Глава V. Кто «разгадал тайну» Стоунхенджа?

Обнаружение рисунков стало одним из наиболее волнительных послевоенных открытий, особо значимых для археологов, которые твердо верили в то, что фаза строительства Стоунхенджа III была в значительной степени связана с распространением культуры Микен. Вместе с тем в следующем десятилетии открытие рисунков отошло на второй план благодаря ярким идеям Джеральда Хокинса, опубликованным в журнале Nature 26 октября 1963 года. Эти идеи вызвали незамедлительную и заинтересованную реакцию.

Первая работа Хокинса была относительно небольшой. В ней доказывалось, что справедливые идеи Локьера о летнем солнцестоянии были лишь верхушкой астрономического айсберга. По его мнению, многие ориентировки камней указывают вполне недвусмысленно на точки восхода и захода Луны на ее весьма сложном пути по эклиптике, а кроме того, в монументе «скрыты» несколько других весьма значимых точек, ориентированных на Луну и Солнце.

Сначала Хокинс определил предположительную дату строительства монумента как −1500, но затем с помощью электронного компьютера он нашел значимые позиции на горизонте для точек восхода и захода Солнца, Луны, звезд и других планет. Вслед за этим были измерены различные позиции камней, ям и средних точек, при этом за основу была взята топографическая съемка монумента (масштаб 20 футов — 1 дюйм), опубликованная британским министерством публичных зданий и общественных работ.

В компьютер были введены 165 известных позиций вместе с координатами каждой из них, и была дана команда выполнить три задачи:

A. Продлить линии через 120 пар найденных позиций (в обе стороны, таким образом, 120×2 = 240 позиций).

Б. Определить истинный азимут этих линий.

B. Разработать склонение¹, в котором эти линии, продленные дальше, пересекут линию горизонта.

Естественно, это была лишь модификация основного метода, использованного ранее Локьером, но поскольку в Стоунхендже имеется более 27 000 возможных ориентировок, то вполне ясно, что без использования современного компьютера задача по выполнению таких расчетов является просто геркулесовой.

Хокинс описал свои методы и идеи в последующей книге «Разгадка тайны Стоунхенджа» (1965). Для разработки программы компьютера потребовался лишь один день. Основная карточная информация была переведена на магнитную пленку, а затем к делу приступил компьютер. Менее чем за минуту машина выдала ответ. Хокинс говорил, что, по его расчетам, человеческий мозг работал бы над выполнением этой задачи около четырех месяцев.

Из полученных результатов стало незамедлительно ясно, что склонения, вычисленные компьютером, указывали на большее число повторений. Хокинс задумался: а насколько велико их значение? Что означали повторные приблизительные склонения +29°, +24° и +19°, а также их аналоги −29°, −24° и −19°?

Сначала Хокинс и его помощники проверили планеты. Он заметил, что только Венера могла показывать склонения такого типа. Однако, поскольку максимальное склонение Венеры составляет ±32°, то это, похоже, слишком большое расхождение для получения убедительного соответствия. Затем проверили Сатурн и обнаружили аналогичную ненадежность, поскольку его максимальные склонения составляют всего ±26°. Остальные, более яркие планеты также попали в число маловероятных кандидатов.

Затем была проведена проверка более ярких звезд. Хокинс, естественно, был знаком с работами Локьера в Стоунхендже и других местах, и поэтому ему неизбежно пришлось провести проверку некоторых звезд, часто упоминаемых Локьером, таких как Капелла, Арктур, Сириус, Канопус, Вега и альфа Центавра. Поскольку Хокинс принял −1500 в качестве выбранной эпохи для исследования, то возникла необходимость обработать на компьютере склонение различных звезд в данный период (с учетом эффектов прецессии). Но и после этой работы он снова уперся в стену. Хотя Арктур имеет сегодня значительное склонение +19°21′, в −1500 оно составляло примерно +42є. Сегодня склонение Сириуса −16°39′, а в −1500 оно составляло −19°. Хотя склонение Сириуса в −1500 выглядело значащим и близко соответствовало −1500, Хокинс счел, что это конкретное соответствие могло быть случайным. Ни одна из других звезд Локьера не давала значительных склонений. Читатель может самостоятельно проверить это для эпохи −1500 с помощью звездных карт Локьера.

