4. Улугбек — покровитель учёных

Свободомыслящие люди Средней Азии во времена Улугбека твёрдо верили в силу человеческого свободного разума, в силу науки. Об этом так убеждённо и выразительно сказал великий поэт Навои, творчество которого было подготовлено ростом культуры в эпоху Улугбека:

«Всего, чего достиг человек,
Достиг он усилием мысли.
Когда работает человеческая мысль
Нет непреодолимых препятствий».

Улугбек был передовым человеком своей эпохи.

В целях укрепления своего государства, развития науки он повелел организовать в своём эмирате три высших школы — одну в Бухаре, другую — в Гиждуване, третью — в Самарканде. В этих трёх городах он повелел для учёных и студентов построить большие здания медрессе.

Попытаемся же, читая рассказы современников, перенестись мысленно в XV век на Регистан Самарканда и оказаться в числе зрителей, собравшихся на открытие самаркандского медрессе Улугбека. Надеюсь, вы не забыли этот сверкающий изразцами великолепный портал медрессе и его минареты, наклонно обращенные, подобно светильникам, на четыре стороны света?

На открытие мечети прибыл сам Улугбек.

В стенах медрессе собрались учёные, студенты и гости — шейхи, вельможи, придворные.

Секкаки, талантливый придворный стихотворец, прочитал приветственные стихи, обращенные им к Улугбеку. Они кончались примерно так:

«Много, много раз
Небо совершит свой кругооборот,
Прежде чем оно создаст
Такого поэта, как я,
И такого учёного царя, как ты».

Улугбек не обратил особого внимания на льстивые строки поэта.

Все с нетерпением ожидали приказа о том, кто будет назначен главным мударисом (преподавателем) вновь открытого медрессе.

И спросили нетерпеливые шейхи Улугбека:

— Кого ты назначишь, всемилостивейший, мударисом твоего великолепного медрессе?

Толпясь перед Улугбеком, шейхи ожидали, что Улугбек назовёт имя одного из них.

— Место мудариса займёт тот, кто сведущ во всех науках, — ответил Улугбек.

Шейхи смутились. Они хорошо знали священную книгу Коран, но они вовсе не были знакомы с науками.

— Кто может быть сведущ во всех науках? — раздражённо спросили шейхи. — Кто? Кто?

В эту минуту раздался голос мавляны Мухаммеда. Он сидел поодаль на куче ещё не убранного кирпича. Одежда свисала с него лохмотьями. Мавляна спокойно и громко сказал:

— Я!

Шейхи с презрением от него отвернулись: все знали, что мавляна Мухаммед не брезговал вместе с рабочими укладывать камни при постройке медрессе.

Но Улугбек оглянулся на мавляну и спросил его строго:

— Ты, мавляна Мухаммед, считаешь себя достойным занять высокое место мудариса?

— Да, государь, — ответил спокойно мавляна. — Я сведущ во многих науках. Испытайте, правду ли я говорю.

И тогда стали учёные столицы, по приказанию Улугбека, задавать вопросы мавляне Мухаммеду.

Учёные астрономы спрашивали мавляну о планетах и звёздах и дивились точности и полноте его ответов.

Затем Нефис, которого почитали лучшим знатоком врачебного искусства, стал спрашивать мавляну о строении человеческого тела, о видах пищи — полезной и вредной, о крови и желчи. На все вопросы Нефиса мавляна ответил безошибочно, обнаружив такие знания, как будто и сам он был врач. Нефис подтвердил, что мавляна сведущ в медицинских науках.

Затем посыпались вопросы по истории мусульманской религии и по истории Китая, Монголии, Ирана и Средней Азии. На все вопросы мавляна отвечал так, что его признали сведущим и в этих науках. Поэты спросили о знаменитых поэтах. И на эти вопросы следовали блестящие ответы.

Просветлело лицо Улугбека.

«Первым мударисом моего медрессе да будет мавляна Мухаммед», — сказал Улугбек.

Шейхи, презиравшие мавляну Мухаммеда за его близость к простым людям, возмутились решением Улугбека и затаили против него злобу.

