Глава III. Климатическое значение водяного пара

Около 2300 лет тому назад Аристотель, бывший почти два тысячелетия единственным авторитетом в науке, принял за основные начала своего понимания природы влажность и теплоту с их противоположностями. Четыре элемента, из которых по его мнению состояло все, были: земля — со своими свойствами сухим и холодным, вода — элемент сырой и холодный, воздух — сырой и теплый, и, наконец, огонь — сухой и теплый. Без сомнения, Аристотель руководился при этом условиями жизни органических существ, которые не могут обходиться без теплоты и влажности. По-видимому, думали вообще, что вся жизнь первоначально возникла из моря, а потому влажность является для нее первой предпосылкой и на суше. Холод разрушает жизнь, теплота содействует ей, однако самая удобная для развития жизни температура — от 35 до 40° между тем как повышение за этот предел вредно, так что температура кипения воды гибельна для жизни еще в большей мере, чем понижение температуры ниже точки замерзания. Геологи также нашли, что различные периоды развития Земли наилучше характеризуются своею влажностью или сухостью. Чтобы получить ясное представление о значении влажности или сухости периодов или местностей для развития жизни на земной поверхности, мы вкратце пересмотрим весь имеющийся у нас материал.

Каждый из нас знает подавляющую, насыщенную влажностью теплоту, которая охватывает нас при входе в теплицу. Она благоприятна для жизни растений и низших животных, но для высших животных она невыносима. Только под тропиками мы имеем те же условия на открытом воздухе. Особенно отличаются сырою теплотою и питаемою ею сказочною растительностью область Конго и прилегающие к Амазонке части Бразилии. Вот описание такого климата, заимствованное у величайшего из ныне живущих климатологов, Юлиуса Ганна: «Разница в температуре между самыми холодными и самыми теплыми месяцами в Конго весьма мала, между ½ и 5 градусами, в среднем около трех с половиной градусов. Различие в теплоте между днем и ночью втрое больше: 9,5°. Сухое время года становится все короче по мере приближения к экватору; в Экваторвилле и в Бангала его совсем не бывает. В свободные от дождя месяцы по утрам и вечерам расстилается над саваннами густой сырой туман. Часто в течение недели Солнце закрыто густыми, низко нависшими облаками. Только в дождливое время, в промежутки между ливнями, можно видеть ясное небо. Дождливое время начинается и заканчивается страшными, приходящими с востока грозами. В Лулуабурге грозы бывают не менее чем 106 дней в году. В сухое время года западный ветер приносит с собою облака пыли, которая низвергается на землю. Облачность в области Конго весьма велика — там, собственно, ни в одном месяце не бывает ясного неба. Облачный покров неба доходит в Виви до 74% и колеблется между 63% в августе и 83% в ноябре. Влажность равным образом весьма велика; она колеблется в Виви между 70% и 79%, в среднем 75%; в Болебо достигает даже 79%. В продолжение дождливого времени зной бывает иногда невыносимо подавляющий. Удушающие испарения подымаются от разлагающихся в сырости остатков растений. Годичные осадки не достигают особенной высоты; они колеблются между 120 и 180 сантим. В соседнем Габуне небо в течение сухого времени почти постоянно покрыто тучами.

«Соответствующие страны Южной Америки отличаются отчасти еще большею сыростью: в Иквитос на Амазонке она поднимается не менее, чем до 83½ Годичная разница температуры составляет только около 5°. В Пара (1,08° южной широты у морского берега) она опускается до 1—1,5°. Между днем и ночью различия в температуре бывают обыкновенно значительно больше. В продолжение дождливого времени небо в промежуток между ливнями очень ясно. Во внутренних частях Гвианы дождливое время продолжается от конца апреля до июля или августа. В свободное от дождя время падает обыкновенно сильная роса, чем сильно поддерживается влажность. Солнце и Луна видимы редко; исполинские грозы означают начало дождливого времени».

