Глава VII. Стоунхендж: расхождения во взглядах

Изложенные в журнале Nature идеи Фрэда Хойла привлекли к себе почти такое же общественное внимание, как и оригинальные работы Хокинса. В передовой статье в том же номере журнала новые идеи Хойла назывались «захватывающими», и не только из-за их оригинальности, но и из-за чистой практичности.

У каждого астронома, будь то любитель, наблюдающий в телескоп на своем заднем дворе, либо профессионал, использующий гигантский 200-дюймовый телескоп «Паломар», идеи Хойла действительно пробудили прагматический подход. В весьма убедительной манере он продемонстрировал, что Стоунхендж мог функционировать как неолитическая обсерватория, и эту идею во многом поддержала работа Ньюхэма «Стоунхендж: неолитическая обсерватория», которая была опубликована вслед за материалом Хойла в том же номере Nature. Идеи Хойла и Ньюхэма можно было также рассматривать как углубленное развитие ранних упрощенных лунных нотаций Маршака. Вполне вероятно, что они в течение долгого периода давали людям верхнего палеолита и мезолита возможность разглядеть движения Луны, а затем во времена неолита позволили строителям мегалита раскрыть наконец секреты эклиптического цикла Солнца и Луны. Таким образом, Стоунхендж мог представлять собой синтез накопленных за многие тысячи лет астрономических знаний таким же символическим путем, как 200-дюймовый стеклянный гигант «Паломар» делает это сегодня...

Хотя теории Хойла в некоторой степени потеснили ранние теории Хокинса, они, похоже, совпадали с основными идеями предсказания затмений. Используя более прагматический подход Хойла, современные астрономы сами могли воспользоваться методами жрецов-астрономов Стоунхенджа и в ходе этой работы признать эстетику связанных с этим цифровых методов. Но не все соглашались с тем, что эти идеи действительно были прагматическими, поскольку концепция нодальных камней вносила элемент абстракции в практическую теорию наблюдения и приписывала жрецам-астрономам Стоунхенджа интеллектуальные способности, сравнимые с возможностями теоретиков XX века. Но почему бы и нет?

В своей редакционной статье журнал Nature подчеркивал, что именно разумность идей, которые Хойл приписывал дизайнерам Стоунхенджа, была той частью его работы, которую труднее всего принять. В статье справедливо ставился вопрос, могли ли люди, которые еще не построили себе прочных домов, быть достаточно разумными, чтобы создать такой сложный инструмент, как Стоунхендж, как это утверждали астрономы. Такое же сомнение довольно часто высказывали и археологи.

Вместе с тем в статье также отмечался тот момент, что археологи могут, как правило, описывать только земные вещи из нижнего уровня сложности любого общества, но если бы археологи знали больше о жизни Британии примерно в −2500, то, может быть, тогда они смогли бы доказать, что идеи Хойла неправдоподобны.

Отсутствие каких-либо других археологических свидетельств в поддержку математических способностей людей Стоунхенджа не является убедительным доказательством того, что они не могли предсказывать затмения. В действительности, по моему собственному мнению, Хойл, занявшись проблемой Стоунхенджа, прочно опирался на методы, практикуемые тамильскими астрономами XIX века в Южной Индии, которые, несмотря на отсутствие глубоких математических знаний, могли предсказывать затмения прагматическим путем, манипулируя группами раковин, разложенными перед ними на земле.

Как Хокинс, так и Хойл признавали, что существует несколько возможных методов использования кругов Обри из 56 ям. Позднее Хокинс опубликовал отчет об упрощенном методе, в котором один камень передвигался на три ямы каждый год. При использовании такого метода круг ям Обри действовал как аналоговый компьютер, точно прослеживающий регрессию узловых точек лунной орбиты.

Собственная работа Ньюхэма в том же номере журнала Nature в значительной степени была оттеснена на второй план захватывающими идеями Хойла. Вместе с тем у Ньюхэма было несколько идей, соответствующих теории Хойла: оба старались показать, как ямы для столбов, сгруппированные в северной части монумента и не учтенные в ранних идеях Хокинса, каким-то образом были связаны с экспериментами мегалитических строителей по получению точных измерений Стоунхенджа.

Ньюхэм подверг сомнению значение так называемого 56-летнего эклиптического цикла Хокинса и использование ям Обри в качестве компьютера. Хотя он и не отбрасывал эту идею полностью, но подчеркивал, что, с его точки зрения, некоторые черты монумента бесспорно имели некое астрономическое значение. По его мнению, ямы для столбов, особенно сгруппированные вокруг входа на дамбу, явно представляли собой значимые элементы ориентировок. Похоже, эти ямы радиировали из центра круга Обри, располагались в пределах 10° по дуге к северу от Пяточного камня или линии солнцестояния и выстраивались грубо в шесть рядов, пересекая линию входа на дамбу.

Ньюхэм предполагал, что достаточно надежное значение колебаний азимута Луны можно найти, наблюдая за временным маркером, скажем деревянным столбом, и выстраивая линию каждый раз, когда зимой полная Луна появлялась над горизонтом каждый год. И действительно, ямы для столбов явно указывали на то, что эта процедура проводилась в течение многих лет, охватывая несколько 18,61-годовых нодальных циклов. Это, по мнению Ньюхэма, был достаточный срок, чтобы открыть 19-летнюю фазу, или метонический цикл, и, возможно, примерный предполагаемый 56-летний эклиптический цикл (3×18,61 = 55,83). Здесь Ньюхэм, подобно Хокинсу и Хойлу, также вводит своих читателей в заблуждение предположительной корреляцией между 19-летним метоническим (фаза Луны) циклом, 18,61-летним нодальным циклом и юлианским 19-летним эклиптическим циклом — этот момент уже упоминался в связи с идеями Хокинса. Но это не важно, так как существенно не нарушает его линию аргументации.

Сложным моментом работы Ньюхэма явился анализ азимутов ям для столбов у входа на дамбу, которые он сопоставил с рассчитанными на компьютере зимними восходами Луны в период с −2000 до −1000. Он изложил полученные результаты графически с помощью диаграммы, которая, по его мнению, показывала исключительно тесную взаимосвязь между последовательностью восходов и схемой расположения ям. С точки зрения Ньюхэма, полученная в результате корреляция выходила за пределы того, что можно считать простым совпадением.

