XXVI. Гершель

Вильям Гершель, один из величайших астрономов всех времен и всех стран, родился в Ганновере 15 ноября 1738 г. Имя Гершеля так знаменито, что мы не можем уклониться от исследования, какому семейству оно принадлежало; но справедливое любопытство не совсем удовлетворяется; знаем только, что Авраам Гершель, прадед астронома, жил в Махрене, откуда вытеснили его за чрезмерную привязанность к протестантству; сын Авраама, Исаак, был фермером в окрестностях Лейпцига, наконец, старший сын Исаака, Иаков, против воли своего отца стал музыкантом и поселился в Ганновере.

Иаков Гершель, отец астронома Вильяма, был искусный музыкант и отличался прекрасными качествами ума и сердца. Ограниченное состояние не позволило дать ему полное воспитание своему семейству, состоявшему из шести сыновей и четырех дочерей, и он только успел сделать всех прекрасными музыкантами. Старший из братьев, Иаков, за искусство свое был принят капельмейстером в один из ганноверских полков, с которым перешел он в Англию. Третий брат, Вильям, оставался дома и вместе с музыкой учился французскому языку и метафизике, которую любил до конца своей жизни.

В 1759 г. Вильям Гершель, будучи двадцати одного года, уехал в Англию, не с отцом своим, как обычно пишут, смешивая имена, но со своим братом Иаковом. Там он надеялся на успех от связей брата; но ни в Лондоне, ни в графстве не нашел никаких пособий и в первые два или три года терпел крайнюю бедность. Наконец счастливый случай улучшил положение бедного ганноверца: лорд Дюргам пригласил его учить музыке в одном полку, стоявшем на границе Шотландии. С этого времени музыкант Гершель стал знаменитым, и в 1765 г. он получил место органиста в Галифаксе. Жалованье по месту и частные уроки в городе и по деревням доставили молодому Гершелю некоторые удобства в жизни, которыми он воспользовался для окончания своего образования. В это время он выучился языкам латинскому и итальянскому только с помощью грамматики и лексиконов. Этого мало: он глубоко изучил сочинение Р. Шмидта о математической теории музыки, — сочинение ученое, но темное, для разумения которого надо было иметь огромное терпение и знание алгебры и геометрии; следовательно, Гершель должен был предварительно приобрести и эти знания в короткое время.

В 1766 г. Гершель получил место органиста в восьмиугольной часовне, в Бате; место это приносило более дохода, нежели в Галифаксе, но зато с ним соединялись особенные обязанности: искусный пианист должен был играть в ораториях, в залах собрания, пользующихся водами, в театре и в публичных концертах. Находясь в центре высшего общества, имея множество учеников, Гершель не переставал учиться. Музыка привела его к математике, а математика к оптике — главному основанию его славы. Наступило время, в которое Гершель должен был приобретенные теоретически знания приложить к практике, никогда не входившей в круг его занятий и требовавшей упорного терпения, даже дерзкой предприимчивости.

Простой двухфутовый телескоп попался в руки Гершеля; несмотря на плохие свои достоинства, этот снаряд показал музыканту множество звезд, которых он не видел простыми глазами и планеты в их настоящей величине. Гершель пришел в восторг и потребовал из Лон-дона телескоп больших размеров; но ответ, полученный через несколько дней, весьма огорчил его, потому что назначенная цена превышала его средства. Другой характер покорился бы невозможности; но в Гершеле она возбудила новую энергию: он не мог купить телескопа, так он его сделает собственными руками. Музыкант превратился в металлурга и оптика, начал опыты над сплавкой металлов, чтобы получить вещество, наиболее отражающее свет; начал обтачивать его в параболические зеркала; начал исследование причин, от которых полировка переменяет правильность формы зеркал, и пр. Наконец сильная воля и терпение все преодолели. В 1774 г. Гершель имел уже наслаждение рассматривать небо в свой телескоп, устроенный по теории Ньютона и в котором длина фокуса содержала пять футов. Успех побудил его к новым, труднейшим предприятиям: он начал делать телескопы в семь, восемь, десять и даже в двадцать футов. Такие снаряды и по своей величине и по тщательности обработки могли считаться излишней роскошью, следствием неблагоразумного каприза; но, кажется, само небо предупредило неприятные пересуды: 13 марта 1781 г. Гершель открыл новую планету, находящуюся на пределах солнечного мира. С этого времени слава отличного музыканта переменилась на славу знаменитого оптика и астронома. Король Георг III, великий любитель наук и весьма склонный к покровительству ганноверцев, призвал к себе Гершеля, был очарован его скромностью, простым и ясным рассказом о тяжелых опытах, и, убедившись, что Гершель может прославить его царствование, назначил ему пожизненный пансион в 300 гиней и дом возле Виндзора сперва в Клей-Галле, а потом в Слуге. Надежды короля Георга вполне оправдались. Можно сказать, что сад при домике в Слуге есть место, в котором было сделано более открытий, нежели в целом свете. Имя Слуга с уважением будет переходить из поколения в поколение.

Здесь останавливаюсь в своем рассказе, чтобы поправить ошибку, которой пользуется невежество для своего оправдания. Обычно говорят, что Гершель, вступив на поприще астронома, не имел никаких математических знаний. Выше я уже сказал, что живя в Бате, он познакомился с основаниями алгебры и геометрии; но вот еще решительное доказательство его математических знаний: трудный вопрос о сотрясении струн, обремененных небольшими грузами, в 1779 г. был предложен на конкурсе; Гершель написал о нем рассуждение, которое напечатано во многих ученых сборниках 1780 г.

С помещением Гершеля в Слуге оканчивается его биография, как человека вообще; начинается жизнь астронома, который выходил из обсерватории только для того, чтобы представлять королевскому Обществу высокие результаты своих неусыпных исследований. Эти результаты содержатся в записках Общества и составляют важнейшее их богатство.

Гершель принадлежал всем главным академиям Европы и в 1816 г. сделан кавалером ганноверского ордена Гвельфов. С этого времени, по обычаям английским, доктор (прав) Вильям Гершель, получивший это ученое достоинство от Оксфордского университета в 1786 г., начал подписываться на своих сочинениях: сэр Вильям Гершель.

Я оскорбил бы высокое чувство справедливости Гершеля, если бы не упомянул об его сотрудниках, принадлежавших к его семейству: один был Александр Гершель, имевший замечательные дарования в механике и всегда готовый на исполнение идей своего знаменитого брата^*; другой же — мисс Каролина Гершель, труды которой достойны некоторых подробностей.

