противоположны, отсюда отнюдь еще не следует, что и движения по целому кругу друг другу противоположны. В самом деле, они направлены в одно и то же место, так как то, что движется по кругу, из какой бы точки оно ни начало двигаться, по необходимости должно прибыть равно во все противоположные места (противоположности места суть верх и низ, перед и тыл, право и лево), а между тем противоположности перемещения определяются противоположностями мест.

Равным образом и движение по кругу от [точки] А к [точке] В не противоположно движению от [точки] А к [точке] Г: [в обоих случаях] это движение из одного и того же места и в одно и то же место, тогда как противоположное движение; по определению, есть движение из противоположного места в противоположное [рис. 1г]²⁸.

Но даже если бы круговое движение было противоположно круговому, то одно из них было бы бесполезным²⁹. В самом деле, если бы они были равны [по силе], то [соответствующие им круговращающиеся тела] не двигались бы, [что невозможно], а если бы одно было сильнее, то не было бы другого. Поэтому, если бы было сразу два [круговращающихся] тела, то одно из них, поскольку оно не осуществляло бы своего движения, было бы бесполезным, ибо мы называем бесполезной такую сандалию, которую нельзя надеть. Однако бог и природа ничего не делают всуе.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Поскольку эти вопросы выяснены, рассмотрим остальные, и прежде всего — существует ли бесконечное тело, как полагало большинство древних философов, или же это нечто невозможное. [Решение этого вопроса] тем или иным образом отнюдь не маловажно для умозрения об истине, а, напротив, имеет всеопределяющее и решающее значение. Можно сказать даже, что именно оно было до сих пор и, вероятно, останется и впредь источником всех противоречий среди тех, кто высказывался обо всей природе в целом, [что не удивительно], раз даже небольшое [начальное] отклонение от истины умножается в рассуждениях, отошедших [от нее] в дальнейшем тысячекрат. Например, если кто-нибудь вздумает утверждать, что существует наименьшая величина: введя наименьшее, он ниспровергнет величайшие [основания] математики³⁰. Причина же этого в том, что исходный принцип по своей потенциальной значимости превосходит свою [актуальную] величину, вследствие чего маленькое в начале становится огромным в конце. Между тем бесконечность [не только] имеет значение принципа, но к тому же еще и самое большое количественное значение, так что нет ничего странного или нелогичного в том, что разница [результатов] в зависимости от того, допускать ли в исходных посылках существование бесконечного тела [или не допускать] поразительна. Поэтому надлежит сказать о нем, вернувшись к исходной точке.

Всякое тело по необходимости должно принадлежать либо к числу простых, либо к числу составных, следовательно, и бесконечное [тело] будет либо простым, либо составным. С другой стороны, ясно, что если простые [тела] конечны, то составное также необходимо должно быть конечным, поскольку то, что состоит из конечных по числу и по величине [частей], само конечно: оно равно сумме [составляющих его] частей. Остается, следовательно, выяснить, допустимо ли [логически], чтобы какое-нибудь из простых тел было бесконечным по величине, или же это невозможно. Исследовав предварительно, [так это или нет], в отношении первого из тел, рассмотрим затем и остальные.

Что тело, движущееся по кругу, по необходимости должно быть конечным во всем своем объеме — это ясно из следующего.

[1] Если тело, движущееся по кругу, бесконечно, то линии, [т. е. радиусы], проведенные из центра³¹, будут также бесконечны. А если они бесконечны, то и промежуток между ними бесконечен. Под промежутком между [двумя] линиями я понимаю [пространство], вне которого невозможно найти никакую протяженную величину; соприкасающуюся с обеими линиями. Этот промежуток, стало быть, должен быть бесконечным, во-первых, потому, что у конечных радиусов он всегда будет конечным, а во-вторых, потому, что [его] всегда можно взять больше данного, и, следовательно, то же самое рассуждение, на основании которого мы говорим, что число бесконечно («потому что наибольшего не существует»), имеет силу также и в отношении промежутка. Поэтому если бесконечное нельзя пройти из конца в конец, а в случае, если [круговращающееся тело] бесконечно, промежуток [между радиусами] по необходимости должен быть бесконечным, то оно не могло бы двигаться по кругу, а между тем мы воочию видим, что небо вращается по кругу, да и теоретически установили, что круговое движение принадлежит какому-то [телу].

[2] Кроме того, если от конечного времени отнять конечное, то оставшееся [время] также должно быть конечным и иметь начальную точку. А раз время пути имеет начальную точку, то имеется начальная точка и у движения [в течение этого времени], а значит, и у пройденного расстояния. Это одинаково верно и во всех остальных случаях. Итак, пусть [прямая] линия, обозначенная АГЕ, будет бесконечна в одном направлении Е, а [прямая], обозначенная ВВ, бесконечна в обоих направлениях [рис. 2]³². Если [прямая] АГЕ опишет круг вокруг центра Г, то некогда [прямая] АГЕ будет двигаться по кругу в качестве секущей [прямой] ВВ в течение конечного времени: ведь совокупное время, за которое Небо совершает кругооборот, конечно, а значит, [конечно] и то отнятое [от него] время, в течение которого двигалась секущая. Следовательно, будет некоторая начальная точка [времени], в которую [прямая] АГЕ впервые пересекла [прямую] ВВ. Но это невозможно. Следовательно, бесконечное не может вращаться по кругу, а тем самым и космос, если бы он был бесконечен.

[3] Что бесконечное не может двигаться, очевидно, кроме того, из следующего. Пусть А будет [прямая], движущаяся параллельно [прямой] В, — конечная параллельно конечной.

[Прямая] А по необходимости должна разойтись с [прямой] В в тот же самый момент, когда [прямая] В [разойдется] с [прямой] А, так как первая накладывается на вторую ровно в той мере, в какой вторая на первую. Поэтому если бы обе двигались в противоположных направлениях, то разошлись бы скорее, а если бы [одна] двигалась параллельно неподвижной, то медленнее (при условии, что перемещающееся параллельно [другому] движется с той же скоростью).

А между тем очевидно, что бесконечную [прямую] невозможно пройти из конца в конец в конечное время. Следовательно, для этого понадобится бесконечное время, как было доказано выше, в трактате о движении³³. При этом не имеет никакого значения, перемещается ли конечная [прямая] параллельно бесконечной, или бесконечная — параллельно конечной, так как когда первая проходит мимо второй, то вторая — мимо первой, равно движущаяся и неподвижная; разница только в том, что если движутся обе, то скорее разойдутся, хотя в некоторых случаях ничто не мешает тому, чтобы движущаяся [прямая] миновала неподвижную быстрее, чем движущуюся ей навстречу, — стоит только допустить, что обе [прямые], движущиеся в противоположных направлениях, перемещаются медленно, а [прямая], движущаяся параллельно неподвижной, намного быстрее, чем они.

Таким образом, то обстоятельство, что [прямая], параллельно которой [движется другая], неподвижна, ничуть не помеха [нашему] доказательству, поскольку, даже двигаясь параллельно движущейся [прямой] В, [прямая] А может миновать ее медленнее. А раз время, за которое движущаяся конечная [прямая] разъединяется [с неподвижной бесконечной], бесконечно, то и время, за которое [движущаяся] бесконечная проходит [неподвижную] конечную, также должно быть бесконечным. Следовательно, бесконечное не может двигаться вообще, ибо даже для движения на наименьшее расстояние ему понадобится бесконечное время. Но ведь небо-то вращается и совершает полный кругооборот в конечное время и, следовательно,

обойдет по кругу всякую [прямую], находящуюся внутри [него], скажем конечную АВ. Следовательно, круговращающееся тело не может быть бесконечным.

[4] Кроме того, как линия не может быть бесконечной в том измерении, в котором она граница [плоскости], а если и может, то только в длину, точно так же и плоскость не может [быть бесконечной] в том измерения, в котором она граница [тела]. Когда же ее ограничат, то [она не может быть бесконечной] ни в каком измерении; например, бесконечный квадрат, круг или шар невозможны точно так же, как и бесконечный отрезок длиной в один фут. Таким образом, если [а] ни шар, (ни квадрат), ни круг не могут быть бесконечными, а [б] без круга нет и движения по кругу, равно как и без бесконечного [круга] нет бесконечного [движения по кругу], то — раз круг не бесконечен — бесконечное тело не может двигаться кругообразно.

[5] Кроме того, если [даны] центр Г, бесконечная [прямая] АВ, перпендикулярная [ей] бесконечная [прямая] Е и движущаяся [бесконечная прямая] ГΔ, то последняя никогда не разъединится с [прямой] Е, но всегда будет находиться в положении [прямой] ГЕ, так как пересекает [прямую Е] в точке Z [рис. 3]³⁴. Следовательно, бесконечная [ГΔ] не опишет круга.

[6] Кроме того, если небо действительно бесконечно, но при этом движется по кругу, то оно окажется прошедшим в конечное время бесконечное [расстояние] . В самом деле, допустим, что одно бесконечное небо неподвижно, а другое, равное ему, движется в нем. Следовательно, если [второе небо] совершило кругооборот, будучи при этом бесконечным, то оно тем самым обошло равное самому себе бесконечное [небо] за конечное время. Но, согласно нашим предпосылкам, это невозможно.

