11. Разговор с марситами и его продолжение

Огорчения, которые принесли Циолковскому разрыв с Гончаровым и статья в «Научном обозрении», разумеется, не в силах умалить его интерес к делам космическим. В 1896 году газета «Калужский вестник» опубликовала еще одну статью. Сегодня она почти забыта, но забыта, на мой взгляд, несправедливо, что я и попытаюсь сейчас доказать. Однако, прежде чем углубиться в анализ малоизвестной работы, нам придется перенестись еще на несколько лет назад, в 1877 год, и вспомнить об открытиях, наделавших так много шума в мировой прессе.

В 1877 году действительно произошли события, глубоко взволновавшие не только ученых. В тот год огненно-красная планета, носящая имя бога войны Марса, приблизилась к Земле на предельно короткое расстояние — произошло очередное великое противостояние Марса. Десятки телескопов дружно нацелились в сторону нашего небесного соседа. Астрономы ночей не спали, стараясь как можно полнее использовать короткое время противостояния. Их усердие не осталось без награды: американец Холл обнаружил подле багровой планеты два небольших спутника и назвал их Деймос и Фобос. Имена, которыми наградил марсианские луны Холл, вполне соответствовали их месту в солнечной системе. Ведь Деймос (Ужас) и Фобос (Страх) были, да, пожалуй, всегда будут, спутниками грозного Марса, беспощадного бога войны.

Открытие Деймоса и Фобоса стало немалым событием в мире астрономов. Но еще больше шума наделал итальянец Скиапарелли. Нацелив свой телескоп в ту же сторону, что и Холл, он разглядел на поверхности Марса какие-то непонятные полосы, геометрически правильным рисунком покрывавшие поверхность далекой планеты. Взволнованно загудел растревоженный ученый мир. А Скиапарелли еще больше взбаламутил традиционную академическую тишину. «Возможно, — писал он, — эта удивительная картина — результат работы разумных существ, обитающих на планете. Я, во всяком случае, остерегаюсь выступать с возражениями...»

Весть о «каналах» на Марсе — признаках никому не ведомой цивилизации, стремительно облетела земной шар. Даже люди, далекие от астрономии, не могли оставаться равнодушными к этой ошеломляющей научной гипотезе¹.

Газеты охотно предоставляли место сообщениям из астрономических обсерваторий. Ученые жадно вглядывались в далекий Марс и спорили с невиданным ожесточением. Ревнивая мысль о том, что человек отнюдь не единственное мыслящее существо во вселенной, не давала покоя. Покушение на эту исключительность человечества стало одной из наиболее тугих пружин, толкавших ученых к дальнейшему изучению Марса. И противники и сторонники существования марсиан спешили доказать друг другу свою правоту. Не заметь Скиапарелли едва различимых черточек, вряд ли Марс удостоился столь пристального внимания. Такова великая сила гипотез, в том числе и гипотез ошибочных. Они подстегивают мысль, помогая науке быстрее одолеть очередной барьер незнания.

Естественно, что, поверив в обитаемость Марса, в то, что на нем живут разумные существа (а без них как же могла появиться система каналов?), люди захотели установить с марсианами связь. И тут, извлеченная из архива науки, снова заявила о себе идея изобразить на поверхности Земли геометрические фигуры. Пусть такие фигуры возвестят всей вселенной, что и на Земле владычествует разум. Людям XIX столетия, взбудораженным открытием Скиапарелли, эта наивная идея представлялась в высшей степени привлекательной, благородной и полезной. К тому же автором ее был не кто иной, как Карл Фридрих Гаусс, великий математик и астроном.

Без тени иронии предлагал Гаусс изобразить на просторах Сибири грандиозный чертеж, подтверждающий правоту теоремы Пифагора. Гаусс искренне верил, что достаточно сообщить вселенной о равенстве суммы квадратов катетов квадрату гипотенузы, чтобы разумные существа на соседних планетах без промедления откликнулись на этот сигнал.

