Возвращение Наполеона с острова Эльбы. Фурье — префектом Роны. Назначение его директором комиссии для статистического описания Сенского департамента

Я описал плоды трудов того времени, когда префект Изера отдыхал от занятий по своей должности. Фурье отправлял еще эту должность, как Наполеон прибыл в Кан. Поведение Фурье в столь затруднительных обстоятельствах покрыто совершенной ложью. Считаю обязанностью восстановить полную истину событий.

По получении известия о высадке императора все власти Гренобля собрались в префектуру. Здесь каждый предложил свое мнение, но Фурье подробно объяснил все ожидаемые им затруднения. Средства к удержанию Наполеона оказались весьма ограниченными; но надеясь на красноречие, определили прибегнуть к помощи прокламаций. Командующий генерал и префект представили свои проекты, в которых разбирали каждое слово; но вдруг один жандармский офицер, старый солдат императорских войск, сказал: «Господа, поторопитесь; иначе все ваши рассуждения останутся бесполезными. Поверьте мне, я говорю по опыту. Наполеон всегда идет следом за своими курьерами». Действительно, Наполеон не замешкался. Две роты саперов для уничтожения моста после краткой нерешимости присоединились к своему старому генералу. Этому примеру скоро последовал батальон пехоты. Наконец, на самых городских гласисах, в глазах множества жителей стоявших на валах, весь пятый линейный полк надел трехцветные кокарды, белое знамя переменил на орла, свидетеля двадцати сражений, и вышел из города с восклицанием: «да здравствует император!» После такого начала нельзя было думать о сражении. Генерал Маршан велел затворить ворота, надеясь выдержать правильную осаду, несмотря на неприязненное расположение жителей, и имея в своем распоряжении только третий инженерный полк, четвертый артиллерийский и слабый отряд пехоты.

С этой минуты гражданская власть исчезла. Фурье думал, что он может оставить Гренобль, и уехал в Лион, где находились принцы. Во вторую реставрацию этот отъезд сочли преступлением, и едва нашего товарища не предали суду. Некоторые господа утверждали, что присутствие префекта главного города департамента могло остановить бурю, и сопротивление было бы ведено в порядке и с успехом. Они забыли, что нигде, особенно в Гренобле, нельзя было и думать о сопротивлении. Действительно, посмотрим, как взят тот город, который спас бы Фурье. В восемь часов вечера народ и солдаты собрались на валах. Наполеон, впереди своего маленького войска, подходит к воротам и стучит в них — чем бы вы думали? Стучит табакеркой.

— Кто там? — спрашивает караульный офицер.

— Император! Отворяй.

— Государь, мне запрещает должность.

— Отворяй, говорю; мне нельзя терять времени.

— Но, государь, если бы я хотел, не могу; ключи у генерала Маршана.

— Ступай за ними.

— Я уверен, что он не даст.

— Если откажет, скажи ему, что сменяю его.

От этих слов солдаты окаменели. За два дня были распространены прокламации, в которых Бонапарта называли диким зверем, не заслуживающим пощады, и всем приказали ловить его; а этот зверь грозит генералу отставкой! Одно слово, я сменяю, уничтожило различие между старым солдатом и рекрутом, и весь гарнизон присоединился к императору.

Когда Фурье приехал в Лион, там еще не знали, каким образом был взят Гренобль. Фурье привез известие только о быстром походе Наполеона и о присоединении к нему двух рот саперов и батальона пехоты, принадлежавшего полку Лабедойера. Дорогой он также видел живую приверженность сельских жителей к изгнаннику острова Эльбы.

Граф Дартуа худо принял префекта с его известиями. Он утверждал, что приход Наполеона к Греноблю — сущая выдумка, и что он не верит расположению сельских жителей. «Я, — сказал Фурье, — не подозреваю вашей добросовестности; но вы ослепли от страха; я не верю тому, что вы будто бы видели при воротах города; не верю, чтобы кокарду Генриха IV переменили на трехцветную и белое знамя на орла. Немедленно, г. префект, воротитесь в Гренобль; вашей головой будете отвечать за город».