Можно сказать и в обратном порядке: если время, за которое оно совершило оборот, конечно, то и пройденная им величина также должна быть конечной. Но оно прошло величину, равную самому себе. Следовательно, оно и само конечно.

Итак, что [тело], движущееся по кругу, не бесконечно и не безгранично, по имеет конец — показано.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Равным образом, ни [тело], движущееся к центру, ни [тело], движущееся от центра, не может быть бесконечным. В самом деле, движения вверх и вниз противоположны, а противоположные движения [направлены] в противоположные места. Между тем если одна из противоположностей ограничена, то и другая должна быть ограниченной. Центр ограничен, поскольку оседающее [тело] — откуда бы оно ни падало — [никогда] не может пройти дальше центра. Следовательно, раз центр ограничен, то и верхнее место по необходимости должно быть ограничено. А раз ограничены и конечны места, то и [находящиеся в них] тела должны быть конечны. Далее, если верх и низ ограничены, то и промежуток между ними должен быть ограничен. В самом деле, если он не ограничен, то движение было бы бесконечным, а что это невозможно — доказано выше. Следовательно, промежуток ограничен, а тем самым и тело, находящееся в нем или могущее оказаться. Между тем тела, движущиеся вверх и вниз, могут в нем оказаться, поскольку по своей природе одно из них движется от центра, а другое — к центру.

Из сказанного с очевидностью следует, что бесконечного тела существовать не может. Кроме того, есть еще одно доказательство, исходящее из того, что если тяжесть не может быть бесконечной, то — поскольку тяжесть бесконечного тела по необходимости должна быть также бесконечной — ни одно из этих тел не может быть бесконечным. (То же самое рассуждение будет иметь силу и в отношении легкости, ибо допущение бесконечной тяжести предполагает допущение бесконечной легкости, в случае если поднимающееся на поверхность [тело] будет бесконечным.) Доказывается это так.

Допустим, что [тяжесть бесконечного тела] конечна, и возьмем бесконечное тело, обозначенное АВ, с тяжестью, обозначенной Г. Отнимем от бесконечного [тела] конечную величину, обозначенную ВΔ, и обозначим ее тяжесть как Е. Е будет меньше, чем Г, так как, чем меньше [величина], тем меньше тяжесть. Допустим, что меньшая [тяжесть] содержится в большей какое угодно число раз и что ВΔ относится к BZ так же, как меньшая тяжесть к большей (ведь от бесконечного можно отнять сколь угодно большое количество). Значит, если объемы пропорциональны тяжестям и меньшая тяжесть соответствует меньшему объему, то и большая [тяжесть] должна соответствовать большему [объему]. Следовательно, тяжести конечного и бесконечного [тел] окажутся равны!

Кроме того, если у большего тела большая тяжесть, то тяжесть тела НВ будет больше, чем тяжесть тела ZB, и, следовательно, (тяжесть) конечного [тела] .(больше), чем бесконечного. К тому же окажется, что у неравных объемов одна и та же тяжесть, так как бесконечное не равно конечному.

При этом не имеет никакого значения, соизмеримы ли тяжести или несоизмеримы. Ибо даже если они несоизмеримы, прежнее рассуждение останется в сило. Скажем, если тяжесть (Е), меряя [тяжесть бесконечного тела], превосходит [ее] на третий раз: [совокупная] тяжесть трех величин ВΔ, взятых целиком три раза, будет больше, чем тяжесть, обозначенная Г, и, следовательно, мы придем к той же самой невозможности. Но с равным успехом можно взять и соизмеримые [тяжести] (а начинать ли с тяжести или с величины — не имеет никакого значения). Скажем, возьмем тяжесть, обозначенную Е, соизмеримую с тяжестью Г, и отнимем от бесконечного [тела величину], имеющую тяжесть, обозначенную Е, скажем ВΔ, а затем допустим, что ВΔ относится к другой величине, скажем BZ, так же, как тяжесть к тяжести: раз величина бесконечна, то от нее можно отнять какое угодно количество. Если принять эти условия, то и величины и тяжести будут соизмеримы между собой.

Однородна ли величина по тяжести или неоднородна — также не имеет никакого значения для [нашего] доказательства, поскольку всегда можно будет взять от бесконечного тела равнотяжелые [величины] ВА, отнимая или прибавляя какие угодно количества.

Таким образом, из сказанного ясно, что тяжесть бесконечного тела не может быть конечной. Значит, она бесконечна. Если же это невозможно, то и существование бесконечного тела невозможно. А что бесконечная тяжесть действительно существовать не может, очевидно из следующего. [А] Если такая-то тяжесть проходит такое-то расстояние за такое-то время, то такая-то плюс N — за меньшее и пропорция, в которой относятся между собой времена, будет обратной к той, в которой относятся между собой тяжести. Например, если половинная тяжесть — за такое-то [время], то целая — за его половину. [В] Кроме того, конечная тяжесть пройдет всякое конечное расстояние за некоторое конечное время. Из этих [постулатов] с необходимостью следует, что если существует бесконечная тяжесть, то, с одной стороны, она должна пройти расстояние, поскольку она равна такой-то конечной тяжести плюс N, а с другой стороны — не пройти, поскольку время движения должно быть обратно пропорционально превосходству [в тяжести]: чем больше тяжесть, тем меньше время. Однако между бесконечным и конечным не может быть никакой пропорции. Между меньшим временем и большим, но конечным— может, однако [по мере возрастания тяжести] время, за которое [она проходит расстояние], будет постоянно убывать, а наименьшего [времени] нет. Но даже если бы и было, это ничуть бы не помогло, ибо тем самым была бы постулирована некоторая конечная [тяжесть], превосходящая другую [конечную] в той же пропорции, что и бесконечная, вследствие чего бесконечная и конечная [тяжесть] проходили бы в равное время равное расстояние. Но это невозможно, а между тем если только бесконечная [тяжесть] передвигается за сколь угодно малое, но конечное время, то и другая, конечная тяжесть по необходимости должна проходить за то же самое время некоторое конечное расстояние. Следовательно, бесконечной тяжести, равно как и легкости, существовать не может. А значит — и тел, имеющих бесконечную тяжесть или легкость.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

То, что бесконечного тела не существует, ясно как для умозаключающих на основании частных случаев вышеизложенным образом, так и для рассматривающих вопрос в общем виде, и причем [во втором случае это ясно] не только в силу аргументов, изложенных нами в трактате о началах (где уже был решен в общем виде вопрос, в каком смысле бесконечное существует и е каком — не существует)³⁵, но также и благодаря другому способу [доказательства], который мы сейчас изложим. Вслед за тем надлежит рассмотреть вопрос: может ли вся телесная материя (soma) — хотя бы даже она и не была бесконечной — тем не менее быть столь велика, чтобы существовало несколько Небосводов^З6? Ибо не исключено, что кто-нибудь задаст нам такой вопрос: что мешает тому, чтобы по образу того космоса, в котором мы живем, существовали бы также и другие, числом большие одного, но не бесконечные? Но сначала скажем о бесконечном в общем виде.

Итак, всякое тело но необходимости должно быть либо бесконечным, либо конечным, и если оно бесконечно — то либо всецело неподобочастным, либо подобочастным, и если неподобочастным — то либо состоящим из конечного числа видов, либо из бесконечного. Что из бесконечного числа видов оно состоять не может — очевидно, если нам позволят, чтобы наши исходные предпосылки оставались в силе³⁷. Ибо коль скоро число первых движений конечно, то и число видов простых тел по необходимости должно быть конечным, поскольку у простого тела движение простое, а число простых движений конечно; между тем всякое естественное тело должно иметь движение. Если же допустить, что бесконечное [тело] состоит из конечного числа [видов], то тогда и каждая из его частей непременно должна быть бесконечной; я разумею, например, воду или огонь. Но это невозможно, ибо доказано³⁸, что ни бесконечной тяжести, ни бесконечной легкости не существует.

Кроме того, необходимо тогда, чтобы и занимаемые ими места также были бесконечны по величине, а значит, и движения всех [тел] были бы бесконечными. Но это невозможно, если мы признаем, что наши походные предпосылки верны и что ни движущееся вниз не может двигаться до бесконечности, ни — на том же самом основании — движущееся вверх. Ибо и в категории качества, и в категории количества, и в категории места невозможно становиться тем, чем нельзя стать. То есть если невозможно [актуально] стать белым, или длиной в один локоть, или [находящимся] в Египте, то нельзя и становиться чем-либо из этого. Следовательно, невозможно и двигаться туда, куда ничто не может прибыть, сколько бы оно ни двигалось.

Кроме того, даже если [элементы] рассеяны, сумма всех [частиц, например] огня, тем не менее могла бы быть бесконечной³⁹. Однако тело, по определению, есть то, что имеет протяжение во всех измерениях: как же тогда возможно существование множества неодинаковых тел, каждое из которых бесконечно? Ведь каждое из них должно быть бесконечным во всех измерениях!

