Собрание нотаблей. Бальи — первый депутат Парижа и потом старшина или президент депутатов со стороны граждан

Финансы пришли в беспорядок, и другие язвы пожирали Францию. Тогда Парижский парламент потребовал созыва государственных чинов. Кардинал Бриеннь принял это требование неблагосклонно; но вскоре созыв стал необходимым, и новый министр Неккер в ноябре 1788 г. объявил, что созыв чинов решен в государственном совете, и король согласился, чтобы среднее сословие имело двойное число депутатов — вопрос, который весьма не нравился придворным.

По королевскому воззванию от 21 апреля 1789 г. образовались избирательные округи. С этого дня начинается политическая жизнь Бальи.

Округи начали свое действие избранием «избирателей». Бальи был избран первый. Потом, через несколько дней в общем заседании, его назначили секретарем. В этой должности он составлял те знаменитые протоколы заседаний парижских избирателей, на которые так часто ссылаются историки революции.

Бальи вел себя так осторожно, что нельзя было отгадать его мыслей о народном волнении 1789 г. Поэтому аббат Мори, уже член Французской академии, предложил ему жить в Версале и в одной комнате. Не могу воздержаться от улыбки, когда подумаю о таком сближении буйного аббата со скромным астрономом.

21 мая общее собрание избирателей приступило к баллотировке первого депутата от Парижа. Избран был Бальи. Это избрание часто выставляют, как доказательство благоразумия наших предков, и, по словам пессимистов, мы стали глупее их. Но вот числа, которые говорят не в пользу этого мнения: большинство требовало 159 голосов; Бальи получил 173; следовательно, если бы только 14 голосов перешли на противную сторону, то Бальи не был бы избран. Надо ли кричать о такой случайности?

Бальи был глубоко тронут признательностью своих товарищей; но она не помешала ему отметить в своих записках: я заметил, что собрание избирателей весьма неблагосклонно к литераторам и академикам. Это замечание пригодится для тех ученых, которых обстоятельства бросят в политический вихрь. Может быть, я возвращусь к нему, когда буду говорить об отношениях Бальи к его товарищам по должности парижского мера.

3 июля, при проверке полномочий депутатов, Бальи участвовал только в решении вопроса о форме подачи голосов, сидя или стоя; но в том же собрании он избран был старшиною или президентом депутатов среднего сословия, которое всегда собиралось под председательством купеческого старшины (prevot). Это предпочтение заставило его принять выбор в должность, которую он считал выше своих сил, потому что он был робок и не умел легко говорить.

В 1789 г. умы были так взволнованы и разгорячены, что много ошибаются те, которые по-настоящему судят о прошедшем. Клевета — смертоносное орудие политических партий, тогда никого не уважала; от нее не были избавлены ни честность, ни чистосердечие поступков, никакие заслуги обществу. Бальи испытал это на другой день своего избрания в президенты депутатов от среднего сословия. 29 мая депутаты определили довести до сведения короля о неудобствах, происходящих от разделения государственных чинов на две палаты. Чтобы исполнить поручения среднего сословия, Бальи просил аудиенции и в выражениях умеренных и почтительных объяснил затруднение депутатов. Между тем умер Дофин. Не справившись с числами дней, противная партия обвинила Бальи в незнании самых обыкновенных приличий и называла его дикарем, не умеющим уважать самое справедливое огорчение.

Я думал, что это обвинение ныне забыто и положительные объяснения Бальи убедили в истине; но я ошибся: жестокий упрек в скотской бесчувственности повторился под пером человека с дарованиями и добросовестного. Вот его рассказ: «Не прошло двух часов после кончины Дофина, как Бальи, президент среднего сословия, потребовал аудиенции у короля и с такой настойчивостью, что король, согласившись, сказал: в этой палате депутатов нет отцов. Палата весьма одобряла бесчувственность Бальи и называла ее спартанскою твердостью».

