§ 2. Первый прорыв за пределы абсолютного гелиоцентризма Коперника к идее множественности гелиоцентрических систем в бесконечной Вселенной, Джордано Бруно

Спустя немногие десятилетия после кончины Коперника была раскрыта революционная сущность его великого учения. Это сделал бывший монах одного из неаполитанских монастырей Джордано Бруно (1548—1600). Его незаурядный смелый ум, бескомпромиссное стремление к истине не только привели его на путь защиты и страстной пропаганды учения Коперника, но и помогли разбить рамки древних традиций, стеснявшие это учение, и пойти несравненно дальше в осознании истинных черт Вселенной. Из рядового монаха (подлинное имя Филипп из Нолы) Джордано Бруно стал широко и глубоко эрудированным философом, после того как прочитал и осмыслил большинство книг в богатой монастырской библиотеке.

В 60-е г. по сокращенному изложению Ретика Бруно познакомился с гелиоцентрической теорией Коперника. Она показалась ему вначале нелепой, но заставила критически присмотреться к официальному учению Птолемея и более внимательно — к материалистическим учениям древних атомистов о бесконечности Вселенной. Особенно большую роль в формировании взглядов Бруно сыграло его знакомство с натурфилософской концепцией Николая Кузанского, в которой отрицалась возможность для любого тела быть центром Вселенной, поскольку она бесконечна и безгранична. Пораженный этой идеей, Бруно понял, какие грандиозные перспективы открывал гелиоцентризм, если понимать его не как учение о всей Вселенной, а как теорию типичной для Вселенной локальной системы — планетной. Это свое открытие он выразил вдохновенными словами написанной им поэмы о природе:

«...Отсюда ввысь стремлюсь я, полон веры!
Кристалл небес мне не преграда боле.
Но вскрывши их, подъемлюсь в бесконечность...»

Приняв гелиоцентрический принцип для Солнечной системы и распространив его на другие звезды-солнца (которые считал в большинстве центрами других систем), Бруно, не склонный к компромиссам, быть может, первым верно оценил теорию Коперника как правильную в главном, но еще половинчатую. Он писал: «...ему [Копернику] мы обязаны освобождением от некоторых фальшивых допущений общей вульгарной философии. Но он недалеко от нее отошел... зная математику глубже, чем природу».

Глубоко проникшись философско-космологическими идеями древних натурфилософов и крупнейших мыслителей средневековья, таких как Ориген, Николай Кузанский, и опираясь на главные выводы теории Коперника, Бруно создал собственную естественно-философскую концепцию бесконечной Вселенной с бесконечным множеством отдельных гелиоцентрических планетных систем в ней.

Некоторые идеи в космологии Бруно поражают своей глубиной, несмотря на традиционную и наивную форму: он был в философии гилозоистом и одушевлял все тела природы, называя «душой» внутреннюю силу движения небесных тел. Спустя столетия многие догадки Бруно подтвердились как наблюдательные факты.

Концепция Бруно была изложена им в двух сочинениях, изданных в 1584 г.: «О причине, начале и едином» и «О бесконечности, Вселенной и мирах». Вслед за Николаем Кузанским он отрицал существование какого бы то ни было центра Вселенной. Бруно утверждал бесконечность Вселенной во времени и пространстве и представлял небо как «единое, безмерное пространство, лоно которого содержит все», как эфирную область (понимая эфир как вид обычной материи), «в которой все пробегает и движется». Он писал: «В нем — бесчисленные звезды, созвездия; шары, солнца и земли, чувственно воспринимаемые; разумом мы заключаем о бесконечном количестве других». «Все они, — пишет он в другом месте, — имеют свои собственные движения, независимые от того мирового движения, видимость которого вызывается движением Земли», причем «одни кружатся вокруг других».

Ломая представление о единой сфере звезд, Бруно писал о колоссальных различиях расстояний до разных звезд и сделал вывод, что поэтому соотношение их видимого блеска может быть обманчивым. Он разделял небесные тела на самосветящиеся, звезды, солнца, и на темные, которые лишь отражают солнечный свет «из-за обилия на них водных или облачных областей». Бруно утверждал изменяемость всех небесных тел, полагая, что существует непрерывный обмен между ними космическим веществом. Эту идею он распространял и на Землю. В эпоху, когда все в мире и на Земле считалось неизменным, раз и навсегда созданным богом, который один только может вызвать какие-либо изменения, вроде библейского внезапного катастрофического потопа в наказание за грехи людей, Бруно утверждал, что «поверхность нашей Земли меняется только через большие промежутки эпох и столетий, в течение которых моря превращаются в континенты, а континенты в моря».

Общим фоном учения Бруно была идея саморазвития природы (хотя и понимаемая еще в духе древних — как проявление ее одушевленности). Он утверждал общность элементов, составляющих Землю и все другие небесные тела, и считал, видимо, под влиянием философов Востока или греков, что в основе всех вещей лежит неизменная неисчезающая первичная материальная субстанция. В XVI в. это звучало прежде всего дерзким вызовом всемогущей церкви с ее претензией объяснить всю природу на основе Библии.

Новое, ошеломляюще смелое учение Бруно, открыто провозглашавшееся им в бурных и победных публичных диспутах с представителями официальной науки, определило дальнейшую трагическую судьбу ученого. К тому же дерзость его научных выступлений была хорошим предлогом, чтобы расправиться с ним и за его откровенную критику непомерного обогащения монастырей и церкви...

Бруно предвидел свою судьбу. За много лет до рокового дня он писал: «Было во мне все-таки то... в чем не откажут мне будущие века, а именно: «Страх смерти был чужд ему, скажут потомки, силою характера он обладал более, чем кто-либо, и ставил выше всех наслаждений жизни борьбу за истину». Силы мои были направлены на то, чтобы заслужить признание будущего».

И он заслужил такое признание! Спустя почти три столетия после казни Бруно в Риме на площади Цветов, на месте, где некогда был зажжен костер, прогрессивное человечество воздвигло памятник великому мыслителю с посвящением, начинающимся словами: «От столетия, которое он предвидел...».

Действительно, к натурфилософии Бруно восходит своими истоками многоплановая современная картина вечной, никем не сотворенной, вещественно (точнее, материально) единой, бесконечно развивающейся в своих частях Вселенной, с бесконечным числом очагов Разума в ней. Великий Ноланец, как его иногда называют в истории науки, набросал смелой кистью первый эскиз этой картины, опередив развитие наблюдательных знаний на четыре столетия. Еще не была раскрыта организующая сила Вселенной — всемирное тяготение. Но уже приближалось время открытия ее первых «вселенских» законов — пока еще в рамках планетной системы. Предстоял долгий и трудный путь дорисовки этого эскиза, наполнение его красками и четкой прорисовкой связей между явлениями, превращения в новую физическую картину мира.

Многие идеи Бруно оказались преждевременными, недоступными для понимания и были надолго забыты. Но одна уже вскоре овладела умами. Это — возрожденная им впервые на естестственнонаучной основе идея множественности обитаемых миров. Она существенно меняла астрономическую картину мира, став одним из первых мировоззренческих следствий великой революции Коперника.