С другой стороны, бесконечное [тело] не может быть и всецело подобочастным. Во-первых, никакого другого движения, кроме указанных, не существует. Следовательно, оно будет иметь одно из них. А если так, то получится, что существует бесконечная тяжесть или [бесконечная] легкость. Точно так же не может (быть бесконечным) и тело, движущееся по кругу, ибо бесконечное не может двигаться по кругу; обратное утверждение ничем не отличается от утверждения, что небо бесконечно, а это, как уже доказано, невозможно. Мало того, бесконечное не может двигаться вообще: оно должно двигаться либо по природе, либо насильственно, и если насильственно, то, значит, у него есть и движение по природе, а тем самым и другое, равное ему по величине место, в которое оно переместится, а это невозможно.

Что бесконечное вообще не может подвергнуться какому-нибудь воздействию со стороны конечного или произвести действие на конечное, очевидно из следующего. Пусть А будет бесконечное, В — конечное, Г — время, за которое оно произвело или претерпело какое-нибудь изменение. Допустим, что А было нагрето, или получило толчок, или подверглось еще какому-нибудь воздействию, или же претерпело изменение в каком бы то ни было отношении со стороны В за время Г. Пусть Δ будет меньше, чем В; примем, что меньшая [величина] в равное время изменяет меньшую, и обозначим [величину], претерпевшую изменение под действием Δ, как Е. Тогда, как Δ относится к В, так Е будет относиться к некоторой конечной [величине]. Примем, что равная [величина] в равное время изменяет равную, меньшая в равное время — меньшую, большая — большую и что [претерпевшие изменение величины] относятся между собой в такой же точно пропорции, в какой большая [изменяющая величина] относится к меньшей. Следовательно, бесконечное не будет подвергнуто изменению никаким конечным ни за какое время, ибо за то же самое время другое, меньшее [тело] будет подвергнуто изменению со стороны меньшего и то, что будет ему пропорционально, будет конечным, так как между бесконечным и конечным нет никакой пропорции.

Равным образом и бесконечное ни за какое время не подвергнет изменению конечное. Пусть А будет бесконечное, В — конечное, Г — время, за которое [происходит изменение]. Δ за время Г подвергнет изменению [тело] меньшее, чем В, скажем Z. Как все BZ относится к Z, так Е пусть относится к Δ. Следовательно, Е подвергнет изменению В за время Г. Следовательно, бесконечное и конечное произведут изменение в равное время. Но это невозможно, так как, согласно исходной посылке, большее [должно производить изменение] за меньшее [время]. Какое бы [конечное] время мы ни взяли, результат всегда будет тем же, и, следовательно, не будет такого времени, за которое [бесконечное тело] произведет изменение. А между тем за бесконечное [время] нельзя ни произвести изменение, ни подвергнуться ему, так как оно не имеет конца, а действие и претерпевание имеют.

Равным образом и бесконечное не может подвергнуться никакому действию со стороны бесконечного. Пусть А, равно как и В, будет бесконечное, а ГΔ — время, за которое В подверглось воздействию со стороны А. Раз все В претерпело изменение, часть бесконечного, обозначенная Е, не могла претерпеть того же изменения в равное время, так как мы должны исходить из предпосылки, что меньшее подвергается [равному] изменению за меньшее [время]. Допустим, что Е подверглось изменению со стороны А за время Δ. Как Δ относится к Г, так Е — к некоторой конечной части [бесконечного] В. Стало быть, эта часть должна подвергнуться изменению со стороны А за время ГΔ, так как мы должны исходить из предпосылки, что большее и меньшее [количества] подвергаются воздействию одного и того же за большее и меньшее время при условии, что они разделены пропорционально времени. Следовательно, бесконечное не может подвергнуться изменению под действием конечного ни за какое конечное время. А значит — [только] за бесконечное. Однако бесконечное время не имеет окончания, а то, что уже претерпело изменение, имеет.

Таким образом, если всякое чувственно-воспринимаемое тело обладает либо способностью действовать, либо способностью подвергаться действию, либо обеими, то бесконечное тело не может быть чувственно-воспринимаемым. А между тем все тела, находящиеся в пространстве, чувственно-воспринимаемы. Следовательно, вне неба не существует никакого бесконечного тела. В то же время [там не существует и тела, протяженного] до определенной границы. Следовательно, вне неба не существует вообще никакого тела. Ибо если [там есть] умопостигаемое [тело], то оно будет находиться в [определенном] месте, поскольку «вне» и «внутри» означают место. Тем самым оно будет чувственно-воспринимаемым. (Ничто не может быть чувственно-воспринимаемым иначе как в [определенном] месте.)

Более диалектично⁴⁰ можно аргументировать и так. Бесконечное подобочастное [тело] не может двигаться по кругу, так как у бесконечного нет центра, а то, что [движется] по кругу, движется вокруг центра. С другой стороны, бесконечное не может перемещаться и по прямой, так как [для этого] понадобится другое, равное [ему] по величине бесконечное место, в которое оно переместится по природе, и еще одно равное по величине — в которое вопреки природе.

Кроме того, обладает ли оно прямолинейным движением по природе или движется насильственно — в обоих случаях движущая сила должна будет быть бесконечной, поскольку бесконечная [сила] принадлежит бесконечному [телу] и сила бесконечного [тела] бесконечна, и, следовательно, движущее также будет бесконечным (доказательство того, что ничто конечное не обладает бесконечной силой, равно как и ничто бесконечное — конечной, можно найти в трактате о движении⁴¹). Следовательно, если все, что [движется] согласно природе, может быть движимо и против природы, то бесконечных будет два: движущее указанным [противоестественным] образом и движимое.

Кроме того, что есть двигатель бесконечного? Если [оно движет] само себя, то должно быть живым. Но как возможно существование бесконечного животного? Если же двигатель — (что-то) другое, то бесконечных будет два: двигатель в движимое, — различных по характеру и по способности.

Если же Вселенная не непрерывна, но, как говорят Демокрит и Левкипп, представляет собой [атомы], разграниченные пустотой, то у всех [у них] должно быть одно движение, так как [атомы] различаются фигурами, а природа, как они утверждают, у них одна—как если бы каждый [атом] был отдельной [частицей] золота. У этих [тел], как мы сказали, должно быть одно и то же движение, потому что, куда движется один комок, туда и вся земля, равно как и весь огонь, и [одна] искра [движутся] в одно и то же место. Следовательно, если все тела обладают тяжестью, то ни одно из них не будет абсолютно легким, а если легкостью — то тяжелым. Кроме того, если они имеют тяжесть или легкость, то у Вселенной будет либо край, либо центр, но, раз уж она бесконечна, это невозможно.

И вообще: где нет ни центра, ни края, ни верха, ни низа, там у тел не может быть и никакого [определенного] места, [куда направлены] перемещения. Если же его нет, то не может быть и движения, тан как [тела] по необходимости должны двигаться либо согласно природе, либо против природы, а эти [понятия] определены местами: своими и чужими [соответственно] .

Кроме того, если место, в котором нечто покоится или движется против природы, по необходимости должно быть природосообразным для чего-то другого (что удостоверяется индукцией), то необходимо, чтобы не все тела имели либо тяжесть, либо легкость, но одни имели бы, а другие нет.

Итак, что тело Вселенной не бесконечно, ясно из вышеизложенного.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Скажем теперь, почему не может быть и нескольких Небосводов. Этот вопрос, как мы сказали, надлежит рассмотреть на случай, если кто-нибудь считает, что мы еще не доказали для всех тел вообще невозможность нахождения какого-либо из них вне этого космоса и что приведенное выше доказательство имеет силу только в отношении тел с неопределенным положением⁴².

Все тела и покоятся и движутся как естественно, так и насильственно. Естественно они движутся в то место, в котором и покоятся ненасильственно, а покоятся [естественно] в том, в которое и движутся [естественно]. Насильственно они движутся в то место, в котором и [покоятся] насильственно, а покоятся насильственно в том, в которое и движутся насильственно. Кроме того, если данное движение насильственно, то противоположное [ему] — естественно. Так, если к здешнему, т. е. этого космоса, центру земля будет двигаться оттуда, т. е. из другого космоса насильственно, то отсюда туда она будет двигаться естественно, а если [прибывшая] оттуда земля покоится здесь не насильственно, то и двигаться сюда будет естественно, ибо естественное движение [у каждого тела] одно.

Кроме того, все космосы необходимо должны состоять из тех же самых тел, [что и наш,] коль скоро они одинаковы [с ним] по [своей] сути (physis). Равным образом и каждое из тел — я разумею огонь, землю и промежуточные между ними тела — должно иметь то же самое значение (dynamis), ибо если это [всего лишь] омонимы и тамошние [«огонь» и т. д.} сказываются не в том же значении (Idea), что и наши, то в таком случае и целое, [которое они составляют], будет называться космосом [лишь] по омонимии. Ясно, таким образом, что одному из них [также] по природе свойственно двигаться от центра, а другому — к центру, коль скоро весь огонь [другого космоса] так же одинаков по виду с огнем [этого] (и каждый из остальных [элементов — с соответствующим ему]), как части огня в этом [космосе — между собой].