По-видимому, таковы были отношения и в каменноугольный период, отличавшийся роскошной растительностью. Могучие стволы тогдашних деревьев падали на покрытую водою почву, на которой они выросли, и этим предохранялись от гниения. Вместо того они превращались в уголь, как торф в наших теперешних болотах. Поэтому раньше полагали, что температура тогда была не особенно высока, Фрех оценивал ее в 12°. Но после того, как на Цейлоне было открыто торфяное болото, описанное Кейльгаком (Keilhack) в 1914 году, — а там средняя годовая температура определялась в 26°, — приходится вернуться к прежнему предположению о гораздо более теплом климате, основанному на растительности в каменноугольный период. По ископаемым видам растений, сохранившимся от того периода, можно предположить, что тогда господствовала почти одинаковая температура на всей земле. Картгауз думает, что воздух в то время испытывал только очень слабые перемещения, потому что тогдашние деревья с исполинскими стволами, при своей весьма слабой системе корней, не могли бы противостоять более сильным ветрам. Небо было закутано постоянным густым облачным покровом, который пропускал только слабый свет для земли. Неподвижный воздух был почти постоянно насыщен влажностью. Роскошь растительности, превосходящая все, что мы знаем в настоящее время, указывает на благоприятное для растений высокое содержание углекислоты в воздухе. Этот факт, вместе с влажностью и густым облачным покровом, был причиною, что солнечная теплота почти совершенно задерживалась в высших слоях воздуха, где вследствие этого получалась сильная циркуляция. Вследствие этого почти совершенно выравнивалась температура между полюсами и экватором, и под облачным покровом господствовала день и ночь, лето и зиму равномерная теплота. Почти спокойно стоящий воздух наполнялся при малейшем изменении температуры густыми туманами. Недостаток света препятствовал развитию цветов; тогдашние растения принадлежали, главным образом, к классам папоротников и хвощей. Хвойные деревья были относительно еще очень слабо представлены. Отношения в болотистых областях, в которых развивалась растительность, были почти такие же, как в какой-нибудь теплице, окна которой завешены плотным покрывалом и в которой поэтому господствует непрерывный сумрак.

Под влиянием этого климатического однообразия растительный мир развивался гораздо сильнее, чем животный. Густые облачные массы, вследствие своего испарения в верхних слоях, получали в экваториальных областях большие количества теплоты, и водяной пар, а с ним и теплота переносилась верхними сильными течениями воздуха в более холодные страны, где образовывались новые облака. Перемещение теплоты, выполняемое теперь, главным образом, морскими течениями, которые, например, дают норвежскому морскому берегу и почти всей Западной Европе столь мягкий и столь благоприятный для жизни и культуры климат, тогда производилось посредством влажных воздушных течений. Эти последние проходят гораздо быстрее и равномернее, чем морские течения, — они не задерживаются и не отклоняются морскими берегами и островами, а вследствие этого производят чрезвычайно равномерное распределение температуры и создают всюду морской климат. И в настоящее время господствует на высоте около 10 000 м, подобным же образом выравненная температура в так называемой стратосфере, но она весьма низка, только около −60°C, стало быть, в ней нет сколько-нибудь значительного количества водяного дара и, следовательно, никакого повода к образованию облаков. Итак, количество теплоты, циркулирующее в настоящее время в высших воздушных слоях, совсем недостаточно, чтобы повлиять на лежащие внизу воздушные массы. Температура этих последних исключительно зависит от нагревания земной почвы чрез солнечное излучение, если не происходит никакого выравнивания чрез морские течения. Это, например, имеет силу для лежащих к югу от 30° южной широты частей южного полушария, почти вполне покрытых водою. Само собою разумеется, что в продолжение всего каменноугольного периода тоже существовало различие между полюсами и экватором, но оно было весьма незначительно, может быть, около 10°. Несомненно, что образование угля происходило, главным образом, там, где климат почти не менялся в течение целого года.

В настоящее время широко распространена противоположная климатическая крайность, сухой климат пустынь: эта крайность известна во всех частях света, кроме Европы, где едва ли может быть речь о пустынях, но есть степи, где растительность роскошно распускается во время весенних дождей, но скоро исчезает в засухе лета. Есть особенный род растений, приспособившийся к этой периодической смене дождей и сухости, сурового зимнего холода и жгучего летнего зноя. Многолетние растения и, особенно, деревья вообще не могут расти при этом резко меняющемся климате. Напротив, животный мир вполне к нему приспособился и прекрасно развивается.