Ньюхэм считал, что позиции и пространственное расположение четырех больших ям для столбов возле Пяточного камня указывают на их взаимосвязь с ямами у входа на дамбу, особенно в сочетании с камнем D и Пяточным камнем. Последовательность ям для столбов А явно указывает на ямы, ранее удерживавшие «столбы» гораздо больших размеров, чем столбы у входа на дамбу, и, по предположению Ньюхэма, имевшие более постоянный характер. Если к ним добавить камень В, то они составят семь маркеров, которые могут функционировать в качестве грубого наблюдательного «верньера». Сопоставленные в обратном направлении с заходом Солнца, они предоставляют способ определения времени возможного затмения Луны.

Ньюхэм считал, что хотя 56-летний цикл был предположительным, все же имелись основания считать, что строители Стоунхенджа обладали возможностью определять время вероятных затмений.

Подводя итог своим идеям, он делал вывод, что есть все основания предполагать наличие «явных лунных влияний» в Стоунхендже. По его мнению: а) маленький камень 11 (рис. 7, 16) в большом круге сарсенов был частью схемы строителей (и представлял собой отсчет половины дня), и таким образом круг сарсенов означал 29,5 дня лунного месяца; б) двойной круг или спираль ям Y и Z означал 59 дней двух лунных месяцев (двойную лунацию); существует также большая вероятность того, что комплекс из 59 голубых камней внутри круга сарсенов представлял еще один (более приемлемый) способ презентации той же самой идеи; в) на 19-летнюю фазу, или метонический цикл, указывают 19 голубых камней, расположенных внутри подковы трилитов. Если взвесить все эти свидетельства, они напрямую укажут на существование «исследовательского» центра, где люди мегалита наблюдали за Солнцем и Луной.

Помимо этого, самостоятельно Ньюхэм и французский архитектор Ж. Шаррье, который также провел исследование Стоунхенджа, отмечали, что «прямоугольник», сформированный четырьмя базовыми камнями, почти соответствует широте (в пределах нескольких километров), необходимой для того, чтобы азимуты Солнца и Луны разошлись на 90° в их экстремальных склонениях. Отсюда следует, что, по всей вероятности, широта Стоунхенджа (51,2°) была преднамеренно выбрана его строителями. Таким образом, местонахождение монумента было продиктовано астрономическими требованиями, а не наличием камней или другими факторами, подсказавшими выбор равнины Солсбери. Свидетельства, предоставленные геометрией четырех базовых камней, вероятно, являются наиболее убедительными из всех в поддержку астрономических идей Стоунхенджа.

В сентябре 1966 года долгожданная критика Аткинсоном книги Хокинса наконец появилась на страницах Antiquity под провокационным названием «Сияние Луны в Стоунхендже». Он уже критиковал эту работу в Nature в обзоре «Заблудившийся дешифратор», где использовал такие известные ныне эпитеты, как «тенденциозная, самонадеянная и неубедительная». В редакционной статье того же издания Antiquity Глин Даниэль с нескрываемым злорадством комментирует: «...двусмысленность самого названия не ускользнула ни от кого, и прежде всего от самого профессора Хокинса... У нас всех нет никакого желания выслушивать человека, который не потрудился прислушаться к мнению археологов и понять, что они хотели сказать...»

В преамбуле к этой обзорной статье Аткинсона говорилось, что подзаголовком к ней могло бы стать: «Археолог экзаменует астронома». Фактически стало ясно, что некоторые археологи теперь будут воспринимать Хокинса как полностью материализованную persona non grata реинкарнированного Локьера...

Аткинсон начал свое 2000-словное рассуждение с краткого обзора астрономических споров. Затем он мимоходом коснулся самонадеянности предположений Хокинса, так как все неукоснительно свидетельствовало о том, что «ни профессор Хокинс, ни его соратник Джон Б. Вайт (помогавший Хокинсу писать эту книгу) не являлись археологами». Аткинсон подчеркнул для своих читателей, что использование компьютера ни в коей мере не повышало ценности (или чего-либо другого) полученных результатов. Это было очень веским замечанием, поскольку, как бы это ни было удивительно, некоторые рядовые читатели книги Хокинса считали, что именно использование компьютера при изучении Стоунхенджа придало его идеям такой вес — простодушная точка зрения, широко распространенная и поныне.

Аткинсон предполагал, что планы Стоунхенджа, которыми пользовался Хокинс, не соответствовали поставленной задаче, а тот, о котором он говорил, был «ныне устаревшим планом министерства общественных работ». Он сетовал на то, что Хокинс произвольно принимал как значимую любую линию наблюдения в пределах ±2° от направления азимута на восход. Это было совершенно нереалистично и давало погрешность примерно в 24 раза большую, чем ошибки, случающиеся в практических экспериментах по выстраиванию линии через пару шестов. В качестве иллюстрации того, какой такая ошибка может быть на практике, Аткинсон приводит следующий пример: что касается позиции Пяточного камня, то вполне допустимо переместить его на 3,6 м (12 футов) на северо-восток, и это не повлияет на ориентировку на восход Солнца во время летнего солнцестояния.

Утверждение о том, что, если исправить наклон Пяточного камня, это повлияет на точку восхода (что часто подчеркивал Хокинс), ведет к заблуждению. При этом не учитывались последствия 35-векового износа меловой поверхности камня, в результате чего линия наблюдения за горизонтом понизилась примерно на 45 см (18 дюймов). В контексте ориентировок Стоунхенджа I статистическая возможность, использованная Хокинсом, была ошибочной. Восемь ориентировок Стоунхенджа III также равнозначно были недопустимы...

В своем комментарии по поводу теории ям Обри Аткинсон не сомневался, что 56 ям могли использоваться именно так, как об этом говорил Хокинс, но использовались ли они в действительности таким образом — это уже другой вопрос. Он критиковал версию использования ям F, G и H, считая, что они сформировались «естественным» образом, например остались после деревьев. По его мнению, замечания Хокинса во введении к его книге были неудачными, когда тот заявлял: «Если я могу заметить какую-либо ориентировку, общую связь либо использование различных частей Стоунхенджа, это значит, что эти факты были известны и его строителям. Такая гипотеза привела меня ко многим невероятным шагам....»

В ретроспективе Хокинс не раз мог пожалеть о таком неудачном выборе фразеологии, которая предоставила в руки его критиков перманентное и существенное оружие.