Каролина-Лукреция Гершель переехала в Англию, когда брат ее сделался королевским астрономом: получив звание ассистента-астронома с небольшим жалованьем, она всю себя посвятила услугам Вильяма и считала себя счастливой содействием непрерывно возрастающей его славе. Каролина Гершель все ночи проводила со своим братом, с карандашом в руках и не спуская глаз с часов; она делала все вычисления, по три и по четыре раза записывала наблюдения в особые реестры, приводила их в порядок и разбирала. Ученый мир удивлялся беспрестанному и скорому выходу рассуждений Гершеля; без помощи своей сестры он не имел бы времени издавать их. Сверх того, она обогатила астрономию многими кометами. По смерти знаменитого астронома Каролина Гершель возвратилась в Гановер, к Иогану Дитриху Гершелю, отличному музыканту, который только один из всех братьев пережил астронома.

В. Гершель умер спокойно 23 августа 1822 г., в восемьдесят три года. Богатство и слава никогда не изменяли его детского простодушия и приветливости. До последних минут своей жизни он сохранил ясность ума и силу рассудка. Несколько лет Гершель имел счастье видеть успехи своего сына, сэра Джона Гершеля, и умирал в усладительной мысли, что наследник его великого имени не только не уронит его, но еще сообщит ему новый блеск новыми открытиями. Надежды его исполнились.

Английские журналы дали знать публике о мерах, принятых семейством Гершеля для сохранения остатков огромного 30-футового телескопа. Бронзовая труба, заключавшая в себе зеркало в 4 ф. и 10 дюймов в диаметре, была снова вычищена и положена горизонтально на полуденной линии на толстых кирпичных столбах, посреди того круга, который занимал механизм, приводивший снаряд в движение. 3 января 1840 г. Джон Гершель, его жена, семеро детей и несколько старых служителей собрались в Слуге; в полдень все общество несколько раз обошло снаряд, потом взошло на трубу, село на приготовленные лавочки и пропело Requiem, сочиненный самим Джоном. Вышедши из трубы, общество составило около нее круг, герметически заняло ее отверстие и день закончило дружеским праздником.

Не знаю, что подумать о самой церемонии; но нельзя не уважать благочестивого сыновнего чувства Джона Гершеля, и друзья наук поблагодарят его за памятник, который по своей простоте и выразительности гораздо красноречивей пирамид и статуй.

Хронологическая таблица сочинений Вильяма Гершеля.

1780. Философ. Транзакции, том LXX. — Астрономические наблюдения над периодически переменной звездой на шее Кита. — Астрономические наблюдения над горами Луны.

1781. Там же, т. LXXI. — Астрономические наблюдения над вращением планет около их осей, произведенные для доказательства, что суточное вращение Земли не меняется. — О комете 1781 г., названной потом Георгиевым светилом (Georgium sidus).

1782. Там же, т. LXXII. — О параллаксе неподвижных звезд. — Каталог двойных звезд. — Описание микрометра с лампой и его употребление. — Ответ на возможные сомнения о большой увеличительной силе, употребляемой Гершелем в телескопах.

1783. Там же, т. LXXIII. — Письмо к Банксу об имени новой планеты. — О диаметре Георгиева светила, с описанием микрометра с темным и светлым диском. — О собственном движении солнечной системы и о переменах в неподвижных звездах со времен Флемстида.

1784. Там же, т. LXXIV. — Замечательные явления в полярных сторонах Марса, наклонение оси этой планеты, положение ее полюсов, сфероидальная ее форма; некоторые заметки о настоящем ее диаметре и об ее атмосфере. — Разбор некоторых наблюдений над расположением звезд.

1783. Там же, т. LXXV. — Каталог двойных звезд. — О расположении звезд или об устройстве неба.

1786. Там же, т. LXXVI. — Каталог туманных пятен и звездных куч. — Исследования причины неясности зрения, приписываемой тонкости оптических кистей света.

1787. Там же, т. LXXVII. — Замечания о новой планете. — Открытие двух спутников Георгиева светила. — О трех вулканах на Луне.

1788. Там же, т. LXXVIII. — О планете Георгия (Уран) и его спутниках.

1789. Там же, т. LXXIX. — Наблюдения над кометой. — Второй каталог туманных пятен и звездных куч; некоторые предварительные замечания о расположении звезд.

1790. Там же, т. LXXX. — Известие об открытии шестого и седьмого спутников Сатурна, с замечаниями о составе кольца, о вращении планеты около оси, об ее сфероидальной форме и атмосфере. — О спутниках Сатурна и о вращении кольца около оси.

1791. Там же, т. LXXXI. — О туманных звездах и о справедливости этого названия.

1792. Там же, т. LXXXII. — О кольце Сатурна и вращении около оси пятого спутника. — Наблюдения смешанные.

1793. Там же, т. LXXXIII. — Наблюдения над Венерой.

1794. Там же, т. LXXXIV. — Наблюдения над полосами Сатурна. — О некоторых особенностях, замеченных при затмении Солнца. — Вращение Сатурна около оси.

1795. Там же, т. LXXXV. — О природе и физическом составе Солнца и звезд. — Описание 40-футового отражательного телескопа.

1796. Там же, т. LXXXVI. — Способ наблюдения перемен в постоянных звездах; замечание о постоянстве солнечного света. — Периодическая звезда Геркулеса; замечание для доказательства вращения звезд около осей. — Второй каталог звезд для сравнения силы звездного света.

1797. Там же, т. LXXXVII. — Третий каталог для сравнения силы звездного света. — Наблюдения над переменой силы света спутников Юпитера и над переменой их величины; определение времени, в которое они вращаются на осях; измерение диаметра второго спутника и приблизительное заключение о сравнительной величине четвертого.

1798. Там же, т. LXXXVIII. — Открытие четырех новых спутников планеты Георгия; известия о поступательном движении прежних; объяснение их расположения на определенных расстояниях от планет.

1799. Там же, т. LXXXIX. — Четвертый каталог звезд для сравнения силы их света.

1800. Там же, т. XC. — О проницающей силе телескопов в пространство; сравнение этой силы в зрении естественном и в телескопах различной величины и различного строения; объяснения, извлеченные из наблюдений. — Исследование способности цветных лучей нагревать и освещать, с примечаниями, доказывающими неравенство преломляемости лучеобразного тепла. — Исследования о выгоднейшем способе рассматривать Солнце в телескопы с широкими отверстиями и с сильным увеличением. — Опыты о преломляемости невидимых лучей Солнца. — Опыты над нагревающими лучами солнечного и земного тепла; сравнение законов, которым подлежат свет и тепло. — Опыты над лучами тепла.