Необходимость этого с очевидностью вытекает из постулатов о движениях [элементов]. В самом деле, число движений конечно и каждый элемент определяется одним движением. Таким образом, коль скоро движения тождественны, то и элементы везде должны быть одни и те же. Следовательно, частям земли другого космоса от природы свойственно двигаться также и к этому центру, а тамошнему огню — также и к здешней периферии. Но это невозможно, ибо в таком случае земля в своем космосе должна двигаться вверх, а огонь — к центру, равно как и здешняя земля должна естественно двигаться от центра в своем движении к тамошнему центру вследствие такого расположения «осмосов относительно друг друга. Одно из двух: либо надо отказаться от постулата, что природа простых тел в нескольких небосводах одна и та же, либо — если уж мы это утверждаем — необходимо принять один центр и [одну] периферию, а если это так, то космосов не может быть больше одного.

А утверждать, что природа простых тел изменится, если они будут удалены на большее или меньшее расстояние от своих мест, абсурдно. Какая разница — скажем ли мы, что они удалены на такое-то расстояние или вот на такое? Разница будет чисто количественной и пропорциональной увеличению расстояния, а вид останется тем же.

Между тем у них по необходимости должно быть какое-нибудь движение, ибо то, что они движутся, очевидно. Скажем ли мы тогда, что они все движения осуществляют насильственно — даже противоположные? Но то, чему от природы совершенно несвойственно двигаться, не может двигаться насильственно. Следовательно, если у них есть какое-нибудь естественное движение, то необходимо, чтобы одинаковые по виду единичные [тела] осуществляли свое движение в одно по числу место, например к данному центру и к данной конкретной периферии. Если же [допустить, что] в одно — по виду, а по числу — во множество, на том основании, что и единичные [тела] также множественны, а по виду не различаются между собой, то это не может быть верным для одной из частей и неверным для другой, но должно быть одинаково верным для всех, так как все [части простых тел] одинаково не различаются между собой по виду, а по порядковому номеру любая отлична от любой другой. Я хочу сказать следующее: если здешние части [простого тела] одинаковы между собой и с частями [того же тела] в другом космосе, то взятая отсюда часть ничуть не с меньшим основанием может быть отнесена к частям [того же тела] в каком-нибудь другом космосе, чем к частям в том же [космосе], но с точно таким же, так как по виду они совершенно не различаются между собой. Поэтому необходимо либо опровергнуть эти постулаты, либо признать, что центр (равно как и периферия) один. А если это так, то в силу тех же доводов и неопровержимых доказательств необходимо, чтобы и небо было только одно, а не несколько.

А что существует вполне определенное место, куда земля и огонь движутся по природе, ясно также из другого. Все движущееся всегда изменяется от чего-то к чему-то, и эти «от чего» и «к чему» различаются по виду. При этом всякое изменение конечно; например, выздоравливающее [изменяется] от болезни к здоровью, а растущее — от малости к величине. Следовательно, движущееся в пространстве также [изменяется от чего-то к чему-то], ибо оно перемещается откуда-то куда-то. Следовательно, «то, от чего» и «то, к чему» оно естественно движется, должны различаться по виду, подобно тому как выздоравливающее [движется] не куда попало и не куда хочет движущий⁴³. Следовательно, огонь и земля также движутся не в бесконечность, а в противоположные места. По в категории места противоположны верх и низ, и, следовательно, они должны быть границами пространственного движения. А так как в круговом движении некоторым образом также имеются противоположности в виде диаметрально противоположных точек (взятому в целом, ему, однако, ничто не противоположно!), то и движение этих существ⁴⁴ также в известном смысле [направлено] в противоположные и ограниченные места. Следовательно, движение в пространстве должно по необходимости иметь предел и не продолжаться в бесконечность.

Доказательством того, что пространственное движение не продолжается в бесконечность, служит также тот факт, что земля движется тем быстрее, чем она ближе к центру, а огонь — тем быстрее, чем ближе он К верху. Если бы они двигались в бесконечность, то бесконечной была бы и скорость, а если скорость, то и тяжесть и легкость. В самом деле, как скорость, достигнутая одним телом благодаря более низкому положению, могла бы быть достигнута другим благодаря тяжести, так, в случае если возрастание тяжести было бы бесконечным, возрастание скорости также было бы бесконечно.

Точно так же неверно утверждение, что один из элементов движется вверх, а другой — вниз под действием другого [тела], равно как и то, что [они движутся] под действием силы, или, как выражаются некоторые, «выдавливания»⁴⁵. Будь это так, большее количество огня медленнее двигалось бы вверх, а большее количество земли — вниз. На самом же деле наоборот: чем больше количество огня и чем больше количество земли, тем быстрее они движутся в свое собственное место. Кроме того, движение не ускорялось бы под конец, если бы они двигались под действием силы и выдавливания, так как все [тела] по мере удаления от того, что сообщило [им] насильственный толчок, движутся медленнее и откуда движутся насильственно, туда — не насильственно. На основании вышеизложенного можно получить исчерпывающее доказательство верности выдвигаемых положений.

Кроме того, они могут быть доказаны и посредством аргументов, взятых из первой философии, а также на основании кругового движения, которое равным образом должно быть вечным и здесь и в других космо-сах⁴⁶.

То, что Небо необходимо должно быть одно, может с ясностью показать также и следующее рассмотрение. Поскольку телесных элементов три, то и мест элементов также должно быть три: одно — оседающего тела, центральное; другое — круговращающегося тела, крайнее, и третье, в промежутке между ними, — среднего тела. Ибо именно в нем должно помещаться поднимающееся на поверхность тело. И действительно, если оно не в нем, то —- вне, а вне [оно находиться] не может, так как одно лишено тяжести, другое имеет тяжесть, а место имеющего тяжесть тела ниже [места лишенного тяжести], коль скоро место в центре принадлежит тяжелому. В то же время [оно находится в промежуточном месте] не противоестественно, ибо в противном случае [это место] будет естественным для какого-то другого тела, а другого, согласно исходным посылкам, нет. Следовательно, оно по необходимости должно находиться в промежуточном месте. А какие различия присущи ему самому — об этом мы скажем впоследствии⁴⁷.

Итак, каковы телесные элементы и сколько их, каково место каждого из них, а также сколько всего мест по числу — нам ясно из сказанного.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Докажем теперь, что Небо не только одно, но и что нескольких не могло бы быть, а кроме того — что оно вечно, ибо неуничтожимо и не возникло.

Но прежде разберем относящиеся сюда трудности, поскольку некоторые соображения могут привести к мысли, что оно не может быть одним-единственным.

Вот они. Во всем, что существует от природы или создано искусством, форма сама по себе не то же самое, что форма в соединении с материей. Например, вид (eidos) шара не то же самое, что золотой или медный шар, а форма круга опять же не то же самое, что медный или деревянный круг. Давая определение понятию шара или круга, мы не включим в определение золото или медь, как не относящиеся к сущности (а [определяя] медный или золотой шар — включим), не включим даже в том случае, если не сможем ни мысленно представить себе, ни найти ничего, кроме [одной] единичной вещи. Иногда такая ситуация вполне может случиться, например если бы мы нашли один-единственный круг, и тем не менее понятия «круга» и «этого круга» будут все так же различны: первое будет видом, а второе — видом в материи, т. е. единичной вещью.

Небо чувственно-воспринимаемо, следовательно, оно принадлежит к разряду единичных вещей, так как все чувственно-воспринимаемое, как мы знаем, материально. А если оно принадлежит к разряду единичных вещей, то понятия «этого неба» и «просто неба» будут различны. Следовательно, это небо не то же самое, что просто небо, и одно [должно быть отнесено] в разряд вида и формы, а другое — в разряд того, что соединено с материей. Между тем все единичные вещи, которым присуща некоторая форма или вид, либо существуют, либо могут существовать во множестве. Это правило по необходимости должно быть одинаково верным как в том случае, если виды реальны⁴⁸, так и в случае, если ничто подобное не существует в отдельности, поскольку на примере всех вещей, сущность которых имманентна материи, мы видим, что особи одного вида множественны и даже бесконечны по числу. Поэтому либо существует, либо может существовать множество Небосводов.

Таковы соображения, на основании которых можно прийти к мысли, что множество Небосводов и существует, и может существовать. А теперь вернемся к сказанному и посмотрим, что в нем правильно и что неправильно.

То, что определения формы без материи и формы, соединенной с материей, различны, — это сказано правильно. Пусть это верно, и тем не менее нет никакой необходимости, чтобы вследствие этого существовало или могло существовать множество космосов, если только этот космос состоит (а он состоит) из всей материи.