Рис. 8. Река Тарим с прилегающими озерами и баджирами (по Свену Гедину)

«Степной климат является только переходной формой к чистому пустынному климату, который гибелен для всякой жизни. Дневные, равно как и годичные колебания температуры здесь огромны. Вблизи экватора годичные, вблизи полюсов ежедневные колебания выражены менее сильно, что является следствием равномерного солнечного излучения в соответствующие времена. В Сахаре ежедневная вариация часто достигает от 30° до 40°. Самая низкая, наблюдавшаяся Фуро-Лами (Fourean-Lamy) в 1898—1899 г.г. температура воздуха была −20°, что приблизительно соответствует прибрежным областям на юге Балтийского моря. Самая высокая температура была +48°. Таким образом, разница оказывается почти в 70°. В верхнем Египте (21,9° сев. шир.) средняя температура колеблется между 16,3° в январе и 34,1° в июле, тогда как далее к экватору, в центральной Африке (8,1° сев. шир., 23,6° вост. долг.), разница равна только 6,9°: между 22,7° в декабре и 29,6° в апреле. В Кяхте в Сибири (50,4° сев. шир., 106,5 вост. долг.) годичная разница достигает 46° (в январе −26,6° и в июле +19,1°). На континентальных станциях среднее дневное колебание температуры воздуха доходит до 12°, между тем как дневное колебание температуры поверхности земли может доходить до 50°, а в пустынях делаться еще больше. В Сахаре еще в мае, при максимальной дневной температуре до 50°, ночью может быть мороз. В Швеции разница между самой высокой и самой низкой температурой в среднем от 6° до 7°, с максимумом 10,4° в июле и минимумом 4° в ноябре. Напротив, Свен Гедин во время своего путешествия в Тибет в 1899—1902 г.г. нашел среднее ежедневное изменение в 19°, вполне независимо от высоты над уровнем моря.

Под влиянием резкой смены большого дневного зноя ночным холодом скалы растрескиваются, и там, где нет связующей растительности, их обломки мало-помалу размалываются в пыль и песок беспрепятственным действием ветров. Свен Гедин в описании своего последнего путешествия в азиатские пустыни дает весьма наглядное изображение этого процесса. Источенные песчаными ураганами горы подобны развалившимся руинам, памятникам древней горной страны. Песок в Восточном Туркестане отчасти размолот так тонко, что после ураганов пыль еще в течение дня может оставаться парящей в воздухе и производить великолепные красные закаты солнца. Ветер сметает песок в длинные дюны, передвигающиеся далее по направлению ветра. Песок содержит железо, и потому в более крупных зернах он красный, а как тонкая пыль — красновато-желтый. Если он делается сырым, то принимает цвет от бурого до черного. После выпадения дождей текущая к балке вода увлекает с собою пыль и песок, как глинистую массу, которая при ссыхании постепенно превращается как бы в замешенное тесто и, подобно глетчеру, медленно скользит по покатостям вниз, чтобы, наконец, влиться в какое-нибудь большое плоское углубление, которое она заполняет. Такие скопления ила называются в Персии «кевирами». Они делаются у поверхности сухими, но сохраняют внутри свою влажность. Вследствие испарения воды содержание соли в них достигает высшей концентрации, и в сухую пору они распадаются на белые куски. В других местностях, например, в бассейне реки Тарима, иногда вода выступает в самых глубоких местах, так называемых баджирах (см. рис. 8), которые похожи на кевиры, или скопляется между песчаными дюнами в соляные озера, которые, впрочем, скоро заметаются или заполняются песком и передвигаются далее вместе с дюной по направлению ветра. Они расположены параллельно друг другу в направлении своей длины и почти под прямым углом к реке Тариму, на правом берегу его. На продолжении соляных озер лежат баджиры длинными рядами. На приложенном наброске карты (по Свену Гедину) они являются расположенными друг подле друга, как петли ткани. Это разделение местности на четырехугольники стоит в связи с образованием дюн. Главные дюны с своими крутыми западными сторонами протягиваются от ССВ к ЮЮЗ и находятся под прямым углом к преобладающему направлению ветра. Почти под прямым углом к этому главному направлению проходят более низкие дюны, набрасываемые другим ветром, дующим часто как главный ветер. Это явление удивительно напоминает облака-барашки, которые распределяются по двум скрещивающимся, часто прямоугольным по отношению друг к другу, направлениям. Такое образование облаков происходит вследствие двух неравных движений воздушных волн, возбужденных различными ветрами в высших слоях воздуха. Клочки облаков соответствуют гребням волн на взволнованном море. Поэтому карта баджиров напоминает шахматную доску с несколько продолговатыми, неправильными полями.