1801. Там же, т. XCI. — Наблюдения с целью открыть природу Солнца; причины и признаки изменяемых истечений тепла и света; замечания об употреблении наблюдений над Солнцем. — Дополнительные наблюдения к предыдущему рассуждению с опытами неупотребления темных стекол и прохождения солнечного света через жидкости.

1802. Там же, т. XCII. — Наблюдения над двумя вновь открытыми небесными телами (Церерой и Палладой). — Каталог новых пятисот туманных пятен и замечания о расположении звезд.

1803. Там же, т. XCIII. — Наблюдения над прохождением Меркурия через Солнце с примечаниями о действии зеркал. — О переменах относительного положения двойных звезд и об их причинах.

1804. Там же, т. XCIV. — Продолжение исследований перемен в относительном положении двойных звезд.

1803. Там же, т. XCV. — Опыты для определения, с какой точностью можно наблюдать телескопами весьма малые углы и диаметры предметов; приложение их к светилу Гардинга. — О направлении движения Солнца и солнечной системы. — Наблюдения над формой Сатурна.

1806. Там же, т. XCVI. — О количестве и скорости солнечного движения. — Наблюдения над фигурой, климатом и атмосферой Сатурна и его кольца.

1807. Там же, т. XCVII. — Опыты для открытия причины цветных колец Ньютона. — Наблюдения над небесным телом, открытым док. Ольберсом; наблюдения над кометой, возвращение которой к Солнцу ожидали в январе 1807 г.

1808. Там же, т. XCVIII. — Наблюдения над кометой с целью определить ее величину и свойства ее света; замечания о неправильности в фигуре Сатурна.

1809. Там же, т. XCIX. — Продолжение опытов для определения причины цветных колец.

1810. Там же, т. C. — Дополнение к опытам над цветными кольцами.

1811. Там же, т. CI. — Астрономические наблюдения над устройством неба или расположением небесных светил, объясняющие образование небесных тел.

1812. Там же, т. СII. — Наблюдения над кометой с замечанием о составе различных ее частей. — Наблюдения над второй кометой с замечаниями о ее составе.

1814. Там же, т. CIV. — Астрономические наблюдения над звездной частью неба и об ее связи с частью туманных пятен.

1813. Там же, т. CV. — Ряд наблюдений над спутниками планеты Георгия с замечаниями о телескопических снарядах, употребленных для этих наблюдений.

1817. Там же, т. CVII. — Астрономические наблюдения для определения пространства млечного пояса.

1818. Там же, т. CVIII. — Астрономические наблюдения для определения относительных расстояний звездных групп и силы наших телескопов.

1822. Записки Лондонского астрономического общества. — Положение 143 новых двойных звезд.

Если сочинения, показанные в этой таблице, начнем рассматривать в их хронологическом порядке, то наскучим читателям повторением, и поэтому надо предпочесть порядок систематический, который ясно покажет высокое место, занимаемое Гершелем между небольшим числом современных гениальных ученых. Разнообразие трудов Гершеля спорит с их обширностью; чем более изучаем их, тем более им удивляемся.

а) Усовершенствование средств наблюдений. Начинаем с этого предмета, потому что усовершенствование в устройстве телескопов и в их употреблении были главной причиной открытий Гершеля.

В сочинении Лаланда, напечатанном в 1783 г., которое составляет часть предисловия к VIII тому «Эфемерид небесных движений», читаем следующее:

«Когда Гершель начинал трижды полировать зеркало (для телескопа), то он работал непрерывно, двенадцать, четырнадцать, шестнадцать часов. Он не выходил из своей мастерской даже для обеда и ужина; для подкрепления своих сил принимал пищу из рук своей сестры и бабушки. Ни для чего в свете Гершель не оставлял своей работы; оставить работу — значит испортить, испоганить ее».

Польза, которую в 1783, 1784 и 1785 г. увидел Гершель от употребления двадцатифутовых телескопов с большими диаметрами, возбудило в нем желание устроить телескопы еще больших размеров. Для них потребовались большие издержки; король Георг III помог Гершелю. Работа началась в конце 1785 г. и кончилась в августе 1789 г. Этот снаряд состоял из железной трубы длиной в 39 футов 4 дюйма и с диаметром 4 фута 10 дюймов. Размеры до того времени употребляемых телескопов совершенно ничтожны. Но и размеры упомянутого снаряда показались так же ничтожными для тех людей, которые слышали о бале, данном в телескопе. Распространители этой нелепой молвы смешали астронома Гершеля с пивоваром Ме и трубу телескопа — с деревянными бочками величиной с дом.

Тридцатидевятифутовый телескоп Гершеля позволил привести в дело идею, выгоду которой можно понять из следующего.

В любой подзорной трубе или телескопе две главные части: часть, производящая воздушные изображения отдаленных предметов, и маленькая лупа или микроскоп, увеличивающий изображение. Когда изображение образуется посредством выпуклого стекла, тогда его место находится на продолжении линии, идущей от предмета к центру стекла. Астроном, желающий рассматривать изображение посредством лупы, должен стать перед точкой, в которой пересекаются лучи света; ни голова его, ни его тело не мешают образованию изображения. Совсем другое положение он должен принимать относительно изображения, образующегося посредством отраженных лучей: тогда изображение находится между зеркалом и предметом и астроном, рассматривая изображение, необходимо пересечет несколько лучей, идущих от предмета, и ясность изображения ухудшится. Теперь понятно, почему в отражательных оптических снарядах надо выводить изображения из трубы посредством второго отражения. Когда маленькое зеркало, производящее это второе отражение, есть плоское и к оси телескопа наклонено под углом в 45°; когда изображение отражается в отверстие, находящееся на краю трубы и когда астроном рассматривает его через лупу по направлению, перпендикулярному к линии, по которой идут лучи от предмета, тогда телескоп называется Ньютоновым. В телескопе же Григорианском изображение главного зеркала падает на малое зеркало с кривой поверхностью и параллельно первому, и отраженное изображение выходит из трубы через отверстие в главном зеркале.

В тех и других телескопах малое зеркало, находящееся между предметом и большим зеркалом, пересекает часть лучей, идущих от предмета, и изображение его много теряет в силе освещения. Предположим, что вещество обоих зеркал способно отражать только половину падающего на него света, т. е. главное зеркало отражает половину лучей, идущих от предмета, малое же — половину лучей уже один раз отраженных; следовательно, в глаз астронома попадает только четверть лучей, шедших от предмета. В любой подзорной трубе такого уменьшения в свете не существует, и поэтому при равных размерах любая подзорная труба представляет предметы вчетверо яснее, нежели телескопы Ньютонов и Григорианский.