«Если теперь планеты и звезды можно снять со счетов, то как насчет Солнца?» — размышлял Хокинс. Он уже подозревал, что некоторые экстремальные склонения грубо соответствуют Солнцу. Этого вполне можно было ожидать, учитывая наличие давно определенной ориентировки на летнее солнцестояние. Но что же делать с Луной? Тогда, как рассказывает Хокинс, он вернулся к компьютеру, чтобы на этот раз определить экстремальные склонения как Солнца, так и Луны в эпоху −1500 и экстремальные направления их восходов и заходов в то время. Естественно, не было известно (кроме a priori предположения Локьера), как наблюдатели Стоунхенджа в древние времена могли интерпретировать восходы и заходы, на какую именно часть солнечного диска указывала ориентировка (см. рис. 10). Хокинс надеялся, что эту проблему также можно решить с помощью компьютера.

У Солнца есть две экстремальные позиции восхода (то есть зимнее и летнее солнцестояние), но у Луны, из-за ее более сложного движения, их четыре. Все эти факторы были учтены при перепрограммировании компьютера. Эта новая задача была им выполнена за несколько секунд. Когда Хокинс и его помощники сравнили полученные данные, у них, по его словам, не осталось сомнений: предположение о том, что ориентировки Стоунхенджа прослеживали пути Солнца и Луны относительно горизонта, «получило полное подтверждение».

Хокинс признавался, что он был готов к некоторым солнечным корреляциям Стоунхенджа, но никак не к его полной солнечной корреляции. Он также не подозревал, что вдобавок там могла наблюдаться и полная лунная корреляция. Локьер никогда не говорил о лунной корреляции Стоунхенджа или какого-либо другого британского или французского объекта, да и Хокинс сам менее всего этого ожидал. Однако, если бы они оба внимательно ознакомились с имеющимися (весьма объемистыми) апокрифическими литературными работами о друидах, то оба могли бы самостоятельно предугадать эту интригующую возможность. Последующие свидетельства (после Локьера) были предоставлены вице-адмиралом Бойлом Сомервилем в 1912 году. В своей работе, опубликованной в журнале Британской астрономической ассоциации, Бойл Сомервиль предположил, что в мегалитическом монументе Калланиш в Шотландии имеется ориентировка на Луну...

Впоследствии работу Локьера и Сомервиля продолжил Александр Том. После нескольких лет неспешной и методичной работы, почти без публикаций, он уже в 1950-х годах пришел к твердому выводу, что многие из исследованных и изученных им каменных кругов имели (помимо других астрономических и неизвестных метрических особенностей) позитивные лунные ориентировки. При этом, по личным соображениям, его работа достаточно долгое время не касалась Стоунхенджа, вплоть до 1974 года.

С.А. (Питер) Ньюхэм, британский астроном-любитель, за год или два до Хокинса исследовал лунные и солнечные ориентировки Стоунхенджа. Однако, по одной из тех превратностей судьбы, которые часто сопровождают научные открытия и которые отозвались неким эхом в противоречиях, возникших в британской астрономии после открытия Нептуна в 1846 году, его работа оставалась незамеченной до появления первой статьи Хокинса в журнале Nature, взбудоражившей долго дремавшие астродебаты вокруг Стоунхенджа.

Интерес Ньюхэма к Стоунхенджу пробудился в 1957 году, когда он посетил этот монумент вместе со своей женой. Обсудив различные астрономические теории со смотрителем, он заинтересовался идеями Локьера. Ему посоветовали ознакомиться с сомнениями, выраженными Аткинсоном в отношении выводов Локьера (изложенных в книге Аткинсона «Стоунхендж»), и вскоре он задумался о возможных новых подходах к решению данной проблемы в целом. Через некоторое время в его жизни произошло два события, повлиявшие на его последующие действия: умерла его жена и вскоре после этого он вышел на пенсию. Не зная, чем заняться после сорока шести лет работы инженером газовой промышленности, он оказался в растерянности. Еще будучи инженером, он решил перепроверить оси и ориентировки Локьера, что, как он простодушно считал, может занять всего несколько дней. В этом, как он с горечью признавался позже, он ошибался. В монументе крылось гораздо больше, чем казалось на первый взгляд, и через две недели он вернулся домой «ничуть не умнее, чем был перед отъездом». Но цель этой первой разведки заключалась не только в изучении проблем, связанных с определением точной ориентировки оси, но также в повторном изучении и исправлении сомнительных измерений и различий в многочисленных опубликованных планах монумента.