Аналогичную мысль развивал и венский ученый Литтров. Он предлагал сделать площадкой для сигнализации Сахару и рекомендовал изображать гигантские чертежи-сигналы траншеями, наполненными водой. На эту воду нужно было налить керосин и поджечь его с таким расчетом, чтобы сигнал горел шесть часов.

Но даже огненный фейерверк Литтрова померк рядом с тем, что отстаивал французский изобретатель Шарль Кро. Его книга «Средства связи с планетами», опубликованная в 1869 году в Париже, после открытия Скиапарелли, стала читаться как увлекательнейший роман. Шутка ли! Пылкое воображение француза видело гигантские зеркала, фокусирующие солнечные лучи. Огненные «зайчики» этих зеркал, оплавляя своим жаром почву, должны были рисовать геометрически правильные фигуры, но не на Земле, нет, а на поверхности тех планет, с которыми предстояло установить связь. Естественно, что поток такого рода проектов, подчас далеких от науки, но неизменно щекотавших нервы читателям, давал обильную пищу газетчикам. И действительно, можно ли упрекать журналистов в том, что проблема межпланетной связи не сходила с газетных полос? Ведь их профессией было искать и делать сенсации, а тут сенсации буквально сами шли в руки.

Итак, геометрические фигуры. По поводу возможности их использования для межпланетных бесед было израсходовано много чернил. В результате случилось то, чего в общем и следовало ожидать. Желаемое стало выдаваться за действительное. Коль скоро люди стремятся разглядеть Марс, то почему же не поверить, что марсианские астрономы не менее внимательно наблюдают за Землей? Отсюда и заметка «Междупланетные сообщения», появившаяся за подписью некоего N. 30 октября 1896 года на страницах газеты «Калужский вестник».

Основываясь на сообщениях французской прессы, N. поведал калужанам о том, что два француза, Кальман и Верман, якобы разглядели на фотоснимках Марса геометрически правильные чертежи. Наделив несуществующих марсиан популярной на Земле мыслью о межпланетной связи, автор сообщения в «Калужском вестнике» заканчивал его так: «Почему бы не предположить, что открытые ими (Кальманом и Верманом. — М.А.) на Марсе знаки есть не что иное, как ответ на прошлогоднюю попытку американских астрономов войти в сношения с жителями этой планеты посредством фигур из громадных костров, расположенных на большом пространстве? Во всяком случае, несомненно, что жители Марса оказывают желание сообщаться с нами; а какие это повлечет следствия, этого даже богатое воображение Жюля Верна и Фламмариона не может себе представить; это только будущее может нам показать».

Сообщение, перепечатанное из французской газеты, заинтересовало калужан. Естественно, что редакция постаралась удовлетворить этот интерес. Почти месяц спустя, 26 ноября 1896 года, «Калужский вестник» публикует «научный фельетон» Циолковского «Может ли когда-нибудь Земля заявить жителям других планет о существовании на ней разумных существ?».

На первый взгляд эта статья Циолковского общеизвестна — она упоминается почти во всех библиографических списках его научных трудов. Но тем не менее ее ни разу не перепечатывали. Она не вошла ни в собрание его научных сочинений, ни в сборник фантастических, хотя и те и другие издавались в последние годы Академией наук СССР. Чрезвычайная же редкость «Калужского вестника» (достаточно сказать, что комплекта этой газеты нет ни в одной из библиотек Москвы) сделала статью о космической связи практически неизвестной современному читателю. А жаль! В наши дни, дни горячих споров, посещали ли Землю пришельцы из других миров, небезынтересно вспомнить, как более полувека назад представлял себе межпланетную связь Циолковский.