Гершель уничтожил маленькое зеркало в своем большом телескопе и главное зеркало поставил немного косвенно к его оси; тогда изображения начали изображаться не на этой оси, но близ поверхности трубы или близ ее отверстия, и астроном мог прямо рассматривать его посредством лупы. Хотя в этом случае голова наблюдателя занимает часть отверстия трубы и пересекает часть лучей; но из них теряется уже менее половины, т. е. менее того, что теряется через отражение от малого зеркала.

Телескопы, в которых наблюдатель, рассматривающий изображения, бывает обращен спиной к предмету, Гершель назвал front-view telescopes (телескопы лицевые). В LXXVI томе «Transactions» он говорит, что мысль о таком устройстве пришла ему на ум в 1776 г. и что он без успеха применял ее к телескопу в десять футов; в 1784 г. такую же неудачу потерпел он, сделав телескоп в двадцать футов. Однако я нахожу, что 7 сентября 1784 г. Гершель наблюдал туманные пятна и группы звезд лицевым телескопом. Так же надо заметить, что подобный телескоп был уже описан в 1732 г. в VI томе сборника, имевшего заглавие: «Машины и изобретения, одобренные Академией наук». Автор этого описания есть Жак Лемер, которого смешивают с английским иезуитом Христофором Мером, сотрудником Бесковича в измерении меридиана между Римом и Римини. Жак Лемер, имея в виду телескопы малых размеров и желая сберечь падающий свет, должен был наклонить большое зеркало столько, что изображение совсем выходило из трубы. Такое наклонение обезображивало предметы. Устройство лицевых телескопов возможно только при весьма больших размерах.

В «Transactions» 1802 г. я нашел, что Гершель иногда наблюдал Солнце телескопами со стеклянным зеркалом. Между прочим, он употреблял такой телескоп для наблюдений при хождения Меркурия через Солнце 9 ноября 1802 г. Телескоп имел в длину 7 футов и в диаметре 6,3 дюйма.

Практические астрономы знают, что штативы подзорных труб и телескопов много способствуют точности наблюдений. Штативы должны быть тверды, неподвижны, а трубы или телескопы вращаться легко и без потрясений. Затруднения в исполнении этих условий увеличиваются с размерами и тяжестью снарядов. Поэтому понятно, что Гершель встретил много препятствий в установке телескопа, одно зеркало которого весило тысячу килограммов, и преодолев их посредством шестов, блоков и пр., доказал, что он может занимать почетное место между остроумными современными механиками.

Светские образованные люди, скажу даже, большая часть астрономов, не знают, какую роль играл 39-футовый телескоп в открытиях Гершеля. Относительно этого ошибаются и те, которые думают, что великий астроном употреблял его постоянно, и те, которые вместе с Цахом утверждают, что колоссальный инструмент оставался бесполезным, был только предметом любопытства. Оба мнения несправедливы и противны собственным словам Гершеля. В «Transactions» 1795 г. (стр. 330) он говорит: «28 августа 1789 г., направив мой телескоп (в 39 футов) на небо, открыл шестой спутник Сатурна и пятна на этой планете увидел яснее, нежели через другой снаряд». Относительно шестого спутника надо еще справиться с «Transactions» 1790 г.; в этом же томе (стр. II) еще находим: «Сильный свет моего тридцатидевятифутового телескопа был очень полезен: 17 сентября 1789 г. я усмотрел седьмой спутник, находившийся тогда в наибольшем западном удалении от своей планеты».

10 октября 1791 г. Гершель видел кольцо Сатурна и четвертого его спутника простыми глазами без лупы, т. е. он видел их изображения, отраженные от зеркала его огромного телескопа.

Посмотрим теперь, какие причины не позволяли Гершелю часто пользоваться 39-футовым телескопом. Несмотря на совершенство механизма, управление им требовало двух работников и третьего лица для замечания времени. По ночам температура изменяется более, нежели днем; огромная масса телескопа не успевала нагреваться и охлаждаться вровень с окружающим воздухом, от этого уменьшалась ясность изображений.

Гершель заметил, что в Англии, в продолжение целого года, только сто часов бывают способны для наблюдений большими телескопами с увеличением в тысячу раз и поэтому, если бы астроном захотел обозреть все небо, то, употребляя только одно мгновение на рассмотрение каждой точки пространства, он закончил бы свою работу в восемьсот лет.

Гершель весьма естественно объясняет невозможность частого употребления огромного телескопа. Этот снаряд, увеличивая предметы, в то же время увеличивает видимые неправильности, происходящие от преломления света в атмосфере, и, при одинаковых условиях, неправильности преломления обнаруживается тем больше, чем шире слой воздуха, через который проходят лучи света.

Астрономы весьма удивились, когда в 1782 г. Гершель объявил, что 7-футовые отражательные телескопы он употреблял с линейным увеличением в тысячу, в тысячу двести, в две тысячи двести, в две тысячи шестьсот и даже в шесть тысяч раз. В этом усомнились члены королевского Общества и официально пригласили Гершеля объявить, каким образом он определял такие необыкновенные увеличения. На этот вызов он отвечал запиской, помещенной в LXXII томе «Transactions» и уничтожил всякое сомнение. Неудивительно, что многие не верили упомянутым увеличениям: потому что они должны показать горы на Луне в том виде, в каком представляется Монблан из Макона, Лиона и даже из Женевы; но тогда не знали, что Гершель употреблял их только для блестящих звезд; отраженный же свет планет, по своей слабости, не может выносить того увеличения, для которого способен свет звезд.

Более теоретически, нежели вследствие точных опытов, оптики не употребляли слишком сильных увеличений в телескопах отражательных. Они думали, что изображение небольшого круга может быть ясным, с обрезистыми краями, только в том случае, когда через окуляр снаряда проходит довольно широкая кисть лучей. Допустив такое условие, они заключали, что ясное, четкое изображение должно производить раздражение по крайней мере в двух нервах глазной сетки. Эти предположения, следующие одно из другого, уничтожаются наблюдениями Гершеля. Приняв надлежащие предосторожности против дифракции света, великий астроном в 1786 г. доказал, что можно ясно видеть предмет посредством кисти лучей, диаметр которой менее пяти десятых долей миллиметра.

Вообще принято, что окуляр, состоящий из двух выпуклых стекол, лучше окуляра из одного стекла. Гершель считает это мнение вредным предрассудком. Несмотря на теорию, опыт показал ему, что при равных увеличениях изображения, по крайней мере в отражательных телескопах (ограничение весьма важное), имеет больше света и яснее в окуляре простом, нежели в двойном. Через последний окуляр он не видел полос на Сатурне, через простое же выпуклое стекло видел их ясно. «Употребление двойного окуляра, говорит Гершель, должно предоставить желающим расширить поле зрения» (Transactions 1762 г., стр. 94 и 95).