В последующие три года из своего дома в Йоркшире он много раз посещал Стоунхендж, и всегда вместе со своим старым теодолитом. С течением времени его практические знания о Стоунхендже расширялись. Затем, в один прекрасный день, он стал подозревать, что ориентировка базового камня 92 к дислокации G положительно была направлена на экстремальную северную точку восхода Луны (одна из четырех экстремальных позиций Луны). И опять в эту историю вмешалась насмешница судьба. Поскольку его идеи и расчеты были лишь предположительными, он написал письмо своему другу, профессиональному астроному, работавшему в обсерватории Лондонского университета, с просьбой проверить его расчеты данных позиций. Ньюхэм, в письме спрашивал, каким должен быть истинный азимут Луны для этой конкретной ориентировки. В ответ на этот запрос он получил цифру −45°. Ньюхэм расстроился, так как эта цифра на несколько градусов отличалась от той, которую он сам считал правильной. Но, будучи астрономом-любителем, как он мог спорить с профессионалом? Тогда он временно отложил в сторону идеи о лунной ориентировке и занялся возможными ориентировками на Солнце и звезды.

В ноябре 1962 года он получил список возможных восходов звезд, Солнца и Луны от своего друга, тоже астронома-любителя, Ф. Адди, в то время директора секции Солнца Британской астрономической ассоциации, который знал об интересе Ньюхэма к Стоунхенджу. В списке перечислялось время восходов, которые можно было наблюдать в прежние времена над Пяточным камнем. Был уже поздний вечер, когда Ньюхэм бросил мимолетный взгляд на этот список перед тем, как отправиться спать. Но по какой-то необъяснимой причине он не смог уснуть в эту ночь, подсознательно его мозг продолжал работать. Расположение цифр почему-то показалось ему знакомым, но каким-то неуловимым. Затем туман сомнений неожиданно рассеялся, и примерно к полуночи проблема с его прошлой аномальной ориентировкой на Луну была решена — цифра, присланная ему другом из Лондонского университета, означала 40,5°, а не 45,0°. Из-за явно глупой, непроверенной опечатки вся его последующая работа пошла в неверном направлении. Он был так возбужден, что все мысли о сне в ту ночь покинули его. К четырем часам утра он не только проверил и перепроверил ориентировку 92 — G, но также и две новые ориентировки на Солнце.

Ньюхэм, находившийся в ходе своей работы под сильным влиянием выводов, сделанных Аткинсоном в его книге о Стоунхендже, а также заслуг Ньюволла в довоенных раскопках, незамедлительно написал им обоим и рассказал о своих открытиях. Сам Ньюволл всегда внимательно следил за новыми свидетельствами возможного астрономического значения Стоунхенджа. Ранее он предполагал, что наиболее значимой может быть ориентировка на точку зимнего солнцестояния, и скептически относился ко всем идеям, за исключением новой теории Ньюхэма об ориентировке монумента на точку равноденствия. Аткинсон же был согласен со всеми его идеями и советовал Ньюхэму обнародовать их в журнале Antiquity.

Краткое описание полученных Ньюхэмом результатов было переслано Глину Даниэлю, редактору Antiquity, вместе с предложением в случае необходимости предоставить более широкий обзор. Ньюхэм стал ждать ответа, но в течение двух месяцев его послание, похоже, пылилось на столе редактора. И вот, наконец, в марте Ньюхэм получил письмо с отказом. В своем ответе Даниэль писал, что, не будучи сам астрономом, он ничего не понял, но в любом случае не считал этот материал подходящим для его журнала. До сих пор не ясно, давал ли Даниэль эту работу на рецензию понимающему человеку после того, как храбро признал свою собственную неспособность оценить ее астрономические заслуги. Сам же Ньюхэм всегда считал, что его работа была отвергнута потому, что он был простым астрономом-любителем.

Между тем Ньюхэм, будучи директором университетского Астрономического общества в Лидсе, поделился своими идеями с друзьями-астрономами. Один из них, научный корреспондент Yorkshire Post, почувствовал, что Ньюхэм был на пути к чему-то очень оригинальному, и опубликовал 16 марта 1963 года популярный обзор работы Ньюхэма в статье из трех колонок, появившейся на страницах этого влиятельного, но провинциального периодического издания — на целых семь месяцев раньше собственной оригинальной работы Хокинса, появившейся в журнале Nature. Работа Ньюхэма, в соответствии с журналистским стилем, вышла под броским заголовком: «Загадка ямы G». Во многом название этой темы все еще актуально, так как археологи, и в частности Ньюволл, имели прочные основания сомневаться в том, что именно эта яма (среди прочих других) является делом рук человека. Однако яма G не являлась главной темой этой статьи. Ее задачей было доказать, что базовые камни могли использоваться для составления нескольких ориентировок, особенно лунных.