Мы можем теперь перейти к более близкому изучению величайшего образования такого рода, великого кевира в Персии. Это сухое у поверхности, болотистое озеро имеет 500 км в длину и 200 км в самом широком месте. Гедин определяет его площадь в 55 000 км², почти такой же величины, как Мичиган, одно из больших озер Северной Америки. Благодаря постоянному приносу соли, доставляемой притоками, и благодаря испарению на поверхности образуется соляная кора меняющейся толщины. Гедин пробил в коре дыру железным острием. На самом верху лежал покров из сырой глиняной размазни толщиною в дециметр, под ним соляная кора толщиной около 7 см, а за нею следовал полусухой глиняный слой в 15 сантим. Затем шли более мелкие отложения глины, которые были тем богаче водою, чем глубже лежали. Железное острие потонуло бы в иле, если бы его оставили без наблюдения. Один ученый, по имени Бузе, исследовал кусок этой коры, довольно твердой, серо-желтой в сухом состоянии. Он состоял наполовину из песка (вероятно кварцевого песка), на ⅙ из углекислого кальция, 6,1% окиси железа (что и давало желтую окраску), 5,3% поваренной соли, 2,5% сернокислого натрия и 2,1% глины. После дождя этот верхний слой превращается в мягкую глиняную массу, которая крепко пристает к платью людей и к телу верблюдов, если они поскользнутся. Здесь нет ни малейшего следа растений или чего-либо живого. По краю этого болота находятся небольшие плоские возвышения и углубления, но вообще поверхность горизонтальна, как у обыкновенного озера.

Кевир борется с песком, как это делает и вода в Восточном Туркестане. Песок как будто бы побеждает в этом споре. После песчаных ураганов большие полосы кевировых озер часто покрываются желтым песком пустыни. «Если изменение климата в Персии пойдет таким же образом и дальше, — говорит Гедин, — то можно ручаться, что ил кевира будет утрачивать влажность и притока влаги, будет делаться с течением времени все тверже, а летучий песок будет распространяться все с большей легкостью». Однако Гедин приходит к заключению, что со времени похода Александра Великого в эти страны здесь ничто существенно не изменилось; поэтому здесь нужно считаться с весьма длинным промежутком времени. «Но, без сомнения, начинающееся теперь физико-географическое изменение кончится тем, что кевир совершенно превратится в песчаную пустыню такого рода, какие бывают в Восточном Туркестане. Из этого, наоборот, можно также заключить, что Восточный Туркестан, после того как он был некогда частью Среднеазиатского Средиземного моря, мало-помалу заполнился мелко раздробленным материалом выветривания, так же точно, как теперешний кевир, и что это застывшее озеро из сырого ила и глины высохло, наконец, настолько, что могло выносить тяжесть надвигающегося песка. Что песок раньше не был так далеко распространен, как теперь, видно из археологических открытий, которые делали или другие путешественники в Восточном Туркестане. Лежащая теперь в баджирах Тжертженской пустыни подпочва сильно напоминает страну кевиров. В обоих случаях это та же самая темная, тонкая пыль, которая образует почти ровную поверхность. В обоих случаях пыль эта в соединении с водою превращается в ил, поглощающий все на него попадающее, но в Восточном Туркестане вода стоит на большой глубине, и так как там весьма редко бывает дождь, то можно, где бы то ни было, безнаказанно ходить по ровной области баджиров».

