Астрономия в уставах Петербургской Академии наук

Признание важного государственного значения астрометрии и практической астрономии и их приложений к вопросам русской картографии и навигации нашло отражение и в петровском проекте устава Академии 1724 г. Астрономия была отнесена там к самому высшему, первому классу, а в обязанности астронома вменялись также занятия географией (точнее было бы сказать, картографией) и навигацией. Так, о распределении обязанностей между академиками первого класса в петровском уставе говорилось следующее:

«К первому классу четырех персон надобно: первой надлежало бы упражняться матези сублимиори (заниматься высшей математикой, — Н.Н.), яко арифметикою, алгеброю и геометриею и протчими частьми теоретическими; второй бы тщание иметь к астрономии, географии, навигации; третьей и четвертой — к механике» [123, с. 33].

После смерти Петра I развитие морского флота России замедлилось, и навигация утратила свое прежнее значение. В то же время усилилось внимание к освоению обширных районов внутри страны. Вот почему и в академическом регламенте 1747 г., в разработке которого участвовали все петербургские ученые, роль навигации оказалась несколько ослабленной, а сама она была включена в географию, объединенную с астрономией, как и раньше. В регламенте 1747 г. говорилось: «Государству не может быть инако, яко к пользе и славе, ежели будут такие в нем люди, которые знают течение тел небесных и времени, мореплавание, географию всего света и своего государства, чего ради иметь надлежит первой класс академиков, которой состоять должен из астрономов и географов» 1123, с. 41].

Устав 1803 г. уничтожил деление академиков на классы и, уравняв все специальности, включил в их число некоторые гуманитарные науки. Навигация и география были вовсе исключены из числа наук, которые считалось необходимым разрабатывать, а астрономия фигурировала как равная среди остальных специальностей. В регламенте 1803 г. говорилось: «Науки, коих усовершенствованием академия должна заниматься, суть следующие: вышняя математика и физико-математика, механика твердых и жидких тел, астрономия, химия, минералогия, ботаника, зоология, анатомия и физиология и технология; сверх того, история, статистика и экономия политическая» [123, с. 63].

Развитие капитализма в России первой четверти XIX в. привело к усиленному расширению промышленности, торговли и мореплавания. Экономические и социальные перемены привели к необходимости внести изменения и в устав Академии. Дополнение к регламенту 1803 г., утвержденное 30 января 1830 г., звучало в духе проекта петровского устава. Здесь было восстановлено деление на классы, а астрономия, вновь объединенная с географией и навигацией, отнесена к высшему, первому классу [124, с. 115].

И, наконец, в уставе 1836 г., составленном в период начавшегося строительства Главной астрономической обсерватории Академии в Пулкове, тесная связь астрономии с географией и навигацией была окончательно закреплена, а деление на классы отменено. Как говорилось в новом уставе: «Науки, усовершенствованием коих Академия должна заниматься, суть следующие: чистая и прикладная математика; астрономия, география и мореплавание; физика; химия; технология; минералогия; ботаника; зоология; сравнительная анатомия и физиология; история, наипаче отечественная; греческая и римская словесность и древности; восточная словесность и древности; статистика и политическая экономия» [123, с. 93].

Краткий обзор уставов Петербургской Академии наук убедительно показывает, что на протяжении приблизительно ста с небольшим лет с момента основания этого учреждения (1724—1836 гг.) русское правительство требовало от астрономов Академии развития исследований главным образом в области астрометрии и практической астрономии, которые были призваны обеспечить практические нужды государства в картографии и навигации. Анализ приведенных документов наглядно подтверждает и то обстоятельство, что потребности государства в астрономии за тот же период существенно менялись.

Так, если с момента основания Академии и на протяжении первой половины XVIII в. развитие астрометрических исследований считалось для страны делом первой необходимости, то со второй половины XVIII в. интерес правительства к астрономии стал постепенно падать, дойдя до минимума в начале XIX в. Затем этот интерес понемногу начал возрастать, и к 30-м годам XIX в. поднялся до уровня, сравнимого с петровской эпохой. Столь близкое совпадение взглядов общества на роль астрономии в первой половине XVIII в. и в 30-е годы XIX в. представляется нам весьма любопытным. Можно полагать, что это обстоятельство в определенной степени обусловило то, что основатель Пулковской обсерватории В.Я. Струве живо заинтересовался работами своих предшественников, выполненными в XVIII в. под руководством Ж.Н. Делиля на Петербургской академической обсерватории.