К сообщениям французской печати о том, что на поверхности Марса якобы замечены круг с двумя взаимно-перпендикулярными диаметрами, эллипс и парабола, Константин Эдуардович отнесся с известной осторожностью. «Не беремся утверждать достоверности этих поразительных открытий...» — замечает он в своем научном фельетоне. Однако осторожность в оценке сомнительной информации не помешала ему сделать правильный вывод: недалеко то время, когда люди сумеют известить небесных соседей о своем существовании.

Циолковский не сомневался, что во вселенной есть, кроме нас, и другие разумные существа. Идеей обитаемости других планет он проникся еще в юношеские годы, когда занимался самообразованием в Москве. Среди книг, особенно его увлекавших, как сообщает друг и биограф ученого Я.И. Перельман, была четырехтомная «Общедоступная астрономия» Франсуа Араго. Переведенная на русский язык сто лет назад — в 1861 году, она произвела на Циолковского большое впечатление. Именно в ней прочел он: «Если спросят, могут ли на Солнце существовать обитатели, организованные подобно жителям Земли, то я немедля дам утвердительный ответ».

Сегодня наивно-запальчивое утверждение французского астронома может лишь вызвать улыбку. Жить на Солнце, где даже на поверхности температура достигает 6000°, мягко говоря, жарковато. Но тем не менее мысли Араго привели спустя два десятка лет Циолковского к выводу, сделанному в очерке «Свободное пространство»: «Нет ничего невозможного в предположении, что эти пространства населены крайне странными для нас существами...»

Верой в обитаемость других миров проникнуты и некоторые страницы «Механики подобно изменяемого организма» — ранней работы, посланной из Боровска в Петербург. Двадцатипятилетний Циолковский предположил, что если на других планетах и есть существа, похожие на людей, то их размеры обратно пропорциональны силам тяготения. Иными словами говоря, небесные тела исполинских размеров, по его мнению, могли быть заселены карликами, а планеты-малютки — великанами.

Короче, принимаясь за статью для «Калужского вестника», Циолковский искренне верил и в существование «небесных соседей» и в возможность установления с ними связей.

Но как послать в космос сигналы? Какими они должны быть? Система геометрических фигур Константину Эдуардовичу явно не по вкусу. Оптическая сигнализация — единственная возможность, которую техника могла предоставить ученым. Хотел Циолковский или не хотел, другого выхода у него просто не было. И тем не менее Циолковский распорядился этой возможностью как никто из его предшественников. Он предложил разговаривать с космосом языком точек и тире — той азбукой сигналов, что разносила по телеграфным проводам известия радости и печали.

Надо заметить, что соображения Циолковского по поводу оптической сигнализации на расстояниях, исчисляемых миллионами километров, весьма трезвы. Они опирались на твердую почву здравого смысла и были весьма далеки от воздушных замков, воздвигнутых Гауссом и Литтровым. Ведь если земным астрономам видны Деймос и Фобос, то почему же астрономам Марса не разглядеть сигналов Земли? Диаметры спутников Марса наука того времени исчисляла в девять верст, а Циолковский — сейчас мы знаем это точно — получил по поводу этих спутников исчерпывающую информацию от С.В. Щербакова.

То, что предлагает Циолковский, выглядит одновременно абсолютной реальностью и чистейшей фантастикой. Его предложения реальны, ибо основаны на расчетах, вытекают из фактов. Но замысел их фантастичен: шутка ли, установить на весенней черной пахоте ряд щитов площадью в одну квадратную версту, окрашенных яркой белой краской! «Маневрируя с нашими щитами, кажущимися с Марса одной блестящей точкой, мы сумели бы прекрасно заявить о себе и о своей культуре».

Ничего себе задачка! Попробуйте точками и тире рассказать что-то тому, кто не знает родного вам языка. Безнадежно? Ан нет! Все зависит от умения. И когда Циолковский взялся за это дело, оказалось, что лаконичный язык точек и тире не так уж скуп. Более того, он может стать понятным тем неведомым обитателям Марса, которые явно не знают земных наречий.

