Материалы по истории астрономии

Детство и молодость Джеймса. Определение его в должность инженера при глазговском университете

Джеймс Уатт, один из восьми членов-товарищей академии наук, родился в Гриноке, в Шотландии, 19 января 1736 г. Наши соседи за Ла-Маншем справедливо думают, что родословная честного и трудолюбивого семейства достойна памяти не менее пергаментов некоторых знаменитых домов, известных только или своими преступлениями, или своими пороками. Итак, могу смело начать с того, что прадед Джеймса Уатта был крестьянин в Абердинском графстве и погиб в войну Монтроза; торжествующая партия, как это было и бывает в междоусобных раздорах, нашла, что он еще недостаточно наказан за свои мнения, и конфисковала его имение, т. е. распространила наказание на его малолетнего сына Томаса Уатта. Бедного ребенка взяли к себе отдаленные родственники, у которых он жил в совершенном одиночестве, но не терял времени: он прилежно занимался науками. Когда раздоры поутихли, Томас Уатт переселился в Гринок и учился там математике и началам навигации. Потом он был в числе городских властей в Кравфордике и умер в возрасте девяносто двух лет в 1734 г.

Томас Уатт имел двух сыновей. Старший, Джон, в Глазго учил также математике и умер на пятидесятом году жизни (в 1737 г.), оставив после себя карту Клейда, изданную его братом Джеймсом. Этот последний был отцом знаменитого инженера, долго занимал место казначея в муниципальном совете Гринока и отличался своим усердием и стремлением к различным улучшениям. У него было два рода занятий: он поставлял снаряды, инструменты и другие вещи, необходимые для мореплавания, и брал подряды по постройкам и торговле. Но его деятельность не спасла его от несчастья: перед концом жизни он потерял часть своего честно нажитого капитала из-за некоторых торговых предприятий. Он умер в возрасте восьмидесяти четырех лет в 1782 г.

Его сын, Джеймс Уатт, знаменитый механик и наш товарищ, родился со слабым сложением. Его мать, по отцовской фамилии Мюиргид, учила его чтению, отец же письму и счету. Джеймс также ходил в школу Гринока. Смиренные шотландские grammar schools имеют право гордиться таким учеником, как коллегия Лафлеш, как Кембриджский университет гордятся Декартом и Ньютоном.

Но, сказать по правде, молодой болезненный Уатт редко появлялся в школе, большую часть года он проживал в своей комнате, занимался науками без посторонней помощи и, как часто случается, его высокие умственные способности стали раскрываться в уединении и в безмолвном размышлении.

По слабости здоровья родители не могли принуждать своего сына к правильным занятиям, даже забавы предоставили его воле. Увидим, употребил ли он во зло такую свободу.

Однажды приятель дома нашел маленького Джеймса на полу с мелом в руках, которым он чертил множество пересекающихся линий. «Для чего, — сказал он, — позволяете этому ребенку напрасно терять время? Пошлите его в школу!» «Вы, — отвечал отец Уатта, — судите немного поспешно. Посмотрите сперва, чем занимается мой сын». Шестилетний мальчик искал решения одной геометрической задачи.

Просвещенный и попечительный Уатт-отец отдал в распоряжение своего сына несколько разных инструментов, которыми мальчик сперва делал детские игрушки, а потом устроил электрическую машину. Ее блестящие искры потешали и удивляли всех товарищей бедного болящего.

Уатт, несмотря на свою превосходную память, не мог бы сделаться одним из чудес школы, потому что он не любил учить уроки подобно попугаю, потому что чувствовал необходимость в образовании своих умственных способностей, и потому что он родился для размышления.

Уатт-отец провидел и радовался открывавшимся способностям своего сына, но дальние родственники думали совсем иначе. «Джеймс, — говорила однажды его тетка, — я не видывала мальчика ленивее тебя. Возьми книгу и занимайся делом. В целый час ты не сказал ни слова. Знаешь ли, что ты делал все это время? Ты только открывал и закрывал чайник. Ты держал над парами то серебряную ложку, то блюдечко. Тебе забавно было смотреть, как они, сгущаясь, превращались в капли на фарфоре и на полированном металле. Не стыдно ли терять на это дорогое время!»