Смысл моих слов, вероятно, прояснит следующий пример. Если горбоносость — это выгнутость, присущая носу или плоти, и плоть — материя горбоносости, то в случае, если бы из всех плотей возникла одна плоть и ей была бы присуща горбоносость, ничто другое не было бы и не могло бы быть горбоносым. Точно так же если материя человека — плоть и кости и если из всей плоти и всех костей возник бы человек, не могущий более разложиться, то другого человека быть бы не могло. Точно так же и в остальных случаях, откуда можно вывести общее правило: ни одна из вещей, сущность которых имманентна некоторой материи-субстрату, никогда не может возникнуть без наличия некоторого количества материи.

То, что Небо принадлежит к разряду единичных и материальных вещей, — это верно. Однако если оно состоит не из части, а из всей материи, то, хотя понятия «неба как такового» и «этого неба» и различны, тем не менее другого Неба нет и сама возможность возникновения множества исключена, потому что это Небо уже включает в себя всю материю сполна. Остается, следовательно, доказать сам факт того, что оно состоит из всего естественного и чувственного тела.

Но сначала скажем, что мы называем небом и в скольких значениях употребляем [это слово], дабы предмет нашего исследования стал для нас яснее⁴⁹, [а] В одном смысле мы называем небом субстанцию крайней сферы Вселенной или естественное тело, находящееся в крайней сфере Вселенной, ибо мы имеем обыкновение называть небом прежде всего крайний предел и верх [Вселенной], где, как мы полагаем, помещаются все божественные существа, [б] В другом смысле — тело, которое непосредственно примыкает к крайней сфере Вселенной и в котором помещаются Луна, Солнце и некоторые из звезд⁵⁰, ибо о них мы также говорим, что они. «на небе», [в] А еще в одном смысле мы называем Небом [все] тело, объемлемое крайней сферой, ибо мы имеем обыкновение называть Небом [мировое] Целое и Вселенную.

Так вот, Небо в последнем из трех значений, которые оно имеет, — в смысле [мирового] Целого, объемлемого крайней сферой, — по необходимости должно состоять из всего естественного и чувственного тела, так как вне Неба нет и не может оказаться никакого тела.

В самом деле, если за пределами крайней сферы существует естественное тело, то оно по необходимости должно принадлежать либо к числу простых тел, либо к числу составных и находиться там либо естественно, либо противоестественно. Ни одно простое тело там находиться не может. Относительно круговращающегося [тела] уже доказано, что оно не может сменить свое собственное место. С другой стороны, [тело], движущееся от центра, и [тело], оседающее на дно, также не могут [там находиться]: естественно они находиться там не могут, поскольку свойственные им места — другие; а если они находятся там противоестественно, то внешнее место будет естественным для какого-то другого тела, поскольку место, противоестественное для одного тела, должно быть естественным для другого. Но, согласно исходным посылкам, никакого другого тела, кроме этих, не существует. Следовательно, ни одно простое тело не может находиться вне Неба. А если ни одно простое — то и ни одно смешанное, ибо если [там] находится смешанное, то по необходимости присутствуют и простые.

Точно так же [никакое тело] не может и оказаться [за пределами Неба]: оно будет находиться [там] либо естественно, либо противоестественно и [при этом будет] либо простым, либо смешанным, так что придется снова повторить то же самое рассуждение, поскольку совершенно безразлично, какой вопрос исследовать: «находится ли оно там?» или «может ли оно там оказаться?»

Итак, из сказанного ясно, что вне [Неба] нет и не может оказаться никакого объемного тела. Следовательно, взятый в целом космос состоит из всей свойственной ему материи, ибо его материю мы определили как естественное и чувственное тело. А потому множества Небосводов нет ныне, не было и не может возникнуть [в будущем], но это Небо одно, единственно и в полноте своей совершенно.

Одновременно ясно, что вне Неба равным образом нет ни места, ни пустоты, ни времени. Ибо [а] во вся-

ком месте может находиться тело; [б] «пустотой» называют то, в чем тело не находится, но может оказаться; [в] время есть счет движения, а движение без естественного тела невозможно. Между тем доказано, что вне Неба нет и не может оказаться тела. Следовательно, очевидно, что вые [Неба] нет ни места, ни пустоты, ни времени.

По каковой причине вещи, которые там [находятся], существуют не в пространстве, равно как и время их не старит, и ни одна из [вещей], расположенных над самой внешней орбитой, не знает никаких изменений, но, неизменные и не подверженные воздействиям, они проводят целый век (aio'n) в обладании самой счастливой и предельно самодовлеющей жизнью. (Воистину, древние изрекли это имя по божественному наитию. Ибо срок, объемлющий время жизни каждого отдельного [существа, срок], вне которого [нельзя найти] ни одну из его естественных [частей], они назвали «веком» каждого. По аналогии с этим и полный срок [существования] всего Неба, и срок, объемлющий целокупное время и бесконечность, есть «Век» (aion), получивший наименование вследствие того, что он «Всегда Есть» (aei on) — бессмертный и божественный.) От них — в одних случаях более тесно, в других слабо — зависит существование и жизнь и остальных [существ] .

В [наших] общедоступных философских исследованиях о божественном⁵¹ также многократно показывается посредством доказательств, что первое и высшее божество должно быть всецело неизменным, что служит подтверждением сказанному. А именно, это обосновывается [там] тем, что, во-первых, нет ничего более сильного, что могло бы привести его в движение или изменить (kinesei) (в противном случае оно превосходило бы его по божественности), во-вторых — тем, что у него нет никакого недостатка, и, в-третьих — тем, что оно не лишено ни одного из надлежащих ему совершенств. И то, что оно движется непрекращающимся движением, также имеет разумное основание; ибо все [тела] прекращают двигаться только тогда, когда прибудут в свое собственное место, а у круговращающегося тела исходное и конечное место движения тождественны.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Выяснив этот вопрос, рассмотрим следующий: возникло ли [Небо] или не возникло и уничтожимо или неуничтожимо? Но прежде разберем воззрения других [философов], поскольку доказательство одного из противоположных [тезисов] составляет апорию для другого. В то же время суждение, которое мы выскажем сами, будет иметь больше доказательной силы, если прежде будут выслушаны доводы выступающих в качестве спорящих сторон тезисов. Во-первых, потому, что мы отведем от себя тем самым подозрение в тол, что выносим приговор заочно, а во-вторых, потому, что адекватного установления истины надо ожидать от посредника, а не от одной из тяжущихся сторон.

Все утверждают, что оно возникло, но при этом одни — что оно возникло вечным⁵², другие — уничтожимым, как и любая другая конкретная вещь (synista-mena)⁵³, а третьи — что оно попеременно находится то в одном, то в другом состоянии, [периодически] уничтожаясь, и что это продолжается вечно, как утверждают Эмпедокл из Акраганта и Гераклит из Эфеса.

Утверждать, что оно возникло и тем не менее вечно, — значит утверждать нечто невозможное. С достаточным основанием можно утверждать только то, что мы наблюдаем в действительности во многих или во всех случаях, а в данном случае происходит нечто противоположное: наблюдение показывает, что все, что возникает, равным образом уничтожается.

Кроме того, если нечто не имеет начала своего настоящего состояния и прежде не могло находиться в другом состоянии в течение целой вечности, то оно не может и изменяться. В противном случае будет иметься некоторая причина [изменения], а если она существовала прежде [изменения], то, [по определению], не могущее находиться в другом состоянии могло бы находиться в другом состоянии.

Допустим, что космос образовался из [элементов], которые прежде находились в другом состоянии. Если они всегда находились в этом последнем состоянии и в другом состоянии находиться не могли, то [космос] не возник бы. Но раз он возник, то необходимо, разумеется, чтобы они-таки могли находиться в другом состоянии и не всегда находились в одном и том же, откуда следует, что и после [нынешнего] состояния соединения они разъединятся, и в прошлом соединились после состояния разъединения, и что так уже либо было, либо могло быть бесконечное число раз. А если так, то [космос] не может быть неуничтожимым ни в случае, если он некогда находился в другом состоянии, ни в случае, если он может находиться в другом состоянии [в будущем].

Уловка, с помощью которой некоторые из утверждающих, что [космос] возник, но неуничтожим, пытаются спасти свое положение, не достигает цели. Они заявляют, что говорят о возникновении [космоса] на манер тех, кто чертит геометрические фигуры, — не в том смысле, что он когда-то возник, а в дидактических целях, поскольку, мол, увидев [космос], словно геометрическую фигуру, в процессе возникновения, [его] можно лучше понять⁵⁴. Но это, повторяем, не одно и то же. Ибо если при построении геометрических фигур допустить, что все [стадии] существуют одновременно, то получается то же самое, а если [допустить то же] в доказательствах этих [философов] — то не то же самое, а нечто [логически] невозможное, так как допускаемое [ими] на более ранней и на более поздней стадии находится в противоречии. Из неупорядоченного, утверждают они, возникло упорядоченное⁵⁵, но быть одновременно неупорядоченным и упорядоченным невозможно: необходимо возникновение и время, разделяющие [эти два состояния], тогда как в геометрических фигурах ничто не отделено временем. Итак, что [космос] не может быть одновременно вечным и возникшим, очевидно.