Еще в 1846 году преподобный Е. Дюк обнаружил, что Северный курган (94) находится на одной линии с камнем 93 в последних лучах заходящего Солнца в самый короткий день. Дюк отмечал, что в противоположном направлении линия, проведенная из Южного кургана (92) до камня 91, ориентирована на восходящее Солнце в самый продолжительный день года. Открытие Дюка можно считать первым реальным шагом к решению астрономических проблем Стоунхенджа.

Ньюхэм открыл ориентировку на точку равноденствия, от кургана 94 к яме для камня С, но также отметил, что линия, проведенная от кургана 94 к 91, явно совпадает с точкой горизонта, где Луна восходит в своей самой южной точке во время ее девятнадцатилетнего цикла. В противоположном направлении линия от 92 к 93 отмечала заход Луны в ее самой северной закатной точке. Ньюхэм посчитал, что эти две ориентировки имеют большое значение и связаны с любопытным фактом — основной круг сарсенов смещен примерно на 1 м (3 фута) от истинного центра ям Обри. Если бы они были концентричны, то заслоняли бы линию наблюдения 92—93. Эта загадка смещенного центра монумента долго являлась темой жарких дискуссий среди археологов.

Точка зрения Ньюхэма о противоречивой яме G (возможно, естественного происхождения, либо яма, оставленная после извлечения сгнившего корня давно умершего куста или дерева) заключалась в том, что она может считаться очень важной, поскольку ориентировка от 94 к G указывает на восход Солнца в самый короткий день года. Линия же от кургана 92 к G направлена на восход Луны в ее самой северной точке.

Таким образом, с точки зрения Ньюхэма, эта теория может объяснить шесть из восьми основных солнечных и лунных событий года. Рассуждая далее, Ньюхэм ввел гипотетическую маркерную яму в нераскопанной части объекта, примерно в 10,5 м (35 футов) к югу от 93, которую он предварительно обозначил как G2. Отсюда гипотетическая ориентировка от 92 к G2 будет указывать на заход Солнца в самый продолжительный день, в то время как предполагаемая ориентировка от 94 к G2 — на заход Луны в ее самой южной точке. Ньюхэм считал, что если гипотетическая G2 была бы открыта позже при раскопках, то шанс чистого совпадения в отношении структуры ориентировок Стоунхенджа был бы почти исключен.

После обсуждения этой проблемы с Ньюхэмом Аткинсон занялся поисками G2, используя примитивный, но эффективный метод поверхностного простукивания («выстукивания»), но безрезультатно. Однако интуитивно Ньюхэм был прав в его поисках самой южной точки захода Луны. Хотя до сих пор кажется, что он ошибался относительно данной гипотетической линии от 92 к G2, поскольку такой истинный азимут существует где-то еще в монументе, что подтвердили последующие находки (см. ниже).

Эта призрачная яма G2 привлекла внимание к тому, что раскопки охватывали лишь половину объекта. Остальная его часть оставалась неисследованной под поверхностью земли, и только в исключительных обстоятельствах министерство общественных работ, в ведении которого находился монумент, могло снять эмбарго на продолжение раскопок. После Второй мировой войны полевые археологи были глубоко обескуражены работой своих коллег XIX века и довоенного периода, чьи методы раскопок довольно часто были достойны порицания. Некоторые считают, что в будущем традиционные полевые раскопки будут заменены, и новейшие субповерхностные методы исследований смогут решать эти проблемы, не тревожа ценные и невосполнимые остатки, находящиеся под поверхностью земли уже четыре тысячи лет.

На той же неделе, когда были опубликованы находки Ньюхэма, из Стоунхенджа пришло сообщение об обрушении под порывами сильного ветра одного из вертикально стоявших сарсенов. Реакция публики на это обрушение была довольно бурной, в то время как работа Ньюхэма не вызвала почти никакой реакции. Сенсационное сообщение о том, что эти сарсены, вероятно, формировали часть каменного комплекса продвинутой доисторической культуры, возможно уникальной для Британии, не дошло до глухих провинциальных ушей.