Эти образования представляют весьма высокий интерес, ибо они указывают нам на изменения медленно высыхающей планеты. В 1858 году Петербургское географическое общество отправило экспедицию под руководством Ханыкова, которая посетила эти страны. Из сочинения Гедина «Сухим путем в Индию», из которого мы уже взяли вышеприведенную цитату, мы заимствуем следующее, данное Ханыковым, живописное описание: «Наконец, утром 4 апреля остановились мы во время подавляющего зноя у Бала. Здесь можно еще было видеть следы разрушенной цистерны, которая уже давно лишилась воды. Пустыня здесь уже вполне имела характер "проклятой страны", как называют ее туземцы. Ни малейшего стебелька травы, никакого признака животной жизни, которые придавали бы более веселый вид ландшафту! Никакой шум, кроме шума караванов, не прерывал угрюмого молчания этой опустошенной страны. Вследствие медленности верблюдов и потери времени из-за того, что мы сбились с пути, мы прошли в эту ночь не более 25 км. После четырехчасового отдыха мы снова пустились в путь и направились к нескольким холмам, называемым Келлехпер, около 20 км от Бала. Они видны были вполне отчетливо, но как будто убегали от нас. Я опередил караван и расположился у подошвы этих песчаных насыпей. Я не могу описать чувства тоски и подавленности, которое охватило меня при виде окружающей меня ужасной пустыни. Рассеянные тучи закрывали Солнце, но воздух был горяч и подавляющ. Рассеянный свет освещал с отчаянным однообразием серую, горячую пустыню и едва ли показывал хоть одну перемену цвета на огромной равнине, открывавшейся взгляду. Абсолютная неподвижность на всех точках этого печального ландшафта, в соединении с полным отсутствием какого бы то ни было звука производили подавляющее действие. Чувствовалось, что находишься на таком месте Земли, откуда навеки изгнана жизнь и куда живые существа могут возвратиться только чрез страшный переворот в природе. Чувствовалось, что являешься очевидцем смертельной агонии природы».

Если даже эти страны высохнут, а это делается вероятным в силу наблюдения Гедина, что вода одного тибетского внутреннего озера, Лаккер-тзо, прежде стояла на 133 м выше, то, однако, это высыхание не так бросается в глаза, как в соляных внутренних озерах, в Большом Соленом Озере в Юте, в Мертвом и Каспийском морях, в которых содержание соли весьма сильно увеличивается вследствие испарения. О Большим Соленом Озере известно, что оно еще недавно высыхало сильнее, чем теперь. Его вода содержит теперь 22% поваренной соли, кроме других солей. Содержание соли в Мертвом море равно 25%. Весьма изменчиво содержание соли в Каспийском море. Конечно, оно незначительно при устье Волги, только 0,15%, к югу оно растет и доходит до 1,32% у Апшеронского полуострова и 5,63% в Кайдакской бухте. В Карабугазской бухте, расположенной на азиатской стороне, содержание соли достигает 28,5%. Количество соли, ежегодно приносимое в эту бухту водою, притекающею из Каспийского моря, исчисляют в 350 000 тонн, которые отлагаются на берегу и на дне бухты. Это высыхание все-таки ничтожно в сравнении с тем, которое повело к образованию больших соляных залежей в Германии. Полагают, что последнее происходило на дне какого нибудь полярного моря с простирающейся к югу бухтой. По мере того, как кристаллизировались соли, сперва гипс, потом поваренная соль, затем более растворимые соли калия и магния, новые массы воды переливались из моря в бухту. Одновременно дно последней опускалось, давая таким образом, место новой воде, которая должна была подвергнуться испарению. Отложившиеся таким образом массы соли достигают иногда мощности не менее 1000 м. Поэтому можно себе представить огромность количества испарившейся воды и количество необходимого на это времени. Отложение соли продолжалось бы и дальше, если бы, наконец, не образовался слой ила, непроницаемый для воды. Однако наиболее растворимые соли, например, хлористый магний, могут проходить и через этот слой.

Конечно, такие крайности климата, как сухость и влажность, не имели времени выявиться за короткую историческую эпоху. Однако вопрос, в каком направлении далее будет развиваться современный климат, имеет огромное значение. А потому большое внимание возбудило изложение взглядов Гентингтона (Huntington), где он пытается доказать, будто Земля в настоящее время находится в периоде сильно развивающегося высыхания. Геологические соображения с несомненностью показывают, что в различных странах Земли — насколько известно, всюду, кроме Австралии, — одновременно с ледниковым периодом господствовал влажный климат. Это ясно доказывается прежней бо́льшей высотой и, следовательно, бо́льшим протяжением озер, о чем мы уже упоминали по отношению к Тибету и Центральной Азии. Больше всего следов эпохи влажности осталось в Америке и Африке. Большое Соленое Озеро имело раньше во много раз бо́льший объем, чем теперь, что можно видеть по прекрасным береговым террасам в его окрестности.

Рис. 9. Прежний вид озера Бонневиль в Юте, остатком которого является Большое Соленое Озеро

По изысканиям Пассаржа, влажный период в Африке был особенно сильно выражен. Большое прекрасное озеро наполняло бассейн Конго. Озеро Чад было гораздо больше, чем теперь, и Сахара была прорезана большими потоками.