Мысль созрела. И Циолковский не делает из нее секрета. Для начала понадобится ряд одинаковых сигналов. Их необходимо посылать через равные промежутки времени. Они прозвучат как позывные — свидетельство того, что Земля преднамеренно вызывает на разговор всю вселенную, а дальше... Впрочем, стоит ли пересказывать то, что написал Циолковский? Не проще ли предоставить ему слово самому:

«Другой маневр: щиты убеждают марситов в нашем уменье считать. Для этого щиты заставляют сверкнуть раз, потом 2, 3 и т. д., оставляя между каждой группой сверканий промежуток в секунд 10.

Подобным путем мы могли бы щегольнуть перед нашими соседями полными арифметическими познаниями: показать, например, наше умение умножать, делить, извлекать корни и проч. Знание разных кривых могли бы изобразить рядом чисел. Так, параболу — рядом 1, 4, 9, 16, 25... Могли бы даже показать астрономические познания, например соотношения объемов планет... Следует начать с вещей, известных марситам, каковы астрономические и физические данные.

Ряд чисел мог бы даже передать марситам любую фигуру: фигуру собаки, человека, машины и проч.

В самом деле, если они, подобно людям, знакомы хотя бы немного с аналитической геометрией, то им нетрудно будет догадаться понимать эти числа...»

Таким выглядел «разговор с марситами» в представлении Константина Эдуардовича. Наивно по форме, но достаточно точно по существу заглядывал Циолковский в суть проблемы и сегодня волнующей человечество. Да, связь с внеземными цивилизациями — одна из интереснейших и весьма таинственных проблем XX века. И попытка продолжить рассказ о несостоявшемся межпланетном разговоре невольно вынуждает нас затронуть ряд вопросов, лежащих на самом переднем крае современной науки и техники.

«Возможна ли связь с разумными существами других планет?» — так озаглавил свою статью в журнале «Природа» известный советский астроном профессор И.С. Шкловский. В этой статье, название которой на редкость схоже с заглавием статьи Циолковского, Шкловский подчеркивает удивительную быстроту, с которой наука подтвердила принципиальную возможность космической связи и сделала первые шаги по ее реализации.

Аналогичную точку зрения высказали в лондонском научном еженедельнике «Нейчур» Ф. Моррисон и Д. Коккони. «Лишь немногие, — пишут они, — будут отрицать глубокую практическую и философскую важность обнаружения межзвездной сигнализации. Мы полагаем поэтому, что поиски этой сигнализации заслуживают приложения всех усилий науки».

Историки науки помнят, что в том же 1896 году, когда чудаковатый учитель арифметики и геометрии размышлял в Калуге над системой сигнализации Марсу, Александр Степанович Попов провел в Петербурге первые блестящие опыты беспроволочной радиосвязи. Циолковский, вероятно, о них не знал или же знал лишь понаслышке. И, уж во всяком случае, никак не предполагал, что спустя много лет пути великих задумок пересекутся друг с другом. А межпланетная сигнализация сегодня просто немыслима без успехов радиотехники.

Вторжение радиотехники в космос началось в годы второй мировой войны. Операторы радиолокаторов заметили, что сигналы на экранах локаторов не всегда сопровождаются воздушными налетами. Особенно часто ложные тревоги возникали на рассвете, при восходе солнца. Так ученые узнали о радиоизлучениях небесных тел. Так начала свое существование новая область астрономических исследований — радиоастрономия.

Успехи новой науки решительно опрокинули привычные представления. Приподняв раковины исполинских антенн, астрономы внимательно слушали голоса вселенной. И, несмотря на то, что обитаемость ни одного из ближайших небесных тел еще не доказана, на магнитную пленку уже записаны их голоса. Более того, записаны также и голоса чужих, далеких галактик, расстояния до которых составляют около шести миллиардов световых лет.