В 1750 г. каждый из нас сказал бы то же самое, что сказала тетка Уатта, но мир идет вперед, и наши знания растут. Когда я объясню, что славное открытие Джеймса Уатта состояло в особенном способе превращать пары в воду, тогда упреки г-жи Мюиргид примут другое значение, и маленький Джеймс перед чайником покажется нам великим инженером, занимавшимся предварительными опытами, приведшими его к бессмертному открытию. Без сомнения, всякий согласится, что сгущение паров принадлежит к истории ранней молодости Уатта. Этот анекдот достоин памяти. Притом, он напоминает поучительные слова Ньютона: одна знатная особа хотела знать, каким образом он открыл тяготение, и великий геометр отвечал: «Я размышлял беспрестанно». В этих простых словах бессмертного автора «Начал» заключается тайна гениальных людей.

Уатт в течение полувека забавлял своих друзей привлекательными рассказами различных анекдотов. Эта способность открылась в нем с самого раннего детства. В доказательство я приведу несколько строк из неизданной записки г-жи Марион Кампбелль, двоюродной сестры знаменитого инженера.

«Отъезжая в Глазго, г-жа Уатт оставила своего сына у одной приятельницы. Через несколько недель она вернулась, но, без сомнения, не ожидала странного приема. «Послушайте, — сказала приятельница, — возьмите скорее вашего Джеймса. Я не могу более сносить того волнения, в которое он приводит меня: я истомилась от бессонницы. Каждый вечер в обыкновенный час, когда мы уходим спать, ваш сын ловко начинает разговор и всегда расскажет какую-нибудь сказку, потом другую, третью и конца нет. Трогательные и смешные его сказки так привлекательны, так занимательны, что все семейство слушает их с великим вниманием, так притихает, что муху слышно. Мы не видим, как идут часы за часами, а на следующий день я встаю измученной. Берите, берите поскорее вашего сына».

По обычаю шотландцев, один из сыновей должен продолжать занятия отца. Джон*, младший брат Джеймса, решился принять на себя эту обязанность и оставил Джеймсу полную свободу следовать его призванию, но было трудно решить, в чем состояло это призвание, потому что он всем занимался с одинаковым успехом.

Река Лох-Ломонд, уже прославленная воспоминаниями историка Буханана и знаменитого изобретателя логарифмов, возбудила в Джеймсе склонность к красотам природы и к ботанике. Путешествия по шотландским горам научили его, что земная кора достойна внимания не менее растений, и Джеймс стал минералогом. Имея частые сношения с бедными жителями своего живописного округа, он изучил их предания, их баллады и дикие предрассудки. Когда состояние здоровья удерживало его в отеческом доме, он занимался химическими опытами. «Элементы натуральной философии» Гравезанда открыли ему множество чудес общей физики. Наконец, как все люди слабого здоровья, он с жадностью читал все медицинские и хирургические книги. К медицине и хирургии он так пристрастился, что однажды для анатомических опытов принес в свою комнату голову младенца, умершего от неизвестной болезни.

Уатт приобрел хорошие сведения в ботанике, минералогии, археологии, поэзии, химии, физике, медицине и хирургии, но не назначал себя ни для одной из этих наук. В 1755 г. он уехал в Лондон и поступил к Джону Моргану, механику математических и морских инструментов, жившему в Финч-Лане. Человек, открывший для Англии такой двигатель, перед действиями которого старая и колоссальная машина в Марли кажется пигмеем, начал своими руками делать легкие и ломкие снаряды, но эти снаряды были удивительные секстанты, им морское искусство обязано своими успехами.