Вместе с тем отношение Аткинсона к работе Хокинса не было полностью негативным, несмотря на «большие недостатки этой книги». Он признает, что она содержит некоторые интересные предположения. Идея о том, что полная Луна восходит над Пяточным камнем во время зимнего солнцестояния, дает «наилучшее объяснение Пяточного камня из всех, до сих пор предоставленных... если это будет доказано...». Он согласился с предположением, что широта Стоунхенджа выбрана не случайно (как ранее отмечали Ньюхэм и Шаррье). Такой выбор кажется преднамеренным, поскольку экстремальные северные и южные точки восходов и заходов Солнца и Луны во время солнцестояний располагались примерно под прямым углом друг к другу. Это соответствовало почти прямоугольному положению четырех базовых камней.

В заключение Аткинсон читает наставления Хокинсу, почти в стиле мудрого старого учителя и талантливого, но торопливого ученика, считая, что тот превзошел самого себя благодаря «его несомненному энтузиазму в изучении этого вопроса». Вдобавок ко всему Аткинсон считал, что Хокинс достоин благодарности за то, что привлек интерес историков к раннему развитию науки наблюдения и метрологии. В последнем абзаце он называет исследования профессора Тома в той же области как пример «скрупулезной работы», что свидетельствовало о принятии Аткинсоном и другими археологами теории Тома о мегалитических строениях (см. ниже).

Журнал Antiquity, который начиная со своего первого номера в 1927 году внимательно следил за дебатами вокруг Стоунхенджа, предложил Хойлу написать отзыв о теории Хокинса в свете его собственных идей.

В статье, озаглавленной «Споры о Стоунхендже», Хойл задает вопрос: «Как повели бы себя мы, если бы приземлились на планете в аналогичной ситуации и имели бы при себе лишь грубые веревки, камни и деревянные столбы?»

По мнению Хойла, человек подумал бы прежде всего об использовании очевидных движений Солнца для измерения времени, а также о методах определения ориентировки юг — север. Хойл считал, что строителей Стоунхенджа не интересовало направление север — юг, что, по его мнению, также указывало на то, что 24-часовое вращение Солнца — дневной оборот — совершенно не воспринималось его строителями как средство решения проблемы определения сезонов. Передвижение же Солнца вдоль линии горизонта вскоре было бы признано весьма значимым.

По предположению Хойла, используя только грубый материал, мы могли бы измерять углы с точностью до ±0,3°, если целевая точка визирования располагалась бы примерно в 60 м (200 футах) от базисной. Хойл провел эксперимент по определению сезонов, считая, что точность в ±0,3° достаточна для определения даты в году в пределах дня, за исключением близких к точкам солнцестояния значений. Затем, уточнив геометрию, связанную с направлениями на восход и заход Солнца, Хойл обрушил на читателей Antiquity поток рассуждений, разобраться в которых было трудно для многих, так как для этого требовались знания сферической тригонометрии. Хойл также объяснил методы определения направлений на восход и заход Луны. И опять, несмотря на то что здесь требовались знания лишь элементарной тригонометрии, для многих это оказалось трудной задачей, как на то позже недвусмысленно намекала Жакетта Хокс (см. ниже).

Возвращаясь к проблеме Стоунхенджа, Хойл рассчитал, что наклон линии горизонта над истинной плоскостью горизонта составлял 0,6°. Он предполагал, что восходы Солнца и Луны считаются, когда полная сфера находится на линии горизонта, и принял идею Хокинса о том, что восходы Солнца и Луны происходили в момент, когда эти тела располагались касательно к горизонту. Вдобавок нужно было рассчитать негативную коррекцию в 30′ для эффектов атмосферной рефракции, что оказывало значительное воздействие на момент восхода Солнца или Луны, потому что, когда Солнце или Луна уже видны, фактически они еще находятся ниже горизонта на 14′ (взяв диаметр в 32′ для среднего противолежащего угла Солнца или Луны). Учитывая высоту небесного тела над горизонтом в 0,6°, мы получаем превышение в 22′. Это и есть значение ђ, которое Хойл использовал в своих таблицах. Ньюхэм фактически измерил значение истинного горизонта в Стоунхендже, а предположения Хойла впоследствии потребовали коррекций Ньюхэма.

Суть тезиса Хойла сводилась к тому, насколько значимы ориентировки, определенные Хокинсом. Их уже достаточно критиковал Аткинсон. Хойл сообщил своим читателям, что он тоже с подозрением относился к статистическим аргументам, основанным на данных, содержащих элемент субъективного суждения: «Если кто-то свободно трактует сами данные, он также может интерпретировать и окончательные результаты».

Учитывая точность примерно в ±0,3°, получаемую с помощью современных грубых методов наблюдения, Хойл размышлял, как сравнить их с таблицей ориентировок Хокинса. Чтобы продемонстрировать, как это происходит, Хойл взял таблицы ориентировок Хокинса и вставил в них рядом с азимутами, измеренными Хокинсом, соответствующие азимуты, рассчитанные с учетом различных коррекций (используя ђ = 0,5°).

При этом Хойл допускал наличие малых вариаций ђ от одного азимута к другому, поэтому следовало ожидать различий порядка ±0,5°.

Расхождения между измеренными и рассчитанными азимутами показали, что они выходят за рамки предполагаемой ошибки в ±0,3°. Ошибки для Стоунхенджа III (круги сарсенов и трилитов) были еще больше. В двух случаях ошибка была довольно большой и превышала 5°. Здесь ожидалось несколько более крупных ошибок, связанных с трудностями выстроения камней в точные линии, но в целом анализ Хойла, похоже, выдерживает прежнюю критику Аткинсона.

Оставив на время вопрос о несоответствиях, Хойл счел теперь необходимым поставить вопрос: что же строители старались создать? Или, скорее, что бы сделали мы сами? Попытались бы мы фиксировать линии наблюдения точно к расчетным величинам? По мнению Хойла, это зависело от мотивировки. Если мотив предполагал получение полезной информации, датирование сезонов и предсказание затмений, то было бы неразумно выстраивать ориентировки точно на экстремальные направления орбиты, ввиду явного «стояния» Луны и Солнца в экстремальных позициях (солнцестояние). Хойл свел эту проблему к попыткам оценить на глаз самую нижнюю точку довольно плоской равнины. Теперь он достиг цели, поставленной в своей ранней работе, опубликованной в Nature (см. выше): более практично сдвинуть линию наблюдения на градус или два внутрь экстремальных позиций с тем, чтобы Солнце и Луну можно было видеть до и непосредственно после экстремального азимута. Экстремальный азимут лучше всего определять на полпути между этими двумя наблюдениями.