Сколько слов — столько и ошибок. Вот истина: болезнь Дофина не препятствовала королю принимать другие сословия; депутаты сред-него требовали от своего президента, чтобы он испросил аудиенцию; Бальи скромно вел переговоры через Неккера и Барантеня; король отвечал: «В моем положении я не могу видеть г. Бальи ни ныне вечером, ни завтра утром, не могу даже назначить для него приема депутации от среднего сословия». Эта записка оканчивалась припискою: «Пусть г. Бальи покажет мою записку собранию; она освобождает его от ответственности». В день переговоров Дофин еще был жив; король не был принужден уступить требованию Бальи, палата депутатов не имела причины хвалить его упорство; сам Людовик XVI согласился, что Бальи исполняет свою обязанность и почел нужным оправдать его.

Дофин умер 4 июня, и среднее сословие немедленно поручило своему президенту «представить его величеству глубочайшие сожаления собрания». Депутация из двадцати членов была принята 6 июня и президент ее, Бальи, сказал: «Ваши верные депутаты среднего сословия глубоко сокрушаются о тех обстоятельствах, при которых они имеют счастье представляться вашему величеству и принимают смелость выразить перед вами их почтительное и чистосердечное соболезнование». Такие слова, кажется, не выражают скотской бесчувственности.

В самом начале было определено, чтобы президент среднего сословия переменялся каждую неделю. Несмотря на требования Бальи, это постановление долго не исполнялось; все считали полезным иметь главою человека, в котором просвещение соединялось с умеренностью и с честностью. Поэтому Бальи был еще президентом в то время, когда революция шла вперед быстрыми шагами.

Например, 17 июня депутаты среднего сословия решились назвать свое собрание «национальным» и все налоги, не утвержденные этим собранием, объявили незаконными.

20 июня, когда национальное собрание нашло запертыми двери их залы без предварительного соблюдения законных формальностей, тогда оно заняло «мячевую залу» и поклялось не расходиться и собираться, где случится, до тех пор, пока не утвердится государственная конституция.

28 июня депутатов среднего сословия долго не впускали в залу их заседаний; они стояли на дворе, под дождем, а депутатам других двух сословий был отворен особенный вход. Этот случай имел важное влияние на дела того времени.

В повествовании многих историков находим ложное описание аудиенции 23 июня. Король окончил свою речь следующими словами: «Я приказываю вам, господа, разойтись немедленно».

Все дворянство и большая часть духовенства удалились; депутаты среднего сословия остались на своих местах; церемониймейстер подошел к Бальи и сказал: Вы слышали приказание короля? — президент сказал: «Я не могу распустить собрание без предварительного совещания. — Это ваш ответ? Я могу о нем сообщить королю? — Без сомнения».

Вот происшествие, по случаю которого буйный граф Мирабо сказал Брезе: «Ступайте к пославшим вас и скажите, что их штыки бессильны». Бальи строго осуждал несправедливый и наглый поступок трибуна. В аудиенции никто не думал о штыках, потому что они были не нужны, а между тем буйство Мирабо многие хвалили.

Бальи оставил президентство 2 июля. Некоторым членам казалось, что его ученая знаменитость, его умеренность и примирительный характер не давали ему права на председательство в собрании, в котором был принц крови — принц, принадлежавший духовенству, большая часть государственных вельмож и высшие сановники церкви. На место Бальи поступил герцог Орлеанский, который также скоро отказался, и собрание избрало архиепископа Вьенского. 3 июля по предложению герцога Рошфуко и архиепископа Бордосского национальное собрание отправило к Бальи депутацию с благодарностью за его благородное поведение, благоразумие и твердость в должности председателя. Избирательный корпус Бордо так же засвидетельствовал свою признательность: торговая палата определила поставить портрет Бальи в зале ее собрания. Академия наук и академия надписей не остались нечувствительными к поступкам своего члена на политическом поприще и также отправляли к нему депутации. Наконец Мармонтель от лица