Жизнь и характер Френеля. Его смерть

Множество описанных мною открытий были сделаны в короткий промежуток времени от 1815 по 1826 г.; Френель, несмотря на то, исправно и усердно исполнял свои обязанности, как инженер парижских мостовых и как секретарь комиссии маяков; но товарищ наш сберегал свое время, не терял его с праздношатающимися, наполняющими Париж и бегающими по домам своих патронов для успокоения своей совести, хотя, кажется, праздностью и низостью нельзя успокоить совести. К сожалению, жизнь кабинетная, напряжения умственные расстраивали слабое здоровье Френеля, поддерживаемое, впрочем, заботами его любезного семейства, удовольствием от внутреннего сознания добрых дел и строгою умеренностью. Жалование инженера и академика было бы совершенно достаточно для его скромных желаний, если бы ученые исследования не сделались его второю натурою; устройство и покупка тонких и дорогих снарядов, без которых ныне нельзя ничего сделать в физике, каждый год поглощали часть отцовского его наследства. Поэтому он искал пособий и получил место временного экзаменатора учеников Политехнической школы; но друзья его скоро заметили, что усердие и лишние заботы о верном и честном распределении учеников по их достоинствам много вредили его здоровью; однако ж они не могли советовать ему оставить эту должность, боялись, чтоб без ее пособий не отказался он от славных ученых трудов. В таком сомнительном положении Френеля открылась одна из выгоднейших ученых должностей, зависящих от правительства, — место экзаменатора морских воспитанников, требовавшее умеренных трудов и ежегодных путешествий, которые, по мнению врачей, были бы весьма полезны для нашего товарища. Он решился искать его, думая, что имеет на него право и может занимать его добросовестно. Все ученые воображают, что после тяжких трудов позволительно желать безбедной старости, которой достигает в Париже всякий честный и прилежный мастеровой. Притом, никто не сомневается, что места нужно раздавать по достоинствам и заслугам. Лагранж, Лаплас и Лежандр, много сделавшие для славы комиссии долгот и академии, могли уделять время на занятия в Политехнической школе, которая требовала усердия, ясного и методического преподавания, но своим профессорам не запрещала читать публичные курсы в других заведениях. Наконец, науки нельзя считать роскошью, бесполезною для государства: Папен изобрел паровую машину, Паскаль — гидравлический пресс, Лебок — газовое освещение, Бертоле — беление хромом, Леблан научил извлекать соду из морской соли, прежде дорого покупаемую у иностранцев, и тем благородно заплатили долг, лежавший на науках.

Если бы я согласился с людьми благонамеренными, но незнакомыми с подробностями наук, то мне следовало бы опровергнуть множество предубеждений и доказать, что ученый, сделавший прекраснейшие открытия, устроивший новую систему маяков, за которую мореходы всегда будут прославлять его имя, имел право захватить — так выражались интрига и зависть — два места, приносящие пожизненного ежегодного дохода в 12 тысяч франков; я не затруднился бы в доказательствах; но в них нет надобности: Френель не получил места, и по причинам, о которых можно бы и не говорить; но я считаю обязанностью вступиться вообще за ученых, которых недавно начали представлять гарпиями, несправедливо и глубоко впивающимися в наш бюджет; напротив, многие из них умеют отказываться от лучших мест, неоспоримо принадлежащих им и по достоинству и по общей пользе.