Многократно склонялись к предположению, что африканский климат даже в историческое время был более влажным, чем теперь. Это с большою определенностью отвергает географ Л.С. Берг в Петербурге. Он ссылается на то, что древние писатели, Диодор, Полибий и Павзаний, дали такое описание рек африканского морского берега, которое соответствует современному нам положению вещей; что положение двух древних городов при озере Шотт-эль-Джерид в Тунисе (древнее озеро Тритона), о котором утверждают, что за 500 лет до Р. Х. оно имело гораздо более высокий уровень воды, чем теперь, показывает ясно, что теперешняя береговая линия еще весьма близко соответствует тогдашней. Знатоки древнего Египта не могут указать сколько-нибудь резкой разницы между климатом этой страны в древнейшие времена и теперешним. Правда, болотистые полосы в Нильской Дельте превратились в превосходную луговую страну, но это дело человеческих рук. Период влажности должен был закончиться значительно раньше исторического времени. Многие древние писатели, как Геродот, Аристофан и Филон, утверждают, что в Египте никогда не бывает дождя, что должно считать преувеличенным по указанию других, каковы Плутарх, Плиний и Элиан, которые упоминают о тамошнем дожде, снеге и граде. Во всяком случае, осадки в стране фараонов, по-видимому, были такой же редкостью, как и в нынешней стране Нила.

Против утверждения Гентингтона, что климат Палестины в историческое время сделался более сухим, выступает Гильдершейд: опираясь на точные изыскания, он говорит, что нельзя найти никаких оснований для допущения, что в этой стране в историческое время произошла перемена климата.

Но, быть может, наибольший интерес представляют для нас Италия и Греция. Гентингтон утверждает, что река Алфей, которая затопила Олимпию и покрыла ее толстым слоем осадков от 4 до 5 м, несла тогда гораздо большие массы воды, чем теперь. Но тогдашнее наводнение было следствием землетрясения, сопровождавшегося горным обвалом и образованием запруды реки, а потому нет причины считать реку более обильной водою тогда, чем теперь. По Страбону, ручьи Кефисс и Илисс, между которыми стоят Афины, пересыхали летом тогда также, как и теперь. По Павзанию, таковы же были и ручьи на аргивской равнине: также пересыхают они и теперь. Во всяком случае климат Греции со времен Гомера не изменился заметно. Говорят, что в Сицилии некоторые реки, бывшие судоходными в Средние века, перестали ими быть. Однако это, по-видимому, является следствием сведения лесов, благодаря которым прежде приток воды к рекам был равномернее. Вероятно, что тогдашние суда были менее нынешних. С другой стороны земледелие в этих областях со времен древности пошло назад и потому, вероятно, рыхлая, прежде возделывавшаяся почва была размыта; стены и плотины, препятствовавшие слишком быстрому стоку воды, исчезли, и таким образом могла увеличиться сухость страны. Большие города, как Пальмира, стояли в пустынях, где и теперь недостаток воды делает невозможное всякую обработку земли. Но большие города снабжались тогда водою через величественные, длинные водопроводы, развалины которых еще существуют и теперь. Насколько можно судить, изменение влажности, о котором выводилось заключение на основании упадка земледелия и уменьшения населения, основывается единственно только на человеческом вмешательстве в природу. На некоторых скалах в Марокко нашли высеченные грубые изображения крупных млекопитающих, например, слонов, носорогов и жирафов, которые не могут существовать в тех местностях вследствие недостатка соответствующей пищи. Но эти грубые произведения искусства, похожие на произведения современных бушменов, принадлежат доисторической, палеолитической эпохе, когда климат был более влажен, чем теперь. По Гедину, подобное же явление происходит в Центральной Азии и в Восточной Персии. Там, без сомнения, климат прежде был более влажен, но не в историческое время. Поход Александра в Индию происходил при таких же неблагоприятных условиях, какие господствуют и теперь в тех странах (Белуджистан). Города, развалины которых там находят, получали свою воду через разрушившиеся теперь водопроводы, иногда из близких рек, которые, как утверждает Берг, изменили свое течение. В западной и средней Европе, конечно, весьма многие топи и болота были осушены и приспособлены к обработке, но отсюда еще не следует, что климат сделался суше. Напротив, все указывает на подмеченное уже Тихо Браге на острове Вен в Орезунде уменьшение в историческую эпоху разницы между летней и зимней температурой, так что климат сделался менее континентальным, более сырым. Впрочем, и другие данные, как, например, существование орешника и водяного ореха в высоких северных широтах и понизившаяся сравнительно с прежней высота границы распространения деревьев, указывают на то, что доисторическое лето было теплее теперешнего и одновременно также суше. Исследование свайных построек в Швейцарии показывает также, что уровень воды в озере не был выше, но обладал почти такою же высотою, как теперь, и что поэтому количество осадков в Швейцарии не изменилось с тех времен, т. е. почти за семь тысяч лет.