Хойл доказал, что эти несоответствия можно объяснить, предположив, что на самом деле это был modus operandi. С его точки зрения, это убедительно продемонстрировал тот факт, что в большинстве случаев его предположение было правильным, так как «ошибка» имела тот же знак, а это нельзя объяснить эффектом простого совпадения, все равно что при двадцати трех подбрасываниях монеты выпали бы девятнадцать решек. Если сделать это наудачу, то шансы будут почти равными. Статистически шанс получить девятнадцать из двадцати трех равнялся 1 к 1000.

Результаты всего этого, по мнению Хойла, были далекоидущими. Помимо того что Стоунхендж разрабатывался и строился как астрономическое устройство, последствия этой идеи требовали от его создателей определенного уровня интеллектуального развития, намного выше признанного уровня сообщества примитивных земледельцев. «Такую работу должны были выполнять истинные ньютоны или эйнштейны, но почему бы и нет?» — пишет Хойл.

Касаясь вопроса об определении равноденствий и затмений, он предположил, что характерные геометрические трудности определения времени равноденствий объясняли, почему линии наблюдения за равноденствиями, очевидно, не являлись значимой частью структур Стоунхенджа. Касаясь затмений, он ссылался на свою статью в Nature и повторял свои собственные идеи о том, что круг Обри служил неким инструментом для «оценки углов в пределах примерно одного градуса», а не счетным устройством, как считал Хокинс. Аткинсон спрашивал его: зачем для этого нужен круг с таким большим радиусом, когда можно было бы обойтись шаблонной деревянной доской с колышками, по которой можно перемещать камни? Хойлу самому было интересно знать, насколько большой должна была быть такая доска, чтобы добиться такой же точности, как и в круге Обри. Вместе с тем с точки зрения использования данный шаблон был слишком хрупким инструментом, особенно в промежутке времени, составлявшем двадцать лет. Использование нескольких досок могло бы привести к путанице. Более точной системой могло бы стать использование больших тяжелых камней, которые невозможно сдвинуть с места случайным толчком.

В своих заключительных замечаниях, озаглавленных «Рассуждения», Хойл суммировал свои взгляды по этому вопросу. Он писал, что только после того, как он прочитал отчет Нюгебауэра о вавилонских методах с. −600, он понял, как происходило предсказание затмений, а до тех пор это сводилось «не более чем к туманной нумерологии». Замечания Хойла еще более укрепили точку зрения, что он находился под большим влиянием старых прагматических методов, практикуемых тамильскими астрономами, о которых писал Нюгебауэр. Хойл конечно же был не единственным, кто признавал недостаточность своих знаний о методах предсказания затмений, и до возникновения споров о Стоунхендже в середине 1960-х годов эта тема считалась весьма эзотерической, которую лучше всего оставить на рассмотрение заинтересованных специалистов.

Хойл разработал несколько культурных гипотез о строителях Стоунхенджа. По его мнению, для высоких интеллектуальных достижений нужны универсальные составляющие: пища, свободное время и социальная стабильность, а также хорошая связь. Он не видел причин, почему такие условия не могли существовать в обществе Южной Англии в с. −2000. Хойл размышлял, что если африканские племена использовали барабаны для передачи информации с большой скоростью, то почему аналогичная система не могла использоваться в Британии? Он считал ошибкой приравнивать интеллектуальные достижения и технологический прогресс. Возможно, еще до того, как «генофонд человечества» был разбавлен в наши времена, в доисторический период могли существовать группы, чьи интеллектуальные нормы были значительно выше, чем в наши дни. После периода с. −2000 широкомасштабное перемещение народов вполне могло размыть эти группы и вызвать резкий генетический спад, ведущий к культурной инверсии...

По сути, предположение Хойла может быть правильным. Строительство мегалитов, похоже, переживало резкий спад до −1000. Когда пришел Цезарь, его встретили орды раскрашенных варваров, впечатляюще описанные им и классическими летописцами. Но при этом существовал и научный кельтско-друидский календарь, происхождение которого остается туманным.

В промежуточный период между статьей Хойла, появившейся в Antiquity, и ожидающимися откликами других авторов, в Nature (4 февраля 1967 года) была опубликована новая работа Р. Колтона и Р.Л. Мартина, озаглавленная «Эклиптические циклы и затмения в Стоунхендже». Следя за спорами вокруг Стоунхенджа, эти два соавтора решили изучить вопрос о затмениях и проверить правильность предположений Хокинса о роли ям Обри.

Прежде всего они указали на ошибочность рассуждений о 19-летнем метоническом цикле как непризнанном, по утверждению Хокинса, эклиптическом цикле. Несколько авторов уже подчеркивали факт отсутствия реальной соразмерности между 18,61-годовым нодальным смещением и 19-летним (235 лунаций) фазовым циклом. Колтон и Мартин изобличали Хокинса в том, что он просмотрел тот факт, что Луна не находится в прямой оппозиции (180°) к Солнцу после нескольких последовательных периодов обозначенного им цикла.

Колтон и Мартин решили начать с лунных затмений, которые действительно происходили, а не были рассчитаны компьютером, а поскольку орбита Луны существенно не изменилась с −1500, они произвольно выбрали период с 1855 по 1958 год. Когда все это было изображено графически, авторы посчитали, что получили оригинальные аналитические астрономические таблицы затмений. С их помощью они смогли распознать несколько эклиптических циклов: 135 лунаций, 804 лунации, 223 цикла Сароса, 311 лунаций, 88 лунаций и 41 лунация. Цикл из 135 лунаций был хорошо известен китайцам как предвестник затмения. По сообщению обоих авторов, китайцам также был знаком метонический цикл в 235 лунаций, который они называли «чанг». Цикл в 804 лунации показал повторяющийся блок из 65 лет и двух дней, состоящий из двух 19-летних интервалов и одного интервала из 27 лет и двух дней. Это, как они отмечали, и был истинный эклиптический цикл.

Колтон и Мартин отметили, что предложенная Хокинсом последовательность в 19, 19 и 18 лет (= 56) фактически составляет 19, 19, 18 лет + 11 дней. Как эклиптический «цикл» он очень короткий, поскольку за два 19-летних периода нет возможности компенсировать ошибку. Они сочли, что 47-летняя последовательность 19, 19 и 9 лет минус 9 дней, что составляет 581 цикл лунных месяцев, будет более логичной.