Учение, согласно которому [космос] попеременно составляется [из элементов] и разлагается [на них]⁵⁶, ничем не отличается от утверждения, что он вечен, но [попеременно] меняет свою форму, как если бы кто-нибудь считал, что, превращаясь из ребенка во взрослого мужа и из взрослого мужа [снова] в ребенка, [человек] то погибает, то существует. Ведь ясно же, что и при взаимном соединении элементов также возникает не случайный порядок и сочетание, но [всегда] один и тот же, и прежде всего согласно [самим же] авторам этого учения, поскольку причину каждого из двух [поочередных] состояний [космоса] они видят в одной из противоположностей. Поэтому если вся телесная материя (soma), будучи непрерывной, попеременно меняет свои состояния и упорядочивается то гак, то иначе, а совокупное сочетание Целого остается «космосом» и «Небом», то отсюда следует, что возникает и уничтожается не космос, а его состояния.

В случае если космос один, возможность того, что, возникнув однажды, он уничтожится совершенно и никогда больше не вернется назад, исключена. Ибо до того, как он возник, вечно существовало предшествующее ему образование, которое, как мы утверждаем, не могло бы изменяться, если бы [само в свою очередь] не было возникшим. Если же космосов бесконечно много, то это возможно скорее.

Но только действительно ли это возможно или невозможно — выяснится из последующего изложения. А между тем имеются некоторые, по мнению которых и нечто невозникшее может уничтожиться, и нечто возникшее — оставаться неуничтожимым (как [это утверждается] в «Тимее», где [Платон] говорит, что Небо возникло и тем не менее впредь будет существовать вечно). Этих [философов] мы опровергли пока только с естественнонаучной точки зрения — в том, что касается [собственно] Неба. Когда же мы рассмотрим [вопрос о возникновении и уничтожении] в общем виде — применительно к любому предмету, тогда [абсурдность их утверждений] будет ясна и в этой связи.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Но сначала необходимо различить, в каком смысле мы говорим о «невозникшем», «возникшем», «уничтожимом» и «неуничтожимом», ибо [эти термины] имеют много значений и потому (даже если это совершенно безразлично для доказательства) мысль должна неизбежно пребывать в неопределенности, если [термин], в котором можно различить много значений, употребляют как однозначный, поскольку неясно, какому из его значений соответствует сказанное.

[Термин] «невозникшее» (ageneton) употребляется [1] в одном значении, если нечто, чего раньше не было, теперь есть, но не в результате возникновения или изменения; в таком смысле некоторые толкуют соприкосновение и движение: нельзя, утверждают они, возникнуть путем соприкосновения или движения. [2] В другом — если нечто может произойти или возникнуть, но его нет: оно также невозникшее [или непроисшедшее] в том смысле, что [еще не возникло, но] может возникнуть. [3] В третьем — если возникновение чего-то в смысле перехода от небытия к бытию абсолютно невозможно. («Невозможность» (to adynaton) в свою очередь употребляется в двух значениях, указывая [а] либо на то, что было бы неверным сказать, что оно может возникнуть; [б] либо на то, что оно не может или не способно возникнуть легко, быстро или надлежащим образом.)

Сходным образом и [термин] «возникшее» [или «способное возникнуть»] (geneton) употребляется: [1] в одном значении — если то, чего не было раньше, впоследствии есть и, будь то в процессе возникновения, будь то без возникновения, перешло от небытия к бытию; [2] в другом — если нечто может возникнуть, определена ли при этом возможность как истинность или как легкость [возникновения]; [3] в третьем — если чему-то присуще возникновение из небытия в бытие независимо от того, было ли оно уже (но только было в результате [предшествующего] возникновения), или же его еще не было и оно только могло быть.

[Значения терминов] «уничтожимое» и «неуничтожимое» [подразделяются] точно так же. [1] Если чего-то, что было раньше, впоследствии нет или может не быть, то мы называем его уничтожимым независимо от того, подвергается ли оно в какой-то момент уничтожению и изменению или нет. [2] Но в некоторых случаях мы называем уничтожимым и то, что может не быть в результате уничтожения; [3] а кроме того, еще в одном смысле — то, что легко поддается уничтожению, так сказать «хрупкое».

О «неуничтожимом» (aphtharton)⁵⁷ можно сказать то же самое [Оно означает:] [1] либо то, что без уничтожения переходит от бытия к небытию, например соприкосновения, которые раньше были, а впоследствии их нет, без того чтобы они подвергались уничтожению; [2] либо то, что есть, но способно не быть, или, по-другому, то, чего некогда не будет, а сейчас есть. Сейчас ты есть и соприкосновение тоже есть, однако [и то и другое] уничтожимо, так как будет некогда момент,, когда сказать о тебе, что ты есть, или об этих [предметах], что они соприкасаются, будет неверным; [3] но в самом прямом и собственном значении — то, что есть и не может уничтожиться таким образом, что сейчас оно есть, а впоследствии его нет или может не быть; [4] либо то, что еще не уничтожено, но может не быть впоследствии; [5] кроме того, неуничтожимым называют то, что не легко поддается уничтожению.

При таком положении дел необходимо рассмотреть, что мы понимаем под способностью (to dynaton) и неспособностью (to adynaton), поскольку неуничтожимое в его самом прямом значении определяется как неспособное уничтожиться и перейти от бытия к небытию, а невозникшее — как то, что не может и не способно возникнуть таким образом, чтобы прежде не быть, а впоследствии быть (пример — диагональ, соизмеримая [со стороной]).

Так вот, если нечто способно пройти расстояние или поднять тяжесть, то мы всегда судим об этом по максимуму и говорим, например, что [оно способно] поднять [самое большее] сто талантов или пройти сто стадиев (хотя оно способно и на содержащиеся в максимуме части [работы], коль скоро способно на весь), считая, таким образом, что способность должна определяться по пределу и по максимуму. Отсюда с необходимостью вытекает, что способное максимально на такое-то количество [работы] способно и на содержащиеся [в нем части работы], как-то: если способно поднять сто талантов, то [поднимет] и два и если [способно] пройти сто стадиев, то сможет пройти и два (хотя [его] способность — это максимальная способность). И точно так же неспособное на такое-то количество [работы] (если говорить о его максимальной способности) не способно и на большие количества, как-то: неспособный пройти тысячу стадиев, разумеется, [не способен пройти] и тысячу один.

И пусть нас ничто не беспокоит: способность в собственном смысле да будет определена по максимальному пределу! Правда, быть может, нам возразят, что сказанное не вытекает с необходимостью; поскольку если кто-нибудь видит [величину в] стадий, то отсюда не следует, что он увидит и содержащиеся в нем величины, а скорее наоборот: кто способен [ощутить малое] — увидеть точку или услышать слабый звук, тот воспримет и большее. Но для доказательства это не имеет никакого значения: максимум должен быть определен

либо применительно к способности, либо применительно к предмету. Смысл наших слов ясен: зрительная способность возрастает с уменьшением [предмета], скорость — с [его] увеличением.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Установив это, изложим следующее. Если некоторые [вещи] способны и быть и не быть, то должно быть задано некоторое максимальное время [их] бытия и небытия (я разумею время, в течение которого вещь способна быть, и время, в течение которого она способна не быть в какой бы то ни было категории, например быть человеком, или быть белым, или быть длиной в три локтя, или же быть чем бы то ни было еще из того же ряда). Ибо если допустить, что оно не определено по количеству, но всегда больше любого наперед заданного и никогда не меньше другого, то [одна и та же вещь] будет способна в течение бесконечного времени быть и в течение другого бесконечного времени не быть, а это невозможно.

За отправной пункт [доказательства] возьмем следующее положение: «невозможное» и «ложь» означают не одно и то же. Оговоримся, что есть «невозможное» и «возможное», «ложное» и «истинное» условно (например, невозможно, чтобы треугольник имел два прямых угла при таких-то условиях или чтобы диагональ была соизмерима [со стороной]), а есть «возможное» и «невозможное», «ложное» и «истинное» абсолютно. Так вот, быть абсолютно ложным и быть абсолютно невозможным — не одно и то же. Сказать, что ты стоишь, когда ты не стоишь, есть ложь, но не нечто невозможное. Равно как если о том, кто играет на кифаре, но не поет, сказать, что он поет, то это будет ложь, но не нечто невозможное. Но сказать, что одновременно и стоишь и сидишь или что диагональ соизмерима [со стороной], не только ложь, но и нечто невозможное. Таким образом, принять за исходную посылку ложь и [принять за исходную посылку] невозможное — не одно и то же: из невозможной предпосылки следует невозможное заключение.

Способность сидеть и [способность] стоять [человек] имеет одновременно — в том смысле, что, когда он обладает первой, он обладает и второй, а не так, чтобы одновременно и сидеть и стоять; [осуществлять эти способности он может] только в разное время. Однако если нечто имеет несколько способностей в течение бесконечного времени, то [их] невозможно [осуществить] в разное время, а только одновременно.

Так, если нечто, что есть в течение бесконечного времени, уничтожимо, то оно обладает способностью не быть. Стало быть, если время [обладания способностью] бесконечно, мы можем считать, что она [уже] осуществилась. Следовательно, нечто будет одновременно и быть и не быть в действительности. Таким образом, ложь в заключении получится потому, что ложь была допущена в исходной посылке. Но если бы последняя не была невозможной, заключение не было бы к тому же еще и невозможным. Следовательно, все, что всегда есть, абсолютно неуничтожимо.