Я сказал уже, что должность экзаменатора в Политехнической школе вредила здоровью Френеля; поэтому он очень желал, чтоб его просьба была уважена. Неоспоримые ученые достоинства, уступка всех соискателей, ходатайство одного из наших почтенных товарищей, — одного из величайших геометров нашего века, — и наконец настойчивость г. Бекея, любившего Френеля отечески, начали уничтожать затруднения. Министр, в молодости занимавшийся науками и еще не потерявший к ним любви, пожелал видеть просителя. Все думали, что Френель получит место, потому что его приятная наружность и скромность нравились даже не знавшим его ученых трудов; но увы? раздоры наших партий не в первый раз обманывали судивших о делах по наружности. Часто, очень часто ничтожные обстоятельства, самые презренные расчеты и связи торжествовали над делами, казавшимися совершенно верными. Но я не понимаю, почему министр забыл, что Френель был удален из корпуса инженеров за свой роялизм, и начал с ними следующий очень откровенный разговор: «Вы, сударь, точно принадлежите к нашим? — Я не совсем понимаю ваше превосходительство; но могу уверить вас, что никто более меня не предан августейшему семейству наших королей и мудрым их уставам, осчастливившим Францию. — Это, сударь, не совсем ясно; мы лучше поймем друг друга посредством собственных имен: на которую сторону вы сядете в палате депутатов, если вас выберут в ее члены? — На сторону Камиль Жордана, если буду того достоин. — Весьма благодарен за ваше чистосердечие». На другой день экзаменатором моряков сделали человека, известного только одному министру. Френель не жаловался на свою неудачу; в его уме личность ничего не значила сравнительно с огорчением, которое он почувствовал, увидав, что тридцатилетние раздоры и смуты не успокоили политических страстей. Когда министр, заслуживший уважение всех партий за свои личные качества, решился увериться не в честности, усердии и знаниях экзаменатора по наукам, но захотел узнать, на какое место он сядет в палате депутатов, тогда добрый гражданин не может не предвидеть будущих бурь.

Наставники Политехнической школы при всех правлениях немного терпели от политических раздоров. Здесь экзаменатор и профессор отвечали лично за самих себя; здесь пред глазами прилежных и умных слушателей немного склонных к злым насмешкам, неточные чертежи, ложные вычисления, худые физические и химические опыты, не могли скрываться под современными мнениями. Поэтому Френель надеялся, что, несмотря на свою исповедь пред министром, у него не отнимут трудного места временного экзаменатора, и что, как показывали опыты, вообще горячо ищут одних мест доходных, но беззаботных, чистых пенсий. Он снова принялся с прежним усердием за исполнение своих обязанностей; но вследствие экзаменов 1824 г. кровохаркание заставило его выйти из Политехнической школы и весьма обеспокоило его друзей. С этого времени товарищ наш отказался также от ученых исследований, требовавших усидчивости, и немногие минуты ослабления болезни посвятил службе по маякам. Самые усердные и благоразумные попечения о его состоянии не остановили успехов злого недуга. Тогда решились испытать действие деревенского воздуха. Но это средство явно свидетельствовало, что искусный его врач потерял надежду. В начале июня 1827 г. его привезли в Виль-д'Авре, где он, сознавая свою безукоризненную жизнь, спокойно и с покорностью судьбе смотрел на приближение своей смерти. Отличный молодой инженер Дюло из дружбы к нему решился переселиться в Виль-д'Авре, и от него мы узнали, что Френель понимал опасность своего положения. В отсутствии матери и брата, убиваемых горестью, он говаривал: «Я желал бы жить подолье, потому что надеюсь на счастье решить еще некоторые ученые вопросы». Френель жил еще в деревне, когда лондонское королевское общество препоручило мне передать ему медаль Румфорда. В это время силы его почти истощились и едва позволили ему взглянуть на знак уважения знаменитого общества; мыслям его представлялся близкий конец, и умирающим голосом он сказал: «Благодарю вас за исполнение поручения; я понимаю, что оно огорчает вас, потому что нелегко положить венок на гроб друга».

Увы! эти горькие предчувствия вскоре исполнились. Не прошло и восьми дней, как отечество лишилось одного из своих добродетельнейших граждан, академия потеряла знаменитейшего члена, и ученый мир — человека гениального.

Вспоминая преждевременную смерть Кота, молодого геометра с великими надеждами, Ньютон сказал простые и для истории наук достопамятные слова: «Если бы жизнь Кота продолжалась, то мы кое-что узнали бы от него». Такая похвала из уст Ньютона не требует объяснения; гений имеет право произносить приговоры, и ему поверят без доказательства; но я, не пользуясь столь великим авторитетом, не мог уклониться от подробностей, которыми хотел доказать, что мы узнали кое-что, хотя Френель жил недолго.