На основе своего анализа Колтон и Мартин посчитали вполне разумным предположить, что ямы Обри в Стоунхендже не были построены для того, чтобы предсказывать затмения в 56-летнем цикле. Альтернативная гипотеза Хойла была «элегантной и искусной», однако они отметили, что успех его метода не ограничивался использованием комплекса из 56 ям. Метод Хойла, рассматриваемый в контексте ограниченных астрономических знаний того времени, казался маловероятным. Хотя он предсказывал каждое солнечное и лунное затмение, он не предоставлял информацию о том, какие затмения можно видеть из Стоунхенджа. По их мнению, только исключение какого-либо затмения можно рассматривать как единственное надежное предсказание. Вместе с тем Колтон и Мартин не пояснили, что нет никакого известного простого эклиптического цикла, который может предсказать полные солнечные затмения в какой-либо точке земли. Все циклы солнечных затмений относятся к Земле в целом.

Взамен гипотез Хокинса и Хойла эти два автора предложили простой метод предсказания, известный с третьего тысячелетия до н. э., более подходящий потому, что с его помощью можно предсказывать только лунные затмения, видимые из Стоунхенджа. Этот метод зависел от знания того, когда Солнце и полная Луна были диаметрально противоположны. При таких условиях, если Луна восходит незадолго, скажем за 15—30 минут, до захода Солнца, то затмение Луны произойдет в эту ночь и будет видимо, но если этот интервал больше, то затмения не будет видно. Если же полная Луна восходит после захода Солнца, то затмение уже прошло. Авторы считали возможным, что круг ям Обри вполне мог служить для определения того, когда заходящее Солнце и восходящая полная Луна находятся точно напротив друг друга, но они все же подозревали, что данные 56 ям предназначались для совершенно другой цели.

Фактически затмение Луны можно наблюдать, когда (что парадоксально) Луна и Солнце находятся над горизонтом и явно не совсем противоположны. Однако эта уникальная ситуация так и не была упомянута Колтоном и Мартином. Это одно из самых странных естественных явлений, которые могут происходить и на первый взгляд кажутся невозможными, если учитывать, что затмение происходит тогда, когда три тела выстраиваются в линию (сизигия). Такая аномалия происходит из-за рефракции атмосферы. Заходящее Солнце фактически уже село, но кажется, что этого не произошло, поскольку его позиция ниже горизонта как бы смещается вверх благодаря рефракции. Таким же образом восходящая Луна фактически еще не поднялась, но ее образ смещается вверх из-за рефракции и становится видимым преждевременно. Геометрически это приводит к сближению двух тел больше чем на 1° большого круга — конечный результат двойного смещения, вызванного рефракцией. Аналогичная ситуация может также возникать при восходе Солнца и заходе Луны. Плиний Старший был свидетелем интересного утреннего затмения такого рода 22 февраля 72 года н. э.

Колтон и Мартин полагали, что многочисленные каменные круги, разбросанные по всей Британии, вполне могли использоваться для прогнозирования, поскольку никакого другого убедительного объяснения их назначения до сих пор нет. Вместе с тем они отмечали, что использование в таких каменных кругах предложенного ими метода предсказания солнечных затмений плохо обосновано, поскольку не учитывает большие трудности наблюдения за Луной при наибольшем кажущемся сближении двух тел.

Вслед за опубликованием работы Хойла Antiquity объявил об открытии дискуссии и пригласил ученых прокомментировать статьи Хойла. Впоследствии журнал опубликовал отклики Хокинса, Аткинсона, Тома, Ньюхэма, Седлера (в то время руководителя бюро Британского национального альманаха, который обратил внимание на некоторые неточности в расчетах эклиптического цикла Хокинса и Хойла), а также Ньюволла, археолога, чья первая статья о Стоунхендже была написана для этого журнала за 38 лет до этого.

Археологи, которые поначалу весьма прохладно относились к астрономическим теориям, теперь проявили больший интерес ко всей проблеме в целом, поскольку астрономы явно не могли прийти к согласию между собой.

Хокинсу первому представилась возможность ответить Хойлу, и он сделал это, осветив кратко свою собственную точку зрения и объяснив позицию. Он считал:

а) Стоунхендж являлся обсерваторией Солнца и Луны;

б) представлял собой расчетное устройство (ямы Обри) для предсказания экстремальных положений Луны на горизонте, а также затмений; в) Стоунхендж мог представлять собой практический пример уровня развития общей культуры.

Хокинс отметил тот факт, что Хойл поддерживал первые две гипотезы, и согласился с его выводами, но относительно в он считал философскую интерпретацию Хойла «исключительно провокационной». Хокинс убеждал не соглашаться с Хойлом в вопросе о так называемых ошибках строителей, объясняя их последствиями трудностей наблюдения. Вполне допустимо, что обитатели Стоунхенджа не видели теоретического экстремального азимута, поскольку фаза полной Луны не так часто происходит в момент восхода Луны, а облачные ночи во время полной Луны будут вызывать аналогичный систематический эффект.

С его точки зрения, Хойл вышел за пределы его, как он назвал, «осторожных» выводов о том, что строители Стоунхенджа были более интеллектуально развиты, чем считалось ранее. Хокинс назвал это «захватывающими рассуждениями», и все же лишь такой образованный человек, как Хойл, мог отважиться на изучение таких отдаленных регионов археологии и антропологии...

Статья Аткинсона содержала более весомую и агрессивную критику. Пройдясь по некоторым известным основным моментам, затронутым в этой дискуссии, он воспользовался возможностью еще раз атаковать теории Хокинса, распространяясь по поводу новой оценки основополагающих наблюдений, таких как значение наклона эклиптики, и новых данных относительно нескольких ориентировок монумента, отметив при этом, что некоторые из них отличаются более чем на 2,5° от предыдущих. Они были весьма важны, поскольку Ньюхэм определил значения истинного горизонта для Стоунхенджа, которые варьировалась от +0,33° до +0,62°, в то время как Хойл предлагал единое значение в 0,7°.