Итак, хотя со времени появления человека на Земле и еще до конца ледникового периода произошли большие климатические перемены, но в историческую эпоху, вследствие ее относительной краткости, они не имели места. Изменения скорее местного характера, как, например, ослабление континентального характера климата в Западной Европе, бесспорны: их наличность доказана с тех пор, как начали делать правильные термометрические наблюдения. Так, зимы в Берлине были холоднее в 1746—1847 г.г., чем в последующее время (1848—1907), лета же в этот период стали теплее, чем были в предыдущий. Разница для января доходит до 1,5°C, а для мая до 0,6°C. По сводке Экгольма (Ekholm), касающейся температур Стокгольма, Лунда, Лондона и Парижа зимою (декабрь—февраль), весною (март—май), летом (июнь—август) и осенью (сентябрь—ноябрь), эти температуры за истекшее столетие оказались следующими:

Различия невелики. Зима в Стокгольме сделалась теплее, осень холоднее; в Лондоне зима теплее, также лето несколько теплее, весна и осень немного холоднее. В Лунде ход самый правильный, средняя годовая почти не изменилась, может быть, немного повысилась, но климат стал более островным. (Для Парижа едва ли можно сделать такой вывод из вышеприведенных чисел.)

Из наблюдений Тихо Браге относительно числа снежных или дождливых дней на острове Вен, Экгольм вычислил в градусах Цельсия средние температуры указанного места за месяцы ноябрь-апрель 1582—1597 и сравнил их с нынешними. Он нашел:

Эти числа показывают значительное повышение температуры в исходе зимы (февраль—март). Напротив, первая осенняя стужа и последняя весенняя стужа падали почти на один и тот же день в обоих периодах — на 27—28 октября и на 18—19 апреля. Точно так же, по-видимому, распределение весенней и осенней температуры не изменилось.

Недавно Гильдебрандсон обратил внимание на одно обстоятельство, показывающее, какой опасности мы подвергаемся, делая из статистики, выведенной для относительно коротких промежутков времени, обобщенные заключения. Именно Шпеершнейдер (1915) доказал, что период 1582—1597 был необычно холоден, так как в течение его при морских берегах Дании стояли мокрые зимы с оледенениями, тогда как за все XVI-е столетие можно указать только 19 таких зим. А потому статистику Тихо Браге нужно применять для более общих выводов с большой осторожностью.

Мнение, что климат постепенно ухудшается благодаря усилению сухости, существует издавна и связано со старой верой в исчезнувший золотой век. Уже Аристотель допускал, что Земля медленно высыхает. Эта вера в новейшее время защищалась Гентигтоном во множестве статей, где он хочет доказать, что Азия, между прочим, Палестина, Сирия и Персия, далее — Африка и Северная Америка находятся в процессе быстрого высыхания, которое оставило свои следы уже в исторические времена. Про Западную Европу между тем можно сказать обратное. И о России часто говорили в последнее время, что там происходит медленное высыхание с образованием степей. Произведенные затем точные изыскания доказали неправильность такого предположения. Это самое и было поводом для изысканий Л.С. Берга. При этом было доказано скорее изменение в противоположном смысле, так как лесная область начала расширяться за счет степи, что согласно с развитием в конце доисторического периода. К этому предположению примкнул также знаменитый американский астроном Лоуэль (Lowell) на основании собственных наблюдений в Аризоне, где находится его обсерватория. Между тем и там высыхание произошло, без сомнения, уже в давно прошедшее, доисторическое время. Факт гибели высокой культуры в Месопотамии и Сирии, должно, конечно, приписать опустошительным войнам, во время которых были разрушены искусственные водопроводы. Теперь же вновь происходит возмещение этого путем орошения пустынь у Нила, в Калифорнии и в Аризоне.