Радиотелескопы еще не достигли квадратного километра — площади, которую вычислил для своих щитов Циолковский. Но даже в наш век исполинских машин и сооружений размеры их антенн не могут не вызывать уважения. Не пройдет двух-трех десятков лет, как радиотелескоп в квадратный километр станет вполне обычным, более того — заурядным прибором радиоастрономии.

Мне довелось видеть чуткие уши астрономов (да, уши, ведь радиотелескопы не рассматривают небесные тела, а слушают их). Глядя на радиотелескоп Пулковской обсерватории, я не мог не вспомнить о Циолковском. Изогнутая огромной дугой, составленная из отдельных щитов, лента Пулковского радиотелескопа растянулась едва ли не на полкилометра.

Но дело, разумеется, не только во внешнем сходстве щитов из Пулкова с непостроенными щитами Циолковского. Интереснее другое: методика подачи сигналов, способ «завязывания знакомств» во вселенной, принятый современной нам наукой, принципиально схож с тем, за что ратовал Циолковский. Ученые наших дней разделяют мысль, что основой интернационального межпланетного языка станет математика. Эти размышления отнюдь не беспочвенное прожектерство. Радиоастрономы энергично работают над тем, чтобы сделать явью первые сигналы: «Всем! Всем! Всем!»

Из ведения романистов межпланетная сигнализация перешла в ведение инженеров, математиков и физиков. Они уверенно обещают: в ближайшие годы сигналы Земли умчатся на расстояния порядка десяти световых лет.

Радиоастрономия очень молода. Ей нет еще и двух десятков лет, но темпы ее развития разительны. Поначалу физики увеличивали размеры антенн, затем стали применять так называемые разнесенные антенны. А впереди еще более удивительная возможность — разнести радиоантенну на два небесных тела. Надо заметить, что такое увеличение антенн сулит исключительно высокую разрешающую способность радиотелескопам. Иными словами, дальнозоркость средств космической связи, вероятно, не будет иметь себе равных.

Впрочем, в своем стремлении ловить и передавать космические сигналы ученые воистину неистощимы на выдумки. Одна из таких выдумок — «космические бутылки». Как известно, мореплаватели средневековья, а иногда и более близкого нам времени, терпевшие бедствия, бросали в воду запечатанные бутылки с записками. Разумеется, в космический океан бутылку не бросишь. Ее функции может взять на себя специальная ракета-автомат. Снабженная радиопередатчиком сигналов, питающимся от солнечной батареи, такая ракета в отличие от океанской бутылки полетит не по воле волн, а по трассе, намеченной человеком. Она будет носиться долго и далеко, разнося под светом чужих солнц голоса Земли, маленькой, неизвестной в тех межзвездных далях планеты.

Собираясь отправлять такого рода космические корабли, ученые одновременно готовятся и к встрече им подобных. Так, например, американский профессор Р. Брасвелл предлагает любопытный план установления связи с кибернетической ракетой из какого-то далекого от нас мира, приблизившейся к Земле. «Чтобы показать, что мы услышали эхо, — пишет Р. Брасвелл, — нам следует послать сигнал еще раз обратно. Тогда «они» убедятся, что мы вошли в контакт с ними. После этого они, несомненно, будут продолжать передачу; и не покажется удивительным, если для начала они передадут телевизионное изображение участка неба, из которого они к нам пришли... Будем же особенно внимательны к радиосигналам внеземного происхождения!»

Но оставим в стороне радиоастрономию — ее успехи очевидны. Поговорим о другом приборе — квантовом генераторе, способном создать световой луч богатырской силы, вспышки которого будут видны и на других планетах. «В настоящее время, — сказал академик Арцимович, — становится очевидным, что новые атомные радиостанции могут привести к подлинной революции в технике связи. С их помощью, по-видимому, удастся создать тонкие, как иголка, и вместе с тем чрезвычайно мощные пучки электромагнитных волн и световых лучей, пользуясь которыми можно будет передавать сигналы далеко за пределы солнечной системы на многие миллиарды километров. Для любителей научной фантастики я хочу заметить, что игольчатые пучки атомных радиостанций представляют собой своеобразную реализацию идеи «гиперболоида инженера Гарина».