Гершель не соглашается с оптиками еще в том, что окуляр из вогнутого стекла (как употреблял Галилей) надо предпочитать окуляру выпуклому, по причин большей ясности и определенности изображений.

Гершель относит к 1776 г. опыты, производимые им для решения следующего вопроса. Стекла плосковогнутые или двояковогнутые производят одинаковые действия: но чем отличаются они от стекол двояковыпуклых? Только тем, что отраженные лучи от большого зеркала телескопа падают на последние уже по пересечении в его фокусе, на второй же — до пересечения, так что, употребляя стекло выпуклое, наблюдатель принимает в свой глаз лучи, уже пересекавшиеся в фокусе; употребляя же стекло вогнутое, — лучи еще не пересекавшиеся; а т. к. второе стекло выгоднее первого, то, согласно с Гершелем, надо заключить, что в пересечении лучей происходит взаимное механическое действие, уменьшающее ясность и определенность изображения^**.

Это замечание о действии взаимного пересечения лучей навело гениального астронома на следующий опыт.

10-футовый телескоп был направлен на афишку с весьма мелкими буквами, находившуюся на довольно большом расстоянии; выпуклое глазное стекло заключалось не в трубочке, а поддерживалось четырьмя тонкими и негибкими проволоками: от этого фокус оставался совершенно открытым со всех сторон.

Весьма яркое изображение Солнца, отраженное от вогнутого зеркала, было наведено на телескопическое изображение афишки. Солнечные лучи после своего пересечения рассеивались в пространстве, и посредством экрана можно было останавливать их до пересечения. Расположив таким образом свои снаряды, Гершель приставил глаз к стеклу и внимательно рассматривал афишку: ставя и отнимая экран, он не заметил никакой перемены в освещении и ясности изображения. Итак, огромное количество солнечных лучей, пересекающихся в том месте, в котором, идя по другому направлению, соединяются лучи, образующие изображение афишки, не производит никакого действия без экрана и с экраном. Слова, напечатанные здесь курсивом, показывают, чем эти любопытные опыты отличаются от первых и нимало не противоречат им. Здесь лучи, идущие от афишки и от Солнца, пересекаются по направлениям взаимно перпендикулярным; при рассматривании же светил через выпуклые и вогнутые окуляры, взаимно действующие лучи идут из одного источника и взаимно пересекаются под весьма острыми углами; следовательно, по моему мнению, нет ничего удивительного в разности явлений.

Изъясняя, каким образом нужно поступать, чтобы ясно увидеть обе звезды, составляющие двойную, Гершель много прибавил к тайнам зрения. «Если, — говорит он, — хотите увериться, что η Венца есть двойная звезда, то сперва направьте телескоп на α Близнецов, ξ Весов, μ Дракона, ρ Геркулеса, α Рыб и ε Лиры; рассматривайте эти звезды долго, приучите к ним свой глаз. Потом перейдите к ξ Большой Медведицы, где составляющие звезды еще более сближены. Для третьего опыта выберите ι Волопаса, звезду, предшествующую α Ориона, n того же созвездия: тогда вполне приготовите глаз для η Венца». Действительно, эта последняя двойная звезда есть миниатюра ι Волопаса, которую можно считать миниатюрой α Близнецов (Транзакции на 1782 г., стр. 100).

Когда Пиацци, Ольбер и Гардинг открыли три планеты из многочисленного их собрания между Марсом и Юпитером, тогда Гершель немедленно приступил к определению их настоящих величин; но как телескопы не были еще употребляемы для измерения весьма малых углов, то, для избежания ошибок, он должен был произвести опыты, определяющие силу этих снарядов. Вот краткое изложение его исследований столь важного предмета.

Сначала Гершель уведомляет, что в 1774 г. он пробовал опытом определить, какому углу должен соответствовать круг, чтоб его отличать от равного ему квадрата невооруженным глазом, на расстоянии ясного зрения. Он нашел, что этот угол никогда не бывает менее 2′17″, т. е. наибольшая его величина равняется почти четырнадцатой доле угла, под которым видим лупу. К сожалению, Гершель не упоминает, какого цвета были его круги и квадраты и на какую поверхность они пролагались: потому что на подобные опыты сила света имеет большое влияние.

Заключение из своих опытов с невооруженным глазом осторожный наблюдатель не распространил на рассматривание предметов посредством телескопов: он приступил к другим так же прямым опытам.

Рассматривая через 3-футовый телескоп булавочные головки, на далеком расстоянии и на открытом воздухе Гершель ясно видел их круглыми, когда они соответствовали углу равному 2′19″; это то же, что в опыте с невооруженным глазом.

Когда шарики, например, из сургуча, были темнее булавочных головок, тогда шарообразная форма начинала выказываться только в то мгновение, в которое соответствующий угол, или угол невооруженного зрения, расширенный телескопом, достигал 5′.

В третьем ряде наблюдений отдаленные серебряные шарики представлялись круглыми в то время, когда увеличенный угол был менее 2′.

Итак, при равных углах зрения телескоп с сильным увеличением имеет преимущество перед невооруженным глазом: этот результат достоин внимания наблюдателя.

Если обратим внимание на то, что в своих многотрудных исследованиях Гершель часто употреблял увеличение в 300 раз, то можем заключить, что через телескопы новейших астрономов можно уверяться в круглой форме небесных светил даже в том случае, когда они соответствуют углам, равным трем десятым долям секунды для невооруженного глаза, потому что 0,3×500 = 2′30″.

Подзорные трубы, изобретенные случайно, без теории, открыли много замечательных астрономических явлений; потом геометрическая и оптическая их теория сделала быстрые успехи; но, кроме этих двух родов вопросов, к теории труб относятся вопросы третьего рода, вопросы физиологические, вопросы о действии света на нервную систему. В старых оптических астрономических сочинениях не находим строгих и полных исследований о влиянии на видимость слабых небесных светил, днем и ночью, увеличивая и отверстия трубы или величины, и светлости изображений. Гершель вздумал дополнить этот недостаток в 1799 г. рассуждением под заглавием: О проницательной силе телескопов в пространство. Это рассуждение содержит прекрасные исследования; но предмет не был исчерпан: например, автор ничего не говорит о наблюдениях днем. Сверх того, я нахожу, что гипотетическая часть рассуждения не отделена точно от части строгой; найденные им числа можно оспаривать, потому что они недостаточно выражают сравнение некоторых выводов из строгих наблюдений.

Но, имеют или не имеют силу эти замечания, астроном и физик, желающие снова начать исследования о зрении через трубы, найдут в рассуждении Гершеля важные заключения и остроумные наблюдения, необходимые для руководства в их новых трудах.