Фурье повиновался приказанию; но едва он выехал, как его остановили гусары и привели в Бургоин, в главную квартиру. Император лежал тогда на большой карте с циркулем в руках и, увидав Фурье, сказал:

— Ну что, господин префект? И вы объявили мне войну?

— Государь, я исполнял долг присяги.

— Долг, говорите вы? А разве вы не видите, что в Дофине все против вашего мнения. Впрочем, не думайте, чтобы план вашей кампании страшен для меня. Мне только больно, что против меня один из египтян, евший мой бивачный хлеб, один из старых моих друзей.

К этим прекрасным словам с сожалением прибавляю следующие: «А разве вы, Фурье, забыли, что я определил вас префектом?»

9 марта, в минуту гнева, Наполеон декретом, данным в Гренобле, приказал Фурье оставить военный округ в пять дней; в противном случае, будет арестован, как враг народа. Но на другой день, после другой аудиенции, Фурье выехал из Бургоина в качестве префекта Роны и с титулом графа.

Такая неожиданная милость, такое доверие не нравились нашему товарищу; но он не смел им противиться, хотя совершенно понимал события, в которых он принужден был участвовать случайно.

— Что вы думаете о моем предприятии? — спросил его император в день его отъезда в Лион.

— Государь, — отвечал Фурье, — я думаю, что вы потерпите неудачу. Вы можете встретить фанатика, и все кончится.

— Вот! — вскричал Наполеон. — За Бурбонов нет никого, даже фанатика. Кстати, вы читали в журналах, что меня объявили вне закона? Но я буду снисходительнее: я выгоню их только из Тюльери.

Префектом Роны оставался Фурье только до 1 мая. Говорят, даже напечатано, что он лишился своего места за то, что не хотел участвовать в терроризме министерства Ста дней. Во всех обстоятельствах академия видела, что я собирал и с удовольствием записывал все поступки ее членов, приносившие честь целому сословию; мне приятно было верить этой молве; но она требовала строгой поверки: если бы Фурье отказался повиноваться некоторым приказаниям, то что надобно было бы думать о министре внутренних дел? Но этот министр был академик, знаменитый своими военными заслугами, отличавшийся математическими трудами, уважаемый и любимый своими товарищами, и потому я с радостью объявляю, что пересмотрев все акты ста дней, я не нашел ни одного, который бы уменьшил наше почтение к памяти Карно.

Оставив префектуру Роны, Фурье приехал в Париж. Император, готовившийся к отъезду в армию, увидал нашего товарища в Тюльери и подойдя к нему, сказал дружески, что Карно объяснит, почему понадобилось переменить его в Лионе, и обещал вспомнить о нем, когда военные дела поуспокоятся.

Вторая реставрация застала Фурье в Париже без должности и в беспокойстве о будущности. Управляющий пятнадцать лет большим департаментом, заведывавший дорогими работами и собравший миллионы для уничтожения болот Бургоина, не имел даже двадцати тысяч франков. Эта почетная бедность и воспоминание о полезных трудах не обращали на себя внимания министров, озабоченных политикой и требованиями иностранцев. Просьба о пенсионе была отвергнута с пренебрежением. Но парижский префект, г-н Шаброль, узнает, что старый его профессор в Политехнической школе, секретарь Египетского института и автор «теории тепла» должен уроками снискивать пропитание. Это известие взволновало его, и, несмотря на крики партий, он определяет Фурье директором статистической комиссии Сены, с жалованием в шесть тысяч франков. Не нужно молчать о таком деле. Науки признательны ко всем, кто им покровительствует, особенно, когда покровительство не безопасно.

Фурье достойно оправдал доверенность г-н Шаброля. Записки, которыми он обогатил любопытные тома, изданные префектурой Сены, послужат руководством для всякого, кто в статистике видит не одно несвязное собрание цифр и таблиц.