За этой короткой характеристикой новой области знания таится множество интересного: объяснение удивительных процессов, рождающих богатырский луч. Недостаток места не позволяет рассказать о работах советских физиков В.А. Фабриканта, П.П. Феофилова, А.М. Прохорова. Н.Г. Басова, американского оптика доктора Меймана, много потрудившихся над осуществлением замечательных средств грядущей межзвездной связи. Об этих работах уже существует целая литература.

О том, насколько важно решить проблему космической связи, свидетельствует любопытная деталь: для обычного радиотелефонного разговора между Землей и Марсом понадобилась бы мощность в миллион ватт. Использование для такой беседы квантового генератора снизит затраты мощности до одного ватта, то есть ровно в миллион раз.

Разумеется, Циолковский не мог угадать грандиозных успехов современной науки. Но идея световой сигнализации не была мимолетным случаем в его творческой биографии. В книге «Вне Земли», опубликованной спустя четверть века после статьи о сигналах на Марс, ученый предлагал зеркала, чтобы посылать на Землю сообщения с летящей ракеты. По его расчетам, площадь такого зеркала должна была составить квадрат со стороной 200 метров.

Оптический телеграф еще не начал работать в космосе, но космическая почта уже абсолютная реальность. Первой корреспонденцией был вымпел, доставленный на Луну советской ракетой. Второе «письмо» — сферический вымпел, символ нашей Земли с контурами материков, — умчалось в сторону Венеры. Внутри этой сферы из титанового сплава лежит памятная медаль. На одной стороне — Герб Советского Союза, на обороте — план солнечной системы с орбитами Меркурия, Венеры, Земли и Марса. Земля уже заговорила со вселенной иероглифами астрономии, очень родственными языку математики.

Квантовая радиофизика открывает еще одну возможность космической связи — межпланетное и межзвездное телевидение. Разумеется, оно может существенно облегчить беседу с ракетой, приблизившейся к нашей планете, или передачу изображений на какую-то иную планету. «Оно, — пишет профессор Н. Басов, — позволяет передавать чрезвычайно большой объем информаций: один передатчик световых волн может вести одновременную передачу десятка тысяч телевизионных программ».

В первые мгновения «межзвездного знакомства» способ математических сигналов, предлагавшийся Константином Эдуардовичем, вероятно, окажется просто незаменимым. Но после того как математика выяснит, что в космосе есть и другие разумные существа, принявшие наши сигналы и сообщившие о себе ученым Земли, все станет иначе. Дело в том, что успехи в области электронно-вычислительных машин приуготовили математике другую, еще более почетную роль — роль универсального переводчика.

Да, мы готовы к этому, говорят математики. «Есть основания надеяться, — писал академик Соболев, — что если в один прекрасный день радиостанциями будут приняты сигналы из глубин вселенной, посланные какими-нибудь разумными существами, то разгадке их помогут методы, схожие с теми, которыми пользуются математики сегодня для расшифровки древних письменностей».

Ну не чудо ли, право! Прошлое работает для будущего. Изучение культур древности раскрывает путь для знакомства с еще неведомыми внеземными цивилизациями. Расшифровка письменности народа майя, чтение таинственного «ронго-ронго» с острова Пасхи, линейного письма А острова Крита и языка неведомой страны тангутов, найденной четверть века назад в Китае Козловым, — все это тренировка, подготовка к переводческой работе во время грядущих космических встреч.