И снова Ньюхэм был сильно огорчен, но остался убежденным в том, что его идеи правильны, что он сделал то, что ни один профессиональный литературный советчик не рекомендовал ему делать, и тогда он решил за свой собственный счет опубликовать полный отчет о своих открытиях.

Но и тогда судьба не повернулась к нему лицом. Местный издатель обещал доставить готовые к распространению буклеты в июне 1963 года, но спустя три дня после получения рукописи Ньюхэма типография сгорела дотла. И хотя вскоре было найдено новое помещение, Ньюхэм получил первый оттиск для редактирования лишь в конце октября (через три дня после того, как работа Хокинса «Разгадка тайны Стоунхенджа» появилась на страницах Nature). Буклет Ньюхэма «Загадка Стоунхенджа и его астрономическое и геометрическое значение» увидел свет только в начале 1964 года.

В тот же день, когда работа Хокинса появилась в Nature, весь мир узнал о новых теориях Стоунхенджа, получивших широчайшее освещение в прессе, на радио и телевидении. Аткинсона, считавшегося высшим авторитетом по Стоунхенджу, попросили прокомментировать все это в прессе, но при этом совершенно забыли упомянуть о работе Ньюхэма. Позже Аткинсон извинился перед Ньюхэмом письменно, оправдавшись тем, что интервьюер телевидения забыл задать предварительно согласованный наводящий вопрос. Таким оказался на деле спонтанный метод доведения фактов и правды до широкой аудитории.

Работа самого Хокинса была весьма оригинальной, и, хотя он следовал основным идеям Ньюхэма, он развил их дальше, что удалось ему главным образом благодаря лучшим технологическим ресурсам. С помощью компьютера Хокинс со своей бригадой проверил несколько путаных ориентировок Стоунхенджа. Среди них — склонение Солнца на ±24°, хотя гораздо чаще встречаются весьма значимые экстремальные склонения на ±29° и ±19°, проходимые Луной во время ее девятнадцатилетнего пути по эклиптике. Хокинс и его сотрудники нашли гораздо больше, чем ожидали. Они были убеждены, что определили со средней точностью в 1° двенадцать солнечных корреляций и со средней точностью в 1,5° двенадцать корреляций Луны. Хокинс рассказывал, что, следуя изначальной идее, пришедшей ему во время посещения Стоунхенджа в качестве простого туриста (что напоминает визит самого Ньюхэма), он завершил все исследования в течение одного года: десять часов было потрачено на изучение карт, двенадцать часов — на подготовку компьютерной программы и одна минута — на работу компьютера IBM! При проверке полученных им результатов с использованием хорошо известной статистической теоремы Бернулли Хокинс посчитал, что имеется лишь один шанс на сотни миллионов, что все эти ориентировки были результатом случайного совпадения.

Хокинс предположил, что базовые камни относятся к фазе строительства Стоунхенджа I. Однако эта ориентировка, включенная в хронологию Стоунхенджа I, не получила широкого признания среди археологов. В своих расчетах данной ориентировки Хокинс, как это ни удивительно, пропустил линию от 94 к яме для камня С, которую обнаружил Ньюхэм и которая, по всей очевидности, показывала направление на точку солнечного равноденствия (на восток). Фундаментальное различие между ориентировками Хокинса и Ньюхэма заключалось в старой основополагающей проблеме: какая часть диска (сферы) Солнца и Луны совпадает с азимутом? По мнению Хокинса, его компьютерные исследования показали, что критической точкой наблюдения была полная сфера, когда Солнце и Луна касались искусственного горизонта, в то время как Ньюхэм основывал свою ориентировку на первом и последнем проблеске, видимом на фактическом горизонте во время восхода или захода. Принятие одной идеи в противовес другой было связано с предполагаемым наличием некоторых ориентировок в обратном направлении.