Уатт прожил у Моргана только один год и вернулся в Глазго, где встретил важные препятствия своим намерениям. Опираясь на древние привилегии, цех художников и ремесленников упорно не позволял ему открыть самую ничтожную мастерскую. Когда все попытки в мировой сделке оказались бесполезными, за него вступился глазговский университет и дал ему небольшое помещение в своих зданиях, со званием университетского инженера. От того времени остались еще небольшие инструменты отличной работы, сделанные собственными руками Уатта. Прибавлю, что сын его недавно сообщил мне первые чертежи паровой машины, необыкновенно чистые и точные. Итак, Уатт справедливо хвалился ловкостью своих рук.

Может быть, подумают, что я слишком вдаюсь в мелочи, говоря о таких достоинствах нашего товарища, которые ничего не прибавляют к его славе. Но когда я слышу педантическое описание качеств, которыми бывают одарены высшие люди, тогда вспоминаю об одном плохом генерале Людовика XIV, всегда поднимавшего свое правое плечо, потому что принц Евгений Савойский был немного горбат. В этом состояло все честолюбие генерала, который ничем более не мог походить на знаменитого принца.

Уатт едва дожил до двадцать первого года, как его принял глазговский университет. Ему покровительствовали Адам Смит, знаменитый автор о народном богатстве, Блэк, которого за открытия, относящиеся к скрытому теплу и кисло-угольной извести, можно причислить к первым химикам XVIII столетия и Роберт Симеон, знаменитый восстановитель важных сочинений древних геометров. Эти ученые сперва думали, что они избавили от интриг искусного, усердного и доброго работника, но скоро убедились, что они помогли человеку необыкновенных способностей и тесно подружились с ним. Воспитанники университета также считали за честь быть в связи с Уаттом. Наконец, его лавка начала походить на академию, в которой знаменитости Глазго беседовали о труднейших вопросах искусств, наук и литературы. Я не мог бы сказать, какую роль играл молодой художник между такими учены-ми, если бы не имел в моих руках одной неизданной статьи одного из редакторов «Британской Энциклопедии».

«Будучи еще студентом, — говорит Робизон, — я воображал, что сделал великие успехи в механике и физике, но познакомившись с Уаттом, со стыдом понял, сколько я был ниже молодого художника... Встречая какое-нибудь затруднение, мы отправлялись к нашему инженеру, и всякий наш вопрос становился предметом серьезных его занятий и поводом к открытиям. Он не пренебрегал ни одним вопросом и всегда или убеждался в его ничтожности, или выводил из него полезные следствия... Однажды для решения вопроса понадобилось прочитать сочинение Лейпольда о машинах, и Уатт тотчас выучился по-немецки. В другой раз, по той же причине, он выучился по-итальянски... За добродушную простоту все любили нашего инженера. Я давно живу на свете, но должен признаться, что не знаю другого человека, которого бы все знакомые любили и уважали единодушно. И, по правде сказать, он заслужил это счастье своим чистосердечием и готовностью отдавать справедливость достоинствам каждого. Уатт даже приписывал своим друзьям такие изобретения, которые были сделаны по его внушениям. Я особенно указываю на это свойство характера Уатта, потому что над самим собой испытал его влияние».

Это признание приносит Робизону такую же часть, какую он приписывает характеру Уатта.

Труды столь серьезные, столь разнообразные, на которые Уатт употреблял много времени, повинуясь требованиям своего положения, никогда не вредили работам в его мастерской. Здесь он занимался днем, а ночь посвящал теоретическим исследованиям. Будучи уверенным в силе своего воображения, Уатт часто брался за дела, выходящие из круга его специальности. Поверят ли, что Уатт, совершенно нечувствительный к музыке, не понимавший различия между нотами, например, между ut и fa, принял на себя обязанность сделать орган? Он сдержал свое слово с полным успехом. Новый инструмент отличался не только усовершенствованием в своем механическом устройстве, но и музыкальными достоинствами удивлял знатоков.

Примечания

*. В 1762 г. Джон погиб с кораблем своего отца, плывя из Гринока в Америку. Тогда ему было только двадцать три года.

«Кабинетъ» — История астрономии. Все права на тексты книг принадлежат их авторам!
При копировании материалов проекта обязательно ставить ссылку