Аткинсон (признанный одним из немногих археологов, способных разобраться в математических заключениях) повторно рассчитал азимуты полной орбиты для первого и последнего проблеска (2′ солнечного и лунного диска, показавшегося над горизонтом). В обоих случаях средняя ошибка оказалась в шесть раз больше максимальной ошибки в 0,3°, которую Хойл считал допустимой, учитывая возможности строителей. Принимая во внимание направление знака такой ошибки, Аткинсон обнаружил, что азимуты первого и последнего проблеска более соответствовали ориентировкам Хокинса, но это различие было недостаточным, чтобы отдать предпочтение той или иной модели наблюдения, за исключением лишь иллюстрации того, что условие полной сферы не обязательно является правильным, как считал Хойл. Вместе с тем Аткинсон отмечал, что его расчеты следует рассматривать как «предварительные упражнения», поскольку они основаны на ориентировках, определенных на основе различных планов и аэрофотосъемки, надежность которых была сомнительной. По этой причине он воздержался на этой стадии от опубликования пересмотренных таблиц.

Затем Аткинсон затронул вопрос о высоте насыпи Стоунхенджа — по его мнению, ключевого и до сих пор не учтенного фактора в дискуссии. В настоящее время насыпь представляет собой весьма неприметную черту монумента, незаметную для многих посетителей. Расчеты Аткинсона показали, что в свое время она возвышалась примерно на 2 м (6 футов). Если при этом принять во внимание, что глаза наблюдателя находились на уровне 1,53 м (5,1 фута), что следует из среднего роста мужчин из длинного кургана Вест-Кеннет, то можно сделать вывод: при восходе Солнца и Луны вершина насыпи окажется ниже линии горизонта. Однако при заходе насыпь будет перекрывать линию горизонта на +1°, создавая местный искусственный горизонт, если, конечно, насыпь не была преднамеренно занижена в этих точках. Но расчеты Аткинсона показали, что это повлияет только на размер ошибки, а не на направление знака.

Он отметил, что одна из ориентировок на заход Солнца (91—92) фактически проходит через отмеченный пробел в насыпи рядом с ямой Обри 20, совпадающий с дамбой через ров. По утверждению Аткинсона, невозможно точно определить, имела ли эта дамба естественное происхождение, но фактически она вполне могла открывать ясный вид на линию горизонта вдали.

Что касается круга Обри, то Аткинсон считал его весьма неточным. Масштаб заложенных в его расположении ошибок не давал возможности успешно предсказывать полные затмения, но, возможно, он был достаточно хорош для предсказания частичных затмений.

Вместе с тем, рассматривая собранные им данные, он признал, что ни одно из них не противоречит в значительной степени идеям Хойла, которые импонировали ему больше, чем идеи Хокинса. С помощью метода Хойла можно было объяснить, как Стоунхендж мог использоваться для прогнозирования затмений, но, добавил он, отнюдь не доказать, что Стоунхендж действительно использовался таким образом. И все же в доисторическом контексте интерпретацию Хойла было трудно принять, ввиду некоторой ее «концептуальной абстракции». Аткинсон признавал, что позиция Пяточного камня и базовых камней и, в частности, выбор широты строителями мегалита были «определены астрономически». Однако по некоторым причинам он не мог «полностью согласиться» ни с Хокинсом, ни с Хойлом...

Свои принципиальные аргументы Аткинсон суммировал следующим образом:

Ямы Обри слишком плохо подходят для того, чтобы служить перманентными отметками. Выкапывание и засыпание этих ям он назвал «излишним для любой цели». По его мнению, критическое замечание Седлера о том, что затмения можно предсказывать более простым методом, а также отрицание Колтоном и Мартином 56-годового эклиптического цикла подрывали теорию об использовании ям Обри.

Что касается проблемы ориентировок, то, по его мнению, на практике ориентировки Стоунхенджа, скорее всего, были направлены в одном направлении из-за положительной элевации линии горизонта (не позволяющей вести точное реверсивное наблюдение на 180°), а это уже существенное критическое замечание. По его мнению, обратное направление является вопросом совпадения, связанного с характерной геометрией небесной сферы, и по этой причине он сомневался в значимости двусторонних ориентировок.

В случае с ориентировками на основе ям также имелись сомнения из-за нехватки свидетельств того, что они были сделаны человеком. Аткинсон был скептически настроен по отношению ко всем ориентировкам, основанным на архитектурных особенностях Стоунхенджа III, предполагая, что они базировались на «субъективной оценке» оригинальных позиций сдвинутых или отсутствующих камней, и даже если бы они были известны, то возникла бы проблема, связанная с тем, что линию наблюдения можно выстроить лишь путем центрирования одного пробела между камнями.

Вклад Тома в эту дискуссию ограничился так называемыми свидетельствами, обнаруженными в других частях Британии, так как к тому времени он провел лишь незначительную полевую работу в Стоунхендже. Он привел свидетельства о лунных линиях в Калланише, впервые обнаруженных Бойлом Сомервилем в 1912 году, а также свои собственные многочисленные открытия, сделанные в различных частях Британии. Основываясь на уже имеющихся данных, он сам был готов признать Стоунхендж обсерваторией Солнца и Луны. Но затем он задает извечный вопрос: зачем было нужно так много объектов для наблюдения за Солнцем и Луной? По его собственному предположению, Стоунхендж мог быть задуман в качестве главного центра для контроля за другими мегалитическими объектами. В своих последних рассуждениях Том (шотландец) вполне мог вторить (подспудно) сантиментам современных шотландских националистов, высказывая мнение, что центральная бюрократия Южной Англии вряд ли прислушивалась к голосам с севера, а его гористая местность (где сам Том обнаружил много ориентировок) предоставляла лучшие возможности для точного определения лунных и солнечных циклов...

Вклад Ньюхэма также повторял многое из того, что он говорил ранее. Он подчеркивал, что идеи Хокинса об эклиптическом цикле кажутся несостоятельными, если принять более привлекательную теорию Хойла. В этом его убедила наглядная критика со стороны Колтона и Мартина. Концепция круга Обри как цифрового компьютера была не более чем «полетом бурной фантазии». Вместе с тем идея затмений вполне возможна, а ямы Обри могут служить неким средством прогнозирования. Соглашаясь с предложением Хойла принять во внимание так называемые ошибки, то есть ориентировки, немного не дотягивающие до экстремального азимута, он утверждал, что этот принцип не нов, и замечал, что имеются свидетельства о том, что некоторые древние народы использовали тот же метод, однако он применялся с учетом первого или последнего проблеска восходящего или заходящего Солнца, а не полной сферы, как на том настаивали Хокинс и Хойл. Он критиковал метод реверсивных ориентировок Хойла (как и Аткинсон) и считал, что Хойл не учитывал некоторые практические факторы, наличествующие в монументе...