б) Астрономия звездная. Любопытное явление периодических изменений в яркости некоторых звезд прежде всего обратило на себя внимание Гершеля. Первое рассуждение знаменитого наблюдения, представленное королевскому Обществу, имело предметом именно перемену яркости звезды на шее Кита. Оно относится к 1780 г. и было написано еще в Бате. Через одиннадцать лет, в декабре 1791 г., он сообщил Обществу новые наблюдения над таинственными звездами. В то и в другое время Гершель занимался абсолютными наименьшими и наибольшими величинами яркости звезд.

Не одна звезда Кита занимала Гершеля; его наблюдения 1795 и 1796 г. доказали, что α Геркулеса так же принадлежит к переменным звездам и что период ее изменений состоит из 60 дней с четвертью. Когда Гершель получил этот результат, тогда уже было известно с дюжину переменных звезд, периоды которых были или весьма продолжительны или весьма кратки. Знаменитый астроном, поместив между этими двумя группами переменных звезд среднюю α Геркулеса, сделал большой шаг в теории удивительного явления, т. е. он показал, что его надо приписать вращению звезд около их центров.

В каталоге двойных звезд Гершеля, многие из них означены голубыми и зелеными, и в таких группах большая обыкновенно бывает или желтая, или красная. Но, кажется, великий астроном не обратил на это обстоятельство надлежащего внимания. Нигде в его сочинениях я не нахожу, что бы он подозревал, что дополнительные цвета (голубой и желтый, зеленый и красный) могли происходить просто от контраста. В 1825 г. я доказал, что действительно разноцветность многих двойных звезд объясняется упомянутой причиной; вместе с тем я уверился, что голубой цвет некоторых отдельных звезд есть цвет самостоятельный и что древние астрономы только красные звезды отличали от белых.

В расположение звезд по их величине Гершель пробовал ввести числа, выражающие отношение яркости звезд первой, второй и третьей величин.

В одном из первых рассуждений Гершеля находим наблюдения, доказывающие, что видимые диаметры звезд суть оптические обманы: диаметры их, выраженные в секундах, уменьшенных пропорционально увеличению снаряда, уменьшаются по мере этого увеличения, т. е. диаметр звезд кажется тем меньше, чем больше увеличивает телескоп.

Параллакса в звездах Гершель не нашел, но зато сделал важное открытие: он открыл собственное движение нашей солнечной системы. Чтоб из перспективного перемещения звезд вывести направление, по которому движется солнечная система, надо было иметь и глубокие знания математические и особенный такт; Гершель показал, что он владеет и тем и другим; из малого числа звезд, для которых были известны собственные движения в 1783 г., он получил результат, согласный с исследованиями известных астрономов, прилагавших аналитические формулы к огромному числу точных наблюдений.

Прошло более столетия, как доказано собственное движение звезд, и уже Фонтенель в 1738 г. говорил, что, может быть, движется само Солнце. Брадлей, Маейр, особенно Ламберт, думали, что одна часть перемещения звезд зависит от движения Солнца; но вопрос оставался в области предположений и догадок. Гершель вышел из этой области и уничтожил сомнение в движении Солнца, так что в этом отношении наше огромное Солнце есть так же звезда, и, по-видимому, необъяснимые неправильности в собственном движении звезд происходят от движения солнечной системы по направлению к созвездию Геркулеса.

Этот результат удивителен. Открытие движения солнечной системы обессмертило имя Гершеля, и слава его нисколько не уменьшается упомянутыми догадками Фонтенеля, Брадлея, Маейра и Ламберта. Между догадкой и доказательством огромное расстояние.

Второе открытие Гершеля немаловажнее первого; даже едва ли оно не будет иметь важнейших следствий. Оно было объявлено ученому миру в 1803 г. и состоит в том, что в группах двойных звезд одна из них вращается около другой, как планета около Солнца.

Присоедините сюда остроумные идеи Гершеля о туманных пятнах, об устройстве млечного пути, и вы изумитесь величию и силе его гения.

в) Солнечная система. Гершель много занимался Солнцем, но только относительно его физического устройства. Его наблюдения над Солнцем и выведенные из них следствия имеют те же высокие достоинства, как и прочие остроумнейшие открытия, которыми он обогатил науку.

В большом свете рассуждений 1795 г. великий астроном объявил, что вещество, посредством которого сияет Солнце, не может быть ни жидкость текучая, ни жидкость упругая; оно должно походить на облака, и облака эти плавают в прозрачной атмосфере. Солнце, по его мнению, имеет две атмосферы, движущиеся независимо одна от другой. Упругая жидкость, природа которой неизвестна, постоянно образуется на поверхности темного солнечного тела и, поднимаясь, раскрывает поры в блестящем слое облаков; потом, соединяясь с другими газами, она составляет морщины в этих светлых облаках. Когда усиливаются ее восходящие токи, тогда появляются пятна и факулы (светочи). Такое предположение о происхождении солнечных пятен приводит к заключению, что из Солнца не вытекают одни и те же количества тепла и света. Новейшие наблюдения подтвердили это заключение. Но большие черные пятна, широкие их полутени, морщины и факулы доказывают ли обилие истекающего света и теплоты, как думал Гершель? Кажется, что его предположение о существовании восходящего тока противоречит прямому опыту.

Вот что думает Брюстер о предположении Гершеля. «Непонятно, — говорит он, — чтобы светлые облака, уступающие самому слабому давлению и постоянно меняющиеся, могли быть фокусами пожирающего пламени и ослепительного света, истекающего из Солнца; так же нельзя допустить, чтобы слабая преграда со стороны облаков защищала покрываемые ей предметы от разрушительных действий верхних стихий».

Брюстер предполагает, что темные теплотворные лучи, входящие в состав солнечного света, вытекают из темного солнечного света; но лучи светлые выходят из светлого вещества, окружающего темное ядро Солнца. «Поэтому, — говорит он, — те и другие лучи вытекают всегда в неразделенном соединении. Из этого предположения следует, что тем бывает теплее, чем более пятен на Солнце; тогда тепло солнечного ядра достигает нас без ослабления проходимой им атмосферой». Но увеличение тепла при большом числе пятен не доказано; вернее, кажется, явление обратное.

Гершель занимался так же физическим устройством Луны. В 1780 г. он измерял высоту гор нашего спутника и из своих наблюдений заключил, что эта высота, с весьма немногими исключениями, не превосходит 800 метров. Новейшие селенографические исследования противоречат Гершелю. Здесь можно заметить, что его мнение о высоте лунных гор несогласно со стремлением его ума к колоссальному, к преувеличению, которое несправедливо предполагали многие ученые.

