Лаплас как материалист

Одной из важнейших сторон научной деятельности Лапласа являются его методологические и философские воззрения. Лаплас нигде не высказывал их в систематической форме, но «Небесная механика», «Изложение системы мира» и в особенности «Опыт философии теории вероятностей» богаты материалом, отражающим мировоззрение их автора.

Мы уже видели, как блестяще справился Лаплас со всеми затруднениями, остававшимися на пути к окончательной победе теории тяготения в области астрономии. Торжествующим восхищением перед единообразной картиной Вселенной, даваемой этой теорией, проникнуты все труды Лапласа; естественно, что он пытался распространить ее на другие явления, в объяснении которых его коллеги, сами не владевшие методами механики, оказались бессильными. Таким образом, проблемы физики и химии Лаплас рассматривал как частный и видоизмененный случай теории тяготения. Кое-где Лаплас внедряет механику в эти науки сам, иногда он вдохновляет на это своих друзей — Био, Лавуазье и Бертолле, находившихся под его влиянием.

Сам Лаплас объяснил явления капиллярности как частный случай притяжения и даже изложил в «Небесной механике» соответствующую теорию. Явления обычного и двойного лучепреломления света Лаплас объяснил теми же притяжениями между частицами света и вещества.

В «Опыте химической статики», написанной при участии Лапласа, Бертолле говорит: «Все силы, порождающие химические явления, производятся взаимным притяжением молекул вещества; притяжение это названо сродством, чтобы отличить его от притяжения астрономического».

Сам Лаплас утверждает: «Все земные явления зависят от этого рода сил, как небесные явления зависят от всемирного тяготения. Рассмотрение их, мне кажется, должно стать теперь главным предметом теоретической физики».

Механистически-материалистические взгляды Лапласа нашли свое лучшее выражение в следующих словах его «Опыта философии теории вероятностей»: «Ум, которому были бы известны для какого-либо данного момента все силы, одушевляющие природу, и относительное положение всех ее составных частей, если бы вдобавок он оказался достаточно обширным, чтобы подчинить эти данные анализу, обнял бы в одной формуле движения величайших тел Вселенной наравне с движениями легчайших атомов: не осталось бы ничего, что было бы для него недостоверно, и будущее также, как и прошедшее, предстало бы перед его взором».

Такие мысли больше, чем что-либо иное, могли дать повод к тому, что понятие «лапласовский ум» как идеал аналитического ума сделалось нарицательным. В приведенных словах Лапласа чрезвычайно ясно выражены идеи абсолютного детерминизма — уверенность в том, что нет ничего случайного во Вселенной, что все происходящее имеет причину и случайность в человеческом понятии есть лишь непознанная разумом необходимость. Причинность у Лапласа, как и у других французских материалистов, или даже в еще большей степени, рассматривается как причинность в механистическом смысле.

Лаплас совершенно отрицает существование в мире какой-либо иной субстанции, кроме материи. Он не принимает существования духа, допускавшегося даже некоторыми энциклопедистами, например, Даламбером. И здесь он является убежденным материалистом; сочетание механистического детерминизма с его упрощенной трактовкой явлений, признание им одной лишь материи и ее движений приводит Лапласа к следующему взгляду на более сложную область — общественных отношений и психологии человека: «На границе видимой физиологии начинается другая физиология, явления которой, гораздо долее разнообразные, чем явления первой, подчинены, подобно им, законам, знать которые весьма важно. Эта физиология, которую мы обозначим именем психологии, является, без сомнения, продолжением физиологии видимой. Нервы, волокна которых теряются в мозговом веществе, распространяют по нему впечатления, полученные ими от внешних предметов, и оставляют в нем постоянные впечатления, которые изменяют неизвестным нам образом сенсориум [т. е. средоточие чувств, ощущений], или местопребывание мысли».

Продолжая этот наивный перенос механики на другие формы бытия, Лаплас пишет: «Колебания в сенсориуме должны быть, как и все движения, подчинены законам динамики, что и подтверждено опытом. Сложные идеи образуются из простых, как морской прилив образуется из отдельных приливов, вызываемых Солнцем и Луной. Колебание между противоположными побуждениями есть равновесие равных сил. Внезапные изменения, производимые в сенсориуме, испытывают сопротивление, которое и материальная система противополагает подобным изменениям»¹.

Лаплас признает материю существующей извечно и независимо от нашего сознания.

Мы видели, как в качестве министра внутренних дел Лаплас пропагандировал атеизм, как в качестве ученого он боролся с религиозными предрассудками в «Изложении системы мира» и т. д., хотя своих антирелигиозных взглядов он нигде не высказывает очень резко; в частности, он не бичует церкви и духовенства, как это делали более воинствующие из его коллег. Все же, рассказывая о попытках Лейбница и Даниила Бернулли обосновать акт творения мира при помощи разных математических спекуляций, Лаплас говорит: «Я упоминаю об этой черте только для того, чтобы показать, до какой степени предрассудки, воспринятые в детстве, могут вводить в заблуждение самых великих людей».

Хорошо известен следующий рассказ о Лапласе. Когда Лаплас преподнес Наполеону свою книгу «Изложение системы мира», тот будто бы сказал ему: «Ньютон в своей книге говорил о боге, в вашей же книге, которую я уже просмотрел, я не встретил имени бога ни разу». Лаплас ответил: «Гражданин Первый консул, в этой гипотезе я не нуждался».

Все высказывания Лапласа в его научных трудах — а лишь они и важны для нас — доказывают, что он неизменно оставался мыслителем, для которого всякая религия несовместима с наукой. Характерно, что, несмотря на религиозную реакцию, господствовавшую в эпоху империи и особенно после нее, Лаплас выпускает в свет (с 1814 по 1824 г.) те труды по теории вероятностей, в которых его материалистическая точка зрения выражена наиболее определенно.

По вопросу о познаваемости мира Лаплас выражается с полной ясностью. Он считал мир принципиально познаваемым. Понимая, что человеком познана малая доля явлений природы, он считал, что предстоит сделать еще очень много. Наука неисчерпаема, как и природа, — так следует понимать его предсмертные слова.

Рассматривать всю область социологии Лаплас не рискует, так же как и его предшественники, и для согласования личных и общественных интересов человека прибегает к расплывчатым рассуждениям о существовании абсолютных нравственных законов, подобно тому как это делали энциклопедисты.

«Правда, справедливость, человечность — вот вечные законы социального порядка, которые основываются исключительно на истинных взаимоотношениях человека с себе подобными и с природой; для поддержания социального порядка они так же необходимы, как и всемирное тяготение для существования порядка в физике». Эти слова, подчеркнем, написаны Лапласом в эпоху, когда подобные «либеральные мысли» рассматривались как признак крамольного настроения.

Примечания

1. При всей наивности слишком прямых аналогий между психикой и механическими системами здесь налицо весьма здравая мысль, что в основе психических явлений лежат все те же физические процессы, и это как нельзя лучше подтверждают современная биофизика, бионика, биоэлектроника и т. п. — Примеч. ред.