Седлер, который ранее доказал, что лучшим средством для предсказания затмений был круг из сорока семи ям, не мог предоставить дальнейшую, более глубокую оценку, и маловероятно, что он смог бы это сделать в будущем. Вместе с тем он считал возможным провести анализ для определения того, сколько времени в принципе может потребоваться людям на различных уровнях интеллектуального развития, чтобы эмпирическим путем сформулировать правила, которые, «по Хойлу», были заложены в Стоунхендже. (Фактически предложения Седлера могли составить прекрасную, оригинальную и полезную кандидатскую диссертацию студента-выпускника, обладающего необходимой подготовкой и знаниями).

Ньюволл, как ветеран археологии Стоунхенджа и постоянный наблюдатель за астроархеологическими исследованиями монумента, выступил с заключительным словом в этой дискуссии. По его мнению, Хокинс и Хойл поступили бы лучше, если бы отказались от упоминаний о ямах F, G и Н. Он писал им обоим до того, как они опубликовали свои материалы, и сообщал, что раскопки ямы F не закончены, и никто не может сказать, что она собой представляет, а G и Н — ямы естественного происхождения.

Ньюволл соглашался с осевой ориентировкой в каждом направлении на зимнее солнцестояние (излюбленная его ссылка), но очень и очень сомневался в отношении всех остальных. Из этого следовало, что шесть из восьми направлений были сомнительными, а в целом — одиннадцать сомнительных из двадцати трех. В заключение Ньюволл задал вопрос читателям: «Этого, похоже, достаточно, а что думаете вы?»

Все участники получили возможность высказать свои точки зрения, а на долю Жакетты Хокс, наиболее агрессивного критика астрономических идей, выпало подвести итог дискуссии.

Жакетта Хокс в роли нейтрального наблюдателя стала действительно отличным выбором редактора Antiquity. Жена английского писателя Дж. Б. Пристли, чьи новеллы и пьесы изобилуют темами времени, она сама завоевала популярность как писатель и обозреватель, специализирующийся на археологической тематике. Помимо ее суперкритического отношения к астроархеологическим идеям, связанным со Стоунхенджем, она также выступала против теорий лунных нотаций Маршака. Сама же она зачастую не брезговала протоастрономическими идеями в некоторых своих работах, в частности «Человек и Солнце» (1962), в которой проследила, порой в гипотетическом стиле, влияние Солнца на культурное прошлое человека. В этой своей книге она явно подписалась под идеями ориентаций Стоунхенджа и теорией наблюдения, написав: «Весь этот храм с множеством просветов для наблюдения за небом вполне мог использоваться для измерения восходов и заходов Луны, планет, звезд и созвездий, но ориентация могучих трилитов должна доказывать, что в Стоунхендже, как и в других местах, высшим божеством был сам бог Солнца...» Однако в вопросах, непосредственно связанных с практическим наблюдением или математической астрономией, ее точка зрения была любительской.

Ее написанный в блестящей бескомпромиссной манере обзор был озаглавлен «Бог в машине» (1967) и затрагивал острую тему: каждое поколение имеет тот Стоунхендж, который заслуживает или который желает видеть. Это было действительно справедливое замечание, и ее слова отозвались эхом, хоть и непреднамеренно, в ответе избранного вождя неодруидов Стоунхенджа, когда его спросили в телевизионной программе о том, почему ничего не было слышно о друидах в период с IV до XVII века н. э., на что он ответил: «Друид присутствует всегда. Он появляется тогда, когда того требует общество, когда в нем возникает нужда!»

В своей критике Ж. Хокс кратко цитирует тех, кто выступал за астрономические ориентировки, и отзывается о Локьере как о «тогдашнем королевском звездочете». Конкретно этот пассаж был впервые озвучен Аткинсоном в его книге о Стоунхендже, а затем неоднократно повторен теми, кто использовал его книгу в качестве конкретного источника для ссылок. Фактически Локьер никогда не был королевским астрономом. В рассматриваемый период он был членом совета посетителей Гринвичской обсерватории, а королевским астрономом являлся тогда Вильям Кристи, уступивший этот пост Френку Дайсону в 1910 году.

Подходя к современному астрономическому периоду, начавшемуся в июне 1961 года, Ж. Хокс осталась безразличной к мотивациям Хокинса, которые привели его к исследованию Стоунхенджа. Она особо подчеркивала слабость его идей, сначала цитируя комментарии Седлера, а затем Колтона и Мартина по поводу так называемого 56-летнего эклиптического цикла. Эти критические замечания, продолжала она, были также одобрены «именитым корреспондентом, чье имя мы не можем назвать».

Многострадальный Хокинс был вынужден принять почти все колкие замечания Ж. Хокс. Было ясно, что его все еще не простили некоторые археологи за его претенциозные, в стиле Локьера, экскурсы в область археологии. Однако из тона ее аргументации вскоре стало ясно, что она не намерена брать на себя дополнительное бремя атаки на Хойла в стиле Давида и Голиафа, при этом она признала, что «лишь немногие чувствовали себя способными понять его рассуждения».

Остальная часть обзора представляла собой простое повторение ранее выраженных точек зрения. Но именно заключительные слова Ж. Хокс, как и ее вступительный комментарий, содержали наиболее сильные и основательные удары. Она не видела аргументов, способных изменить ее мнение о том, что Стоунхендж был изначально задуман как святилище, а его назначение было прежде всего ритуальным, а не интеллектуальным. Его ориентировка на Солнце несла в себе некий религиозный символизм, какой несут и христианские церкви. С ее точки зрения, прежде всего следовало доказать, что это был действительно научный век, и отказаться от наших собственных надуманных идей.

Последнее слово в этом раунде спора осталось за Ньюхэмом, но оно не попало на страницы Antiquity. В 1970 году он опубликовал свой второй буклет «Приложение к тайне Стоунхенджа» и, воспользовавшись возможностью, в его первой части дал ответ Жакетте Хокс, заявив, что ее резюме дебатов о Стоунхендже частично неудачно. В частности, он критиковал одно из ее замечаний, касавшееся давно признанного знания Стоунхенджа, утверждая, что ей следовало говорить об этом как о давно принятом убеждении, поскольку, как комментирует Ньюхэм, два эти значения не равнозначны. Касаясь сути проблемы, Ньюхэм упомянул о присущей человеку «овечьей тенденции следовать за вожаком», признавая при этом, что и сам он не является исключением. «Любой, кто касается такой темы, как Стоунхендж, неминуемо воспринимает идеи, которые привязаны к направлению, зависящему от того, как эта тема была преподнесена. Когда какая-либо конкретная идея принята и устоялась, немногие утруждают себя анализом всех сопутствующих ей факторов...»