В конце апреля 1787 г. Гершель представил королевскому Обществу записку, удивившую многих. Гершель уведомляет, что 19 того же месяца и года, в темной или неосвещенной части Луны он видел три действующие вулкана. Два из них казались погасающими, а третий горел во всей силе. Гершель был так уверен в справедливости явления, что на другой день после своего наблюдения записал: «Вулкан горит с большей силой, чем в последнюю ночь». Действительный диаметр вулканического пламени содержал около 5 тысяч метров. Яркость его была гораздо более света явившейся тогда кометы. К этому Гершель прибавляет: «предметы, находящиеся близ кратера, слабо освещены его пламенем и извержение походит на то, которое я видел 4 мая 1783 г.».

Каким образом согласить эти наблюдения с мнением астрономов, которые не допускают ныне существования на Луне действующих вулканов? Вот, в немногих словах, объяснение противоречия.

Различные части поверхности нашего спутника имеют различные способности отражать свет, зависящие то от их формы, то от свойств их вещества. Рассматривающие Луну в подзорные трубы знают, что от этих двух причин некоторые ее точки кажутся весьма светлыми, другие же весьма темными. Притом понятно, что отношения между силой освещения тех и других точек не должны меняться, каким бы светом ни были они освещены. По превосходству светлые точки от солнечного света остаются такими же, когда на них падает только свет, отражающийся от Земли или так называемый свет пепельный. Отсюда нетрудно объяснить наблюдения Гершеля, не предполагая существование вулканов: в свой трехфутовый телескоп он видел в пепельной части Луны и светлые и темные точки.

К лунным горящим вулканам Гершель обращался еще в 1791 г. В «Transactions» 1792 г. находим, что во время полного затмения Луны 22 октября 1790 г. он насчитал около полутораста красных и весьма светлых точек. Впрочем, при этих наблюдениях Гершель с большей осторожностью говорит о сходстве этих точек и об их замечательном красном свете.

Но не всегда ли Луна кажется красной, когда она вся погружается в тень Земли? Солнечные лучи, доходя до ее поверхности после преломления в нижних слоях земной атмосферы, не могут сообщать ей другого цвета, и поэтому ее точки, кажущиеся по преимуществу светлыми при полном солнечном освещении, останутся такими же и под освещением лучами, прошедшими и через атмосферу Земли.

Отсутствие на Луне атмосферы Гершель объяснил гораздо успешнее. Во время солнечного затмения 5 сентября 1793 г. он обратил особенное внимание на форму острого черного рога, образующегося от пересечения дисков Луны и Солнца. Если бы на острие этого рога были признаки преломления солнечного света в лунной атмосфере, простирающегося на 1″, то они не избежали бы его тщательных наблюдений.

Гершель много занимался наблюдениями над планетами.

Наблюдая Меркурий во время его прохождения через Солнце 9 ноября 1802 г., он видел его диск совершенно круглым. С 1777 г. он начал наблюдать Венеру для определения ее вращения на оси. В двух его записках 1781 и 1784 г. доказано, что Марс сжат при его полюсах. По открытии малых планет Цереры, Паллады, Юноны и Весты, Гершель старался измерить их диаметры, и заключив из своих наблюдений, что эти небесные тела не заслуживают названия планет, предложил их назвать астероидами. Это название, впоследствии вообще принятое, подвергалось злой критике со стороны Томсона, историка королевского Общества, который предполагал, «что великий астроном хотел тем унизить открытие малых планет и возвысить свое открытие Урана». Нетрудно уничтожить такое несправедливое нарекание: стоит только прочитать следующие слова в «Transactions» 1803 г. «Различие между планетами и астероидами ныне не подлежит сомнению. Но, по моему мнению, открытие астероидов украсило нашу солнечную систему более, нежели открытие новой планеты».

Хотя Гершель не непрерывно занимался физическим устройством Юпитера, однако наука обязана ему многими важными заключениями о времени вращения этой планеты на оси. Он так же сделал много наблюдений над силой ее света и сравнительными величинами ее спутников.

Сжатие Сатурна, время его вращения на оси, физическое устройство этой планеты и ее кольца были предметом многих исследований Гершеля, и два важнейших открытия возвысили славу великого астронома.

Из пяти спутников Сатурна, известных в конце XVII столетия, четвертый был открыт Гюйгенсом, а прочие — Кассини. После этого казалось, что нельзя было ожидать новых открытий. Но 28 августа 1789 г. Гершель, с помощью телескопа в 12 метров, усмотрел шестой спутник, гораздо ближе к кольцу, нежели пять прочих. По принятым правилам номенклатуры спутников, маленькое светило, открытое 28 августа, следовало бы назвать первым спутником, и тогда каждый из номеров прочих пяти увеличился бы на единицу; но чтобы не произвести замешательства от перемены названий, за новым спутником оставили номер шестой.

Благодаря необыкновенной силе телескопа, 17 сентября 1789 г. Гершель открыл и седьмой спутник Сатурна, между шестым и кольцом. Этот спутник весьма слаб, но, при благоприятных обстоятельствах, Гершель видел его через телескоп в 6 метров.

Открытие планеты Урана и ее спутников занимает одно из первых мест в открытиях, украшающих новую астрономию. 13 марта 1781 г., между 10 и 11 часами вечера, Гершель рассматривал мелкие звезды около Н. Близнецов через телескоп в 2,13 метра длиной, с увеличением в 227 раз; одна из них показалась ему с замечательным диаметром. Он принял ее сперва за комету; но после Лаплас доказал, что новое небесное тело есть планета, вращающаяся почти по круговой орбите.

Огромное расстояние до Урана, его малый видимый диаметр и его слабый свет не позволяли надеяться на открытие его спутников, если они существуют. Гершель не остановился перед этим неблагоприятным, но вероятным заключением. Он вынул из своих телескопов малые зеркала, превратил их в лицевые, и, после неутомимых наблюдений, продолжавшихся от 11 января 1787 по 28 февраля 1794 г., открыл шесть спутников своей планеты.

Гершель много издал сочинений о кометах. Рассматривая их, всякий уверится, что к чему он не прикасался, везде делал открытия.