Равным образом оно является невозникшим. И действительно, если оно возникшее, то должно быть способно в течение некоторого времени не быть (ибо как «уничтожимое» означает то, что прежде было, а теперь не есть или может не быть в какой-то момент впоследствии, так «возникшее» — то, что могло не быть прежде), но нет такого времени, в течение которого то, что всегда есть, способно не быть, — ни бесконечного, ни конечного, так как поскольку оно способно быть в течение бесконечного времени, то способно и в течение [любого] конечного. Следовательно, невозможно, чтобы одно и то же было способно всегда быть и всегда не быть. С другой стороны, отрицание, т. е. «не всегда быть» — также невозможно. Следовательно, невозможно и то, чтобы нечто, что всегда есть, было уничтожимым. Равным образом оно не может быть и возникшим, ибо если из двух терминов второй не может быть присущим без первого, а первый не может быть присущим, то не может [быть присущим] и второй, откуда следует, что если то, что всегда есть, не может иногда не быть, то оно не может быть и возникшим.

Но поскольку отрицание «того, что всегда способно быть» есть «то, что не всегда способно быть», а «то, что всегда способно не быть» есть [его] противоположность, отрицание которой — «то, что не всегда способно не быть», то необходимо, чтобы отрицания обоих [терминов] были присущи одному и тому же [субъекту] и чтобы [тем самым] имелось нечто среднее между

«тем, что всегда есть» и «тем, что всегда не есть», а именно «то, что способно и быть и не быть», ибо отрицание каждого из двух [терминов] будет присуще ему иногда, коль скоро не всегда. Поэтому, если «то, что не всегда не есть» будет иногда быть и [иногда] не быть, то, разумеется, это верно и для «того, что не всегда способно быть», но иногда есть и, следовательно, [иногда] не есть. Следовательно, одно и то же будет способно и быть и не быть, т. е. будет средним между тем и другим.

Доказательство в общем виде таково. Допустим, что [атрибуты] А и В не могут быть присущи ни одному ([субъекту] вместе, но либо А, либо Г и либо В, либо Δ [присущи] любому. Необходимо, стало быть, чтобы любому [субъекту], которому не присущи ни А, ни В, были присущи Г и Δ. Е пусть будет средним между А и В, поскольку то, что не есть ни одна из противоположностей, есть среднее менаду ними. Тогда ему по необходимости должны быть присущи оба [атрибута] — Г и Δ. В самом деле, любому [субъекту присущи] либо А, либо Г, следовательно, и [субъекту] Е. Поскольку же А [присуще быть] не может, то будет присуще Г. То же самое рассуждение справедливо и для Δ.

Таким образом, ни «то, что всегда есть» не является возникшим или уничтожимым, ни «то, что всегда не есть». Ясно также, что все, что возникло или уничтожимо, не вечно: в противном случае оно одновременно будет «способным всегда быть» и «способным не всегда быть», а невозможность этого доказана выше.

Так не должно ли тогда и все, что не возникло и притом есть, равно как и все, что неуничтожимо и притом есть, быть вечным? (Я разумею «невозникшее» и «неуничтожимое» в собственном смысле: под «невозникшим» — то, что есть сейчас и о чем раньше было неверным сказать «не есть»; под «неуничтожимым» — то, что есть сейчас и о чем впоследствии будет неверным сказать, что оно не есть.) А если эти [термины] следуют один из другого и «невозникшее» неуничтожимо, а «неуничтожимое» не возникло, то не должно ли и «вечное» следовать из обоих и как все «невозникшее» быть вечным, так и все «неуничтожимое» вечным? Это ясно также из определения этих [терминов]. В самом деле, все, что уничтожимо, по необходимости возникло, ибо либо не возникло, либо возникло, но если не возникло, то, согласно исходной посылке, неуничтожимо. Равно как все, что возникло, по необходимости уничтожимо, ибо либо уничтожимо, либо неуничтожимо, но если неуничтожимо, то, согласно исходной посылке, не возникло. Если, однако, «неуничтожимое» и «невозникшее» не следуют одно из другого, то нет никакой необходимости ни чтобы «невозникшее», ни чтобы «неуничтожимое» было «вечным».

Но что они с необходимостью должны следовать [одно из другого] — ясно из следующего. Возникшее и уничтожимое следуют одно из другого. Это также ясно из предшествующего: средним между «тем, что всегда есть» и «тем, что всегда не есть» является то, из чего не следует ни то, ни другое, а таково «возникшее» и «уничтожимое», поскольку каждое из них способно в течение определенного времени и быть и не быть (я хочу сказать, что каждое из них способно в течение заданного по количеству времени быть и [в течение другого заданного по количеству времени] не быть). Стало быть, все, что возникло или уничтожимо, должно быть средним.

Пусть А будет «то, что всегда есть», В — «то, что всегда не есть», Г—«возникшее», Δ — «уничтожимое». Тогда Г необходимо должно быть средним между А и В, поскольку для них нет такого времени — ни в том, ни в другом направлении, — в которое А не было бы, а В было бы, тогда как для возникшего [такое время] необходимо должно иметься либо в действительности, либо в возможности, а для А и В — ни тем, ни другим образом. Следовательно, Г будет в течение заданного по количеству и определенного времени быть и в течение другого такого времени не быть. То же самое справедливо и для Δ. Следовательно, каждое из них и возникшее и уничтожимое. Следовательно, возникшее и уничтожимое следуют одно из другого.

Тогда Е пусть будет «невозникшее», Z — «возникшее», Н — «неуничтожимое», Θ — «уничтожимое». Доказано, что Z и Θ следуют одно из другого. Но когда заданы такие условия, как эти, а именно [a] Z и Θ следуют одно из другого, [б] Е и Z не присущи ни одному [субъекту] вместе, но любому по отдельности [в] и то же самое верно для Н и Θ, тогда Е и Н также с необходимостью должны следовать одно из другого. В самом деле, допустим, что Е не следует из Н. Следовательно, будет следовать Z, ибо любому [субъекту присущи] либо Е, либо Z. Однако чему присуще Z, тому и Θ. Следовательно, Θ будет следовать из Н. Но, согласно исходным посылкам, это невозможно. Доказательство того, что Н следует из Е, такое же. Отношение невозникшего Е к возникшему Z и неуничтожимого Н к уничтожимому Θ может быть представлено следующим образом:

А утверждать, что ничто не мешает, чтобы нечто возникшее было неуничтожимым или нечто невозникшее уничтожилось, при условии, что первому возникновение, а второму уничтожение присущи один-единственный раз, — значит упразднять одно из исходных данных⁵⁸. В самом деле, [1] действовать или претерпевать, быть или не быть все вещи способны либо в течение бесконечного, либо в течение заданного по количеству, определенного времени, и причем в течение бесконечного лишь постольку, поскольку бесконечное само некоторым образом определено («больше которого нет»). Однако то, что бесконечно в одном направлении и не бесконечно и не определено.

[2] Кроме того, почему в этот вот момент скорее, [чем в любой другой], то, что раньше было всегда, уничтожилось, а то, что не было в течение бесконечного времени, возникло? В самом деле, если [один момент] ничуть не более [предпочтителен, чем другой], а моментов бесконечно много, то ясно, что нечто было способным возникнуть или уничтожимым в течение бесконечного времени. Следовательно, оно способно не быть в течение бесконечного времени (поскольку оно одновременно должно обладать способностью быть и [способностью] не быть): до [уничтожения], если оно уничтожимое; после [возникновения] — если возникшее. Поэтому если мы допустим, что то, способностью чего оно обладает, [осуществилось и] присуще ему в действительности, то ему одновременно будут присущи противоположности.

[3] А кроме того, и это⁵⁹ также будет присуще ему во всякий момент, так что оно в течение бесконечного времени будет обладать способностью не быть и [способностью] быть; однако доказано, что это невозможно.

[4] Кроме того, если способность присуща [вещи] раньше осуществления, то она будет присуща [ей] в течение целокупного времени, даже в течение того, когда она была [еще] не возникшей и не существующей (в течение бесконечного времени), но способной возникнуть. Стало быть, [вещь] одновременно не была и обладала способностью быть, причем быть и тогда и впоследствии, а следовательно, быть в течение бесконечного времени.

Можно показать и иначе невозможность того, чтобы нечто уничтожимое никогда не уничтожилось. В противном случае оно всегда будет одновременно и уничтожимым и — энтелехиально — неуничтожимым и в результате способным и всегда быть, и не всегда [быть]. Следовательно, уничтожимое в какой-то момент уничтожается. И если нечто способно возникнуть, то оно возникло, ибо оно обладает способностью быть [актуально] возникшим и, следовательно, не всегда {не}⁶⁰ быть.