После своего назначения мавляна Мухаммед произнёс речь. По словам историка, он говорил так глубокомысленно и о таких сложных предметах, что его могли понять полностью лишь немногие. Улугбек по справедливости оценил речь мудариса о строении Вселенной, похвалил его и тем озлобил завистливых шейхов. Но ещё более раздражили шейхов и мулл такие слова Улугбека:

«Религии рассеиваются, как туман. Царства разрушаются, но труды учёных остаются на вечные времена».

Одним из учителей мирзы Улугбека был прославленный на востоке астроном Казы-заде-Руми. До нас не дошли рассказы о том, чему именно и как учил Улугбека этот учёный, что говорил он своему ученику о других науках. Но при мысли об Улугбеке невольно приходят на память слова Навои, обращенные им к царевичу Гариб-мирзе: «При изучении наук, не довольствуйся одной из них. Если вкусишь ото всех наук, чем это плохо?».

Жадность к разнообразным знаниям, к разнообразной деятельности — отличительная черта многих людей эпохи Улугбека и Навои.

В беседах с учёными астрономами, медиками, историками и поэтами Улугбек, правитель Самарканда, неустанно пополнял свои познания. «Учёным станет лишь тот, кто расспрашивает о вещах, ему неведомых. Л тот, кто стыдится расспрашивать, тот сам себе враг», — говорил Навои.

Любимейшей наукой Улугбека была астрономия. Но, будучи сыном своего века, он не был чужд и другим наукам, а также и поэзии.

С именем Улугбека связан большой исторический труд «История четырёх улусов».

В нём излагалась история четырёх государств, образовавшихся после распада империи Чингисхана: Китая с Монголией, Золотой Орды, Ирана и Средней Азии. Рукопись эта до нас не дошла.

Принимал ли участие в написании «Истории четырёх улусов» сам Улугбек или она была написана от его имени, как полагает писатель XV, века Хондемир, мы не знаем. Но одно несомненно: Улугбек cчитaл составление такой истории делом совершенно необходимым.

Улугбек охотно и много беседовал на литературные темы. Часами мог он спорить о красотах поэзии Низами со своим братом Байсункаром и даже вёл оживлённую переписку на литературные темы.

Ни государственные дела, ни занятия науками и поэзией не мешали Улугбеку предаваться всяческим удовольствиям, которыми увлекались в те времена имущие феодалы и наиболее богатые из самаркандских купцов.

Улугбек был страстным охотником, старательно вёл списки убитой им дичи и не раз выезжал в зимнее время в низовья Зеравшана на охоту.

Благочестивые шейхи негодовали на Улугбека за то, что он почти не бывал в мечети на молитве, а проводил свой досуг в загородных садах, где лилось вино, читались стихи, танцовщицы услаждали пирующих своими плясками, откуда доносился (как говорили шейхи) вместе со звуками песен и музыки «запах греха».

«Твой отец, престарелый Шахрух, — говорили шейхи Улугбеку, — каждую пятницу посещает мечети. А ты, Улугбек, помнишь ли, когда ты был на молитве в мечети? А если ты и посещаешь мечеть, то ты делаешь это ради забавы, ради тщеславия. Ты и в мечети желаешь быть государем, а не почтительным мусульманином», — укоряли его шейхи.

Шейхи говорили о том, что Шахрух постоянно призывает ко двору чтецов Корана, и возмущались тем, что Улугбек предпочитает чтению Корана чтение светских «греховных» стихов.

Шейхи Бухары и Самарканда страстно завидовали шейхам Герата, где духовенство чтили по приказу Шахруха.

В свободомыслии Улугбека так много общего с тем, что мы находим в творениях Навои, что Улугбек мог бы сказать словами поэта:

«Годами я слушал рассказы шейха — они не усладили сердца, не взволновали души»... «Польза от стрельбы в течение одного часа равна пользе молитвы в течение пятидесяти лет!»

Таков был этот «учёный царь» Улугбек.

О том, что сделал он как учёный, рассказано будет в следующей главе.