В комете Пиготта 28 сентября 1807 г. он нашел круглое ядро, измерения которого показали, что его действительный диаметр равняется шести сотым долям диаметра Земли. Рассматривая это ядро в то время, когда Солнце освещало только семь десятых его частей, Гершель не заметил в нем фазы: следовательно, оно светило собственным светом. Это заключение кажется справедливым для тех астрономов, которые ядро кометы считают телом твердым и полагают возможным замечать его фазы, несмотря на то, что видимый его диаметр был не более одной или двух секунд. Волосы и хвост кометы, казалось, много ослабляли блеск видимых через них звезд. Это явление могло быть просто оптическим, происходящим от положения звезд на освещенной части неба. Так думал Гершель, замечая, что газообразное вещество, способное отражать солнечный свет, достаточный для уменьшения блеска звезды, должно состоять из довольно плотных слоев, — чего не было видно в хвосте кометы. Это мнение, предполагающее кометы телами самосветящимися, не имеет твердых оснований. Осмеливаюсь так же сказать о других замечаниях Гершеля. «Комета 21 февраля 1808 г., — говорит он, — была ясно видима. Но в этот день ее расстояние от Солнца равнялось 2,7, от Земли же было 2,9 среднего радиуса земной орбиты: можно ли предполагать, чтобы солнечный свет был чувствителен для глаз наблюдателя, совершив движение к кометам и потом отразившись от нее к Земле?» Подтверждение этого заключения надо искать в вычислении; но Гершель не прибегал к его помощи и ошибся, приняв в основание видимости комет расстояние ее от наблюдателя: если бы комета была тело самосветящееся, то ее существенный (intrinseque) свет оставался бы неизмененным на любом расстоянии, при ощутительном угле зрения; но если бы ее свет был заимствованный, то он переменялся бы только с ее расстоянием от Солнца, а расстояние от наблюдателя не производило бы никакого влияния на ее видимость, когда уменьшение ее диаметра не выходит из некоторых пределов. Свои наблюдения над этой кометой Гершель заключает следующим замечанием: «Из шестнадцати телескопических рассмотренных мной комет четырнадцать не имели твердых тел в их центрах; только в двух из них я заметил центральный свет, худо определенный; его можно считать ядром, но нельзя считать диском».

Знаменитый астроном прилежно занимался прекрасной кометой 1811 г. Огромные его телескопы показали ему, что внутри ее парообразной головы находилось красноватое тело, которое можно было рассматривать с весьма сильным увеличением; в нем не было и следов фаз. Из этого заключил Гершель, что оно светило собственным светом. Но надо заметить, что видимый его диаметр был менее секунды и поэтому можно ли заметить его фазы? Голова кометы казалась зелено-голубоватой. Гершель не обратил внимания на то, что этот оттенок мог происходить от контраста с упомянутым красным телом. Та же голова, со стороны Солнца, была обложена тонким, блестящим и почти полукруглым обводом желтого цвета; из двух краев этого полукруга, в противную сторону от Солнца, выходили две длинные струи света, составлявшие пределы хвоста. Между светлым полукругом и головой вещество кометы представлялось темным, весьма редким и прозрачным. Во всех положениях кометы светлый полукруг не менял своего вида; следовательно, его можно уподобить кольцу Сатурна. Но Гершель объясняет его из причин оптических: 6 октября 1811 г. лучи зрения имели косвенное направление относительно светлого полусферического покрова кометы и проходили через вещество толщиной в 399 тысяч километров; зрительные же лучи, направленные к голове кометы, проходили только 60 тысяч километров, и как свет должен быть пропорционален количеству проходимого вещества, то позволительно думать, что от этого около кометы образовался видимый светлый полукруг. Светлые струи, которые ограничивали хвост кометы, можно объяснить из тех же оснований: хвост был не плоский, но имел форму коноида со стенками определенной толщины; лучи зрения, падающие на них косвенно, встречали больше вещества, чем лучи, проходящие сквозь коноид; следовательно, края его должны были казаться светлее середины. Светлый полукруг колебался: иногда он казался висящим над прозрачной атмосферой головы кометы на расстоянии от ядра в 518 тысяч километров. Расстояние это менялось; вещество полукруга как бы спускалось в прозрачную атмосферу, достигало ядра и комета превращалась в круглое туманное пятно; самый же светлый полукруг разделялся на многие ветви. Светящиеся струи около хвоста так же часто, быстро и много менялись. Гершель заметил признаки вращения кометы с ее хвостом; это вращательное движение переносило светлые струи от центра к краям и обратно.

Гершель, как я уже сказал, первую комету 1811 г. и комету 1807 г. считал телами самосветящимися; но свет второй кометы 1811 г. казался ему заимствованным. Надо признаться, что то и другое мнение не имеет твердых оснований.

Сравнивая внимательно комету 1807 г. с первой кометой 1811 г. относительно перемен в их виде, происходящих от их расстояния от Солнца, Гершель несомненно доказал, что эти перемены зависели от природы их туманного вещества: в одной комете, с изменением ее расстояния от Солнца, происходили большие перемены в ее виде; в другой же перемены были незначительны.

г) Оптика. Не буду говорить подробно о физических открытиях Гершеля, потому что они весьма известны; они вошли даже в учебники, о них говорят во всех училищах, с них начались исследования, обогатившие науку многими новейшими открытиями.

Главное физическое открытие Гершеля состоит в лучеобразном темном тепле, всегда соединенном с солнечным светом. Изучая этот свет не одними глазами, но с помощью термометра, Гершель открыл, что вне солнечного призматического признака, на стороне красного цвета, находятся лучи теплотворные, в которых термометр возвышается более, чем в середине блестящих цветов. И так солнечный свет составлен не из одних цветных лучей, вполне изученных Ньютоном; в нем содержатся еще лучи невидимые, которые преломляются менее лучей красных и которые сильно нагревают. Ныне это фундаментальное открытие окружено множеством новых явлений.

Гершель так же исследовал темное тепло, вытекающее из земных предметов, и его труд сделался источником многих прекрасных опытов нашего времени.

Помещая одно и то же тело во все части солнечного призматического призрака, Гершель определил степени освещения всеми главными цветными лучами. Красные лучи освещают слабее оранжевых, оранжевые — слабее желтых; наибольшее освещение находится между лучами желтыми и зелеными; лучи красный и голубой освещают равномерно; наконец, синий и голубой освещают слабее всех прочих.

В записках Гершеля о цветных кольцах Ньютона находим много точных опытов; но они мало прибавили к теории этого любопытного явления. То же думал и сам Гершель, потому что он сожалел, что, следуя своему обыкновению, уведомлял о своих опытах в то же время, когда производил их.

Примечания

*. Когда лета и дряхлость заставили Александра Гершеля отказаться от музыки, тогда он из Бата возвратился в Ганновер и получил от щедрости своего Вильяма достаточно средств для спокойной старости.

**. Сравнивая телескоп Кассегреня, имеющий малое зеркало выпуклое, с телескопом Грегори, в котором малое зеркало вогнутое, Кетер нашел, что в первом изображения яснее, чем во втором; а в первом отраженные лучи от главного зеркала падают на малое до своего пересечения.