Нижеследующим образом также можно усмотреть невозможность того, чтобы либо возникшее в какой-то момент оставалось неуничтожимым, либо невозникшее и прежде бывшее всегда уничтожилось. Ничто спонтанное не может быть ни неуничтожимым, ни невозникшим. Ибо спонтанное и случайное [имеет место] вопреки тому, что есть или происходит всегда или как правило, а то, что [есть] в течение бесконечного (абсолютно или с какого-то момента) времени, налично в бытии всегда.

Следовательно, сущие в течение бесконечного времени вещи должны переходить от бытия к небытию и от небытия к бытию [не спонтанно, а] естественно. Но у таких естественных вещей потенция противоречащих состояний одна и та же, а именно материя — причина [их] бытия и небытия. Поэтому противоположности должны быть одновременно присущи в действительности.

Далее, будет совершенно неверным сказать о чем-то сейчас, что оно есть в прошлом году, или же [сказать о нем] в прошлом году, что оно есть сейчас. Следовательно, то, чего некогда не было, не может впоследствии быть вечным, ибо оно и впоследствии будет обладать способностью не быть — но только не быть не тогда, когда оно есть (в это время оно налично в бытии актуально), а не быть в прошлом году и в прошлом [вообще]. Допустим тогда, что то, способностью чего оно обладает, осуществилось и присуще ему в действительности; следовательно, будет верным сказать о нем сейчас, что оно не есть в прошлом году. Но это невозможно, так как никакая способность не есть способность быть в прошлом, Но — быть в настоящем или будущем. Равным образом и то, что раньше было вечным, не может впоследствии не быть: в противном случае оно будет обладать способностью того, что не есть в действительности, и потому, если мы допустим, что эта способность осуществилась, будет верным сказать о нем сейчас, что оно есть в прошлом году и в прошлом вообще.

Но не только с абстрактно-всеобщей, но и с естественнонаучной точки зрения также невозможно, чтобы либо раньше бывшее вечным впоследствии уничтожилось, либо раньше не бывшее впоследствии стало вечным. Ибо все, что уничтожимо или возникло подвержено качественному изменению, а изменяется оно под действием противоположностей, и от каких причин естественные вещи образуются, от тех же самых они и уничтожаются.

Примечания к книге первой

1 В комментарии к этому месту Симплиций поясняет: тола и величины — это, например, огонь, вода, камни, дерево; то, что имеет тело и величину, — животные и растения; начала того, что имеет тело и величину, — материя и форма, виды движения, а для живых существ — душа. — 265.

2 О соотношении между непрерывностью и делимостью подробно говорится в других сочинениях (см. «Физика» VI I и «О возникновении и уничтожении» I 2). — 265.

3 О роли чисел в пифагорейском учении см. «Метафизика» I 5, 985 в 23—986 а 21. Мысль о том, что все завершенное находит свое выражение в троице, повторяется, но уже без ссылки на пифагорейцев, в «Метеорологике» III 4, 374 в 33— 35. — 265.

4 «...по значению» — Rata ten idean. — 265.

5 Т. е. по материи. — 265.

6 В «Физике» (VI 1, 231 в 15—16) Аристотель отвечает па этот вопрос утвердительно. — 266.

7 Переводчик понимает ekbasis как teleiosis (ср. LSJ, s. v. ekbasis I 4). — 266.

8 Как указывает Симплиций, под частями мирового Целого подразумеваются элементы. — 266.

9 В рукописях стоит polla — «множество», что представляется маловразумительным. В данном переводе предлагается конъектура koloba — «ущербно». — 266.

10 См. 5—7. — 266.

11 См. «Физика» II 1, 192 в 20. — 266.

12 Возможно, аллюзия па «Тимея» Платона (58 с и далее), где рассматриваются разновидности каждого элемента, отличающиеся друг от друга не формой, но лишь величиной частиц, из которых они состоят. — 267.

13 Огню родственен воздух, а земле — вода, ибо им присущи одни и те же естественные движения. — 267.

14 «...первичным» в онтологической иерархии различных типов движений, а не в смысле предшествующего во времени. Более обстоятельно эта мысль развивается в «Физике» VIII 9. — 268.

15 Наличие пятого, более высокого (в онтологическом смысле) элемента выводится Аристотелем из факта существования кругового движения, которое не присуще в качестве естественного движения ни одному из четырех элементов нашего подлунного мира. — 268.

16 Т. е. подлунных. — 268.

17 Т. е. четырех элементов. — 268.

18 «...более ценную» в указанном онтологическом смысле. — 269.

19 См. IV 1— 4. — 269.

20 См. «Физика» I 7—9. — 270.

21 О возрастании и убывании см. «О возникновении и уничтожении» I 5. — 271.

22 Аристотелевские разновидности качества (poion или poiotes): 1) hexis — «габитус», т. е. постоянно присущее дайной вещи свойство или ее устойчивое состояние; 2) diathesis — «расположение», т. е. переменное, преходящее состояние; 3) pathos — «претерпевание», т. е. изменчивое (обычно физическое) свойство вещи, являющееся результатом внешних воздействий. «Движение в отношении качества» или качественное изменение—alloiosis (см. прим. 9 к кн. V «Физики»). — 271.

23 Т. е. тело. — 272.

24 Сходная этимология слова «эфир» обсуждается в «Кратиле» Платона (410 В). См. также: «Метеорологика» I 3, 339 в 25—27. — 272.

25 Рис. 1а. -273.

26 Рис. 16. — 273.

27 Рис. 1в. — 273.

28 Рис. 1г. — 273.

29 В рукописях эта фраза стоит несколько ниже (после слов «... то одно из них было бы бесполезным»). В соответствии с предложением Moraux она переставлена сюда, так как этим обеспечивается значительно большая связность текста. — 273.

30 Скрытая полемика против атомистов, признававших существование как физических, так и математических наименьших, т. е. далее неделимых величин (см. «О возникновении и уничтожении» I 2). — 274.

31 Из центра Вселенной, вокруг которого по круговой орбите движется бесконечно большое тело. — 275,

32

33 «Физика» V 2, 233 а 31 и далее, V 7, 238 а 20 и далее. — 276.

34

35 «Физика» III, 4—8. — 280.

36 У Аристотеля нет единообразного употребления термина «небо» (oyranos): в одних случаях небом он называет верхние (надлунные) сферы космоса или даже только одну крайнюю сферу, на которой расположены неподвижные звезды, в других — космос в целом (об этом он сам говорит ниже в десятой главе данной книги). Во избежание недоразумений небо в первых указанных смыслах мы будем писать с маленькой буквы, а в последнем — с большой (во множественном числе — «Небосводы»). — 281.

37 Речь идет о положениях, сформулированных в главе 2, где говорится о числе простых движений и о соотношении между простыми движениями и простыми телами (элементами). — 281.

38 См. гл. 6. — 281.

39 Намек на Анаксагора (см. DK 59, BI). — 281.

40 Диалектично в аристотелевском понимании диалектики (в оригинале — logicoteron). Диалектические аргументы, основанные на понятиях и соображениях общего характера, противопоставляются аргументам физическим, изложенным в предшествующих абзацах этой же главы. — 284.

41 «Физика» VIII 10. — 284.

42 Имеются в виду, по-видимому, бесконечно большие тела, невозможность существования которых была доказана в предшествующих главах (5—7). Теперь Аристотель опровергает концепцию, утверждающую существование многих конечных космосов, подобных нашему. — 285.

43 Т. е. врач. — 288.

44 Т. е. звезд. — 288.

45 Речь идет, по-видимому, об атомистах. После Аристотеля аналогичные воззрения развивали Стратон и Эпикур. — 288.

46 Если бы существовали многие миры, то должны были бы существовать и многие первичные двигатели, что невозможно (См. «Метафизика» XII 8, 1074а 31— 38). — 289.

47 См. кн. VI. — 289.

48 Точка зрения Платона. — 290.

49 См. прим. 36. — 291.

50 «Блуждающие звезды» или планеты. — 291.

51 Речь идет о так называемых экзотерических сочинениях Аристотеля, которые были написаны в основном в период пребывания философа в Академии (см. вступительную статью к данному тому). — 293.

52 К сторонникам этого взгляда Симплиций причисляет Орфея, Гесиода и Платона. — 294.

53 Атомисты. — 294.

54 Согласно свидетельству Симплиция, подобным образом интерпретировался Ксенократом платоновский «миф» о творении мира Демиургом, изложенный в «Тимее». Любопытно, что эта интерпретация разделялась некоторыми исследователями недавнего времени — 295.

55 «Тимей» 30 а. — 295.

56 Здесь имеется в виду, очевидно, Эмпедокл, у которого элементы то соединяются, то разъединяются, будучи побуждаемы к этому попеременным господством Любви и Вражды. — 295.

57 Для [2], [4] — неуничтоженном. — 297.

58 Аристотель применяет полученные результаты к критике теории Платона, опровергнуть которую на основе общего рассмотрения проблемы возникновения и уничтожения он обещал в конце десятой главы (280 а 30). — 303.

59 Т. е. то, способностью чего оно обладает. — 304.

60 Слова в скобках являются позднейшей вставкой и выбрасываются издателем текста. — 304.