Сама Жакетта Хокс, продолжил Ньюхэм, явно не всегда свободна от синдрома предвзятого мышления, что явствует из ее книг. В произведении «Человек и Солнце», где она активно навязывает нам идею о том, что Стоунхендж был уникальным храмом культа бога Солнца в Британии (что может быть справедливо), она ссылается на знаменитую бронзовую и золотую колесницу Солнца, извлеченную из датского болота, а затем мечтательно замечает: «...если бы что-нибудь подобное было найдено в Стоунхендже!»

Остальная часть «Приложения» Ньюхэма представляла собой обоснованный пересказ вопроса о теории ориентировок Стоунхенджа. Во второй части он рассказывал об обстоятельствах обнаружения в 1966 году трех значимых ям для столбов во время строительства нового продолжения парковки для посетителей. Это была восхитительная новая находка, значение которой сначала не было оценено. Ньюхэм уже давно утверждал, что жрецы-астрономы Стоунхенджа использовали внешние маркеры, и в прошлом он потратил многие часы на поиск их следов на территории вокруг монумента. Эти ямы были обнаружены в виде трех нарушений мелового слоя сразу же под уровнем земли в нижней части парковки, где они сейчас отмечены тремя цементными кругами, расположенными на проезжей части.

Эти ямы находятся на расстоянии 9—12 м (30—40 футов) друг от друга и расположены в низине примерно в 250 м (275 ярдах) на северо-запад от круга сарсенов, почти на ориентировке запад — восток (рис. 21). Ньюхэм рассказывает, что сначала ни одна из ориентировок не казалась значимой, но дальнейшие исследования доказали обратное, так как все три ямы оказались на линии важных закатных явлений, связанных с Солнцем и Луной, если наблюдать от четырех базовых камней (91—94) и с позиции Пяточного камня. Более тщательное исследование объекта показало, что эти ямы когда-то удерживали столбы для ориентировки на отдаленный горизонт. Для этого их высота над уровнем земли должна была составлять порядка 9 м (30 футов).

По мнению Ньюхэма, для этого требовались длинные и прямые стволы деревьев. Он был просто в восторге, когда это подтвердили раскопки, обнаружившие ямы с явными признаками сгнивших колец деревьев, 75 см (30 дюймов) в диаметре. Вдобавок эти ямы продемонстрировали признаки крепежных клиньев, которые были необходимы для поддержки и постоянного удерживания таких высоких стволов в вертикальном положении.

По утверждению Ньюхэма, эти три ямы для столбов стали наиболее позитивным астрономическим открытием, сделанным в Стоунхендже. Их позиции были не только исключительно точно ориентированы на заходы Солнца и Луны, но также однозначно представляли собой нереверсивные ориентировки, если смотреть от Пяточного камня и четырех базовых камней.

При этом Ньюхэм отметил, что центральный столб также связан с заходами Солнца и Луны, как и Пяточный камень — со среднезимним восходом Луны и восходом Солнца в период летнего солнцестояния, если наблюдать из центра круга сарсенов.

Суммируя свои доводы, Ньюхэм утверждал, что отдельные столбы использовались следующим образом:

Рис. 21. Три ямы для столбов на парковке у Стоунхенджа (1; С; 2) по отношению к Пяточному камню и базовым камням. SH обозначает углубление (возможно, яма для столба), которое может иметь значение для ориентировки на Луну

A. № 1 служил только ориентировкой на Солнце, точнее, на последний проблеск заходящего Солнца во время летнего солнцестояния, видимый от базового камня 91, и на среднеквартальные заходы Солнца, видимые от Пяточного камня (то же, что и 91—93).

Б. № 2 служил только маркером для заходящей Луны, находящейся в минимальной экстремальной точке своей орбиты, видимой от Пяточного камня. Поэтому оба эти столба должны быть короче центрального, чтобы совместиться с горизонтом, с учетом расстояния и неровностей земли в этих позициях наблюдения.

B. Позиция центрального столба ориентирована на экстремальную северную или максимальную позицию захода Луны, видимую от 92.

Г. Центральный столб, если смотреть от 94, также ориентирован на заход Луны, когда она находится на полпути между другими двумя экстремальными точками. Ее позиция немного не дотягивает до линии заходящего Солнца во время летнего солнцестояния, и поэтому этот столб также связан с заходами Солнца и Луны, как Пяточный камень с их восходами, если наблюдать из центра круга сарсенов.

Д. Хотя от 93 ни один из столбов, похоже, не ориентирован точно на явления Солнца или Луны, центральный столб отстоит менее чем на одну пятую часть градуса от ориентировки на полную сферу Луны в ее экстремальной максимальной точке. Ньюхэм предполагал, что позиции некоторых из базовых камней также использовались в их связи с летним восходом Луны или зимним восходом Солнца. Если в юго-восточном направлении будет найден еще один столб или камень, то это позволит провести более точную оценку. Ньюхэм считал, что такое замечательное геометрическое расположение столбов на парковке для автомобилей по отношению к другим главным чертам монумента подсказывает, что и другие ориентировки такого рода все еще ждут своего открытия.

Ньюхэм также обсудил проблему 56 ям Обри. Хотя он и признавал идеи Хокинса и Хойла интересными, но сомневался в них. По его мнению, идеи Хокинса проще отбросить на основе всего лишь математических расчетов, так как 56-летний эклиптический цикл, похоже, просто не существует на практике. Идеи же Хойла невозможно отмести на основе одних математических расчетов, но, следуя примеру более трезвых умов, Ньюхэм чувствовал, что здесь нужны знания на уровень выше тех, которые по историческим свидетельствам были характерны для того периода. Ньюхэм выразил мнение, что, хотя приписываемые Стоунхенджу различные варианты ритуального назначения, связанные с культом Солнца, могут быть вполне оправданными, кажется нелогичным отрицать (как это продолжают делать некоторые археологи) еще более сильные связи монумента с Луной. И тогда он делает такой вывод: «Невозможно полностью доверять всем интерпретациям, которые дают этим открытиям как астрономы, так и археологи. Истина, скорее всего, находится где-то посередине между этими экстремальными точками зрения».