Вместе с тем Хокинс пошел дальше, чем Ньюхэм и другие, и выдвинул идею, связанную с использованием архитектуры Стоунхенджа III из сарсенов и голубых камней для обозначения значимых астрономических ориентировок. И именно это было наиболее трудно принять археологам — главным критикам теории Хокинса. Несмотря на это, компьютерные исследования Хокинса доказали, что такого рода ориентировки вполне возможны. Он считал, что пять огромных трилитов, формирующих центральную подкову, могли быть предназначены для обрамления восхода и захода Солнца и Луны во время зимнего и/или летнего стояния. Он вспоминал, что, когда впервые посетил монумент в качестве туриста в июне 1961 года, его поразил тот факт, что с одной точки невозможно было что-либо видеть через три узких проема в оставшихся трилитах. Поскольку это противоречило, как он предполагал, обычному архитектурному дизайну, то ему тут же пришла мысль о том, что эти трилиты предназначались прежде всего для фиксации линий наблюдения. Именно это легло в основу собственной мотивации Хокинса предпринять попытку разгадать давно скрытые тайны монумента.

Хотя монументу в целом уже была дана астрономическая подоплека, такие археологи, как Аткинсон и Жакетта Хокс, отнюдь не были убеждены выдвинутыми доказательствами и считали, что вся идея Хокинса была слишком надуманна и переоценивала интеллектуальные способности так называемых варварских рас, которые обитали на Британских островах в тот доисторический период. Конфликт идей между археологами и астрономами — этот неоконченный спор, который подобно дремлющему вулкану потихоньку дымился со времен Локьера, неожиданно снова вспыхнул в прессе.

Статья Хокинса в Nature вызвала широкие отклики. Большинство археологов, хоть как-то знакомых со Стоунхенджем, были настроены негативно, но некоторые все же поддерживали его. Ньюволл, хотя и не был полностью убежден в состоятельности многих его идей, все же чувствовал, что Хокинс и Ньюхэм были на правильном пути. Хокинс пропустил несколько важных моментов в своих ранних работах о Стоунхендже, и Ньюволл теперь воспользовался возможностью обратить его внимание на известную греческую легенду о мистическом острове Гиперборее...

Теперь эта легенда, к сожалению, стала в значительной степени тривиальной темой в литературе о Стоунхендже. Она воскрешает так называемую потерянную «Историю гиперборейцев», которую еще Диодор Сицилийский рассматривает как неисчерпаемый источник древней научной и псевдонаучной мысли. Гиперборейцы показаны как раса, жившая на севере, «за северным ветром», и поклонявшаяся богу Солнца Аполлону. Диодор рассказывает, что их страна была плодородной и продуктивной, там собирали два урожая каждый год (что вполне возможно для северной территории, вплоть до Норвегии, для определенных сельскохозяйственных культур).

Предположительно, Латона, мать Аполлона, была рождена на одном из таинственных островов, и по этой причине Аполлона почитали выше других богов. На другом острове гиперборейцы возвели святой придел для Аполлона и храм сферической формы. С астрономической точки зрения замечания Диодора в значительной мере касаются Луны, как ее видно с острова гиперборейцев, когда она появляется всего лишь на небольшом расстоянии от Земли и имеет над собой протуберанцы. Но действительно важные сведения Диодора заключаются в том, что этот бог посещал данный остров каждые девятнадцать лет. Это прямая ссылка на период, хорошо известный древним грекам (и вавилонянам) как «год Метона», в честь греческого астронома Метона, который в V веке до н. э. отмечал, что 235 лунных месяцев составляют 19 солнечных лет, и поэтому через 19 лет фазы Луны (например, первая четверть, полная Луна и т. д.) повторяются (в пределах нескольких часов) в ту же календарную дату.

Предположительно, во время своего появления бог играл на инструменте, известном как кифара (подобном лире) и безостановочно танцевал, начиная с весеннего равноденствия и до восхода Плеяд. Смотрители (жрецы-астрономы) этого священного места назывались бореальцами и наследовали свои должности на основе иерархического непотизма.

Долгое время фраза о «непрерывно танцующем Боге» признавалась астрономами-мифологами как явное указание на конкретное космическое явление, но никто не мог сказать точно, что имелось в виду. Джордж К. Льюис, классический греческий ученый, в своей Астрономии древних (1862) ссылается на древние идеи, рассказывающие о «танцах звезд», и, по его мнению, это относится к циркулярному танцу околополярных звезд.

В определенной мере Ньюхэм использует историю Гипербореи в своем буклете «Тайна Стоунхенджа». Эту ссылку подсказал Ньюхэму Ньюволл, чей комментарий о ее возможном значении для Стоунхенджа Ньюхэм также включил в текст.