Известный польский писатель Станислав Лем написал остроумный рассказ «Пришельцы с Альдебарана». В сюжете этого рассказа почетное место занимал чудесный переводчик-автомат, переводивший со 196 тысяч языков. Столь образованный полиглот пока еще не создан, но наука математическая лингвистика — абсолютная реальность. Группа советских лингвистов-математиков, руководимая Николаем Дмитриевичем Андреевым, уже сегодня добилась многого. Советские ученые поймут и марсиан и венерианцев, и даже язык живых существ, прилетевших из иной звездной системы, пожалуй, не сможет поставить их в тупик.

Проблема языка, на котором посланцы Земли смогут объясняться с жителями иных планет, волнует ученых разных стран. Все они, как правило, развивают мысль Циолковского о том, что в основе этого языка лежит математика. Одна из наиболее интересных попыток, предпринятых в этом направлении, — это «линкос», лингвистика космоса, как назвал свой труд о построении языка для космической связи голландский ученый Ганс Фройденталь.

«Объяснив правила математики, — читаем мы в журнале «Знание—сила», — Фройденталь в следующей главе своей книги вводит понятие времени... и только лишь после того, когда объяснено понятие времени, Фройденталь переходит к главе «Поведение»... Формулой E = mv² кончается первый том книги... Во втором, еще незавершенном томе Фройденталь намерен рассказать на «линкосе» о материи, жизни и человеческом поведении, вернее — о его более тонких и человечных аспектах, чем в главе «Поведение» первого тома...»

Работы, которые ведут лингвисты, готовясь завязать космические связи, привели к возникновению семиотики — науки о знаковых системах, включающих в себя не только все языки мира, но и специализированные языки и морские коды. Пользуясь теорией информации, семиотика сводит их в одну-единственную систему знаков, предназначенных для общения в человеческом обществе.

В этих разнообразных попытках создать лингвистику космоса отнюдь не последнюю роль сыграют эксперименты, которые ученые хотят провести на Земле. Так, например, газета «Комсомольская правда» сообщает про американских исследователей, установивших, что по «умственным способностям» среди животных на первом месте оказались дельфины, способные даже подражать голосу человека, воспроизводя при этом интонации дрессировщика. Отсюда и желание американских исследователей обучить дельфинов космическому языку.

«Если американцам удастся научить дельфинов космическому языку, — пишет газета, — то осуществится мечта легенд и сказок: человек будет разговаривать если не со всеми животными, то хотя бы с одним из них — дельфином. Дельфины сами смогут «рассказать» о своей жизни, и, может быть, это будет очень содержательный рассказ».

Но Земля не только ловит голоса вселенной, не только ищет язык для связи с разумными существами. Она подает и свой голос. Недавно группа советских ученых под руководством академика В.А. Котельникова послала пучки направленных волн на Венеру и на Меркурий. Посылая свои сигналы, советские исследователи точно измерили время путешествия радиоволн, уточнив благодаря этому расстояние до этих планет, изучили их поверхность, а затем послали радиосигналами к Венере три слова: СССР, МИР, ЛЕНИН.

Впервые в истории человечества, побывав на таинственной заоблачной планете, эти сигналы возвратились обратно, продемонстрировав возможности межпланетной радиосвязи...

В том же 1896 году, когда учитель геометрии и арифметики из города Калуги опубликовал свою статью, петербургский физик Александр Степанович Попов передал без проводов два первых слова: «Генрих Герц», воздав тем самым должное своему замечательному предшественнику. Еще никто не знает, когда и как соприкоснутся народы Земли с представителями чужих, пока неведомых нам миров. И кто знает, быть может, моргая вспышкой, в миллион раз более яркой, нежели Солнце, алое пламя квантового генератора пронесет через черноту космоса другое имя — «Константин Циолковский».

Примечания

1. Интересно отметить, что крупнейший советский ученый, основоположник астроботаники, член-корреспондент Академии наук СССР Г.А. Тихов незадолго до смерти, летом 1959 года, писал: «Мы еще не знаем, в каком состоянии находится жизнь органических существ животного и разумного типа на Марсе. Эту задачу решат космонавты, наши потомки».