Среди других вопросов Ньюволл обращает внимание на то, что многие авторы в своих работах о Стоунхендже ссылаются на Диодора, поскольку его история может иметь отношение к Стоунхенджу, а именно: таинственный северный остров Гиперборея был не чем иным, как Британией. Но опять же большую часть информации Диодор берет у Гекатея, который, по всей видимости, писал почти за 550 лет до Диодора. Помимо ссылки на сферический храм нет никаких других свидетельств, указывающих на возможную связь этой истории с Британией.

Ньюволл высказывал интересное предположение относительно ссылок на Луну, которая появляется на небольшом расстоянии от Земли лишь у острова гиперборейцев. Он считал, что это могло происходить из-за иллюзии большого размера полной Луны перед осенним равноденствием во время ее восхода. Такая иллюзия — известное явление, но это всего лишь предположение. Однако я считаю, что это также может относиться ко времени, когда Луна на долгие периоды зависает над горизонтом, особенно в высоких широтах. Ньюволл также обратил внимание (как и многие до него) на возможность того, что девятнадцать голубых камней могут ассоциироваться с девятнадцатью солнечными годами метонического цикла. Вдобавок было сделано предложение, что было бы полезным рассчитать позицию Плеяд в период от −2000 до −1000 с тем, чтобы провести позитивную проверку ссылок Диодора.

Ф. Адди последовал этому предложению, но обнаружил, что ни это, ни ряд других альтернативных предположений, за исключением Луны, не совпадают ни с одной из ориентировок камней, если смотреть из центра монумента. Однако полная Луна будет появляться раз в девятнадцать лет над Пяточным камнем во время зимнего солнцестояния примерно через восемь минут после захода Солнца, если смотреть через Великий трилит (55—56). Но во время весеннего равноденствия Плеяды точно не видны, поскольку в это время они находятся в наибольшем кажущемся сближении с Солнцем и поднимутся невидимыми вскоре после восхода Солнца.

Ньюволл был не первым, кто отмечал возможную связь девятнадцати голубых камней с метоническим циклом. Готфри Хиггинс в своей книге «Кельтские друиды» (1829) писал: «Самая интересная особенность этих друидских кругов заключается в том, что число камней, из которых они состоят, совпадает с древними астрономическими циклами. Внешний круг Стоунхенджа состоит из шестидесяти камней, а это базовое число самого известного из циклов Античности. Следующий круг состоит из сорока камней, но один с каждой стороны входа выступает вперед из линии, в результате чего остается 19 камней — метонический цикл с каждой стороны».

Эта цитата из Хиггинса также приводится в «Журнале Астрономического общества Лидса» (№ 7, с. 1900) в статье Вашингтона Тиздейла, озаглавленной «Астрономические теории, связанные со Стоунхенджем». Автор описывает несколько интересных теорий и обсуждает новую, только что представленную на совещании Британской ассоциации, состоявшемся в 1899 году в Дувре. Это была новаторская работа некоего доктора Эддоуза, который предполагал, что один из бороздчатых камней, расположенный возле покосившегося вертикального камня центрального трилита, использовался для поддержки столба «перманентным образом» и служил стрелкой в гигантских солнечных часах.

В ту же статью Вашингтон Тиздейл включил еще одну из самых эксцентричных астрономических идей XIX века, согласно которой окружающие храм курганы точно указывают на положение и величину неподвижных звезд, формирующих полную планисферу, а другие курганы — на зарегистрированные затмения, которые происходили в определенное число лет; трилиты же регистрировали проходы Меркурия и Венеры. Эта идея вызвала к жизни несколько других, аналогичного характера.

Но возможно, самым интересным замечанием Вашингтона Тиздейла стало его высказывание: «...жаль, что ушедшему от нас Джеймсу Фергюссону не удалось завершить труд всей его жизни публикацией задуманного им дополнительного тома «Монументов из грубых камней», а профессору Питри аналогичным образом не пришлось опубликовать огромное число его планов и заметок на ту же тему, накопленных им благодаря его трудолюбию, терпению и эрудиции. К сожалению, у нас в Англии до сих пор нет Смитсоновского института...» Вашингтон Тиздейл даже не мог себе представить, что уже спустя полстолетия Джеральд Хокинс, астроном, привлеченный Смитсоновским институтом, был вынужден использовать ресурсы именно этого учреждения для расшифровки секретов Стоунхенджа!

Примечания

1. Склонение — небесный эквивалент земной широты (см. карту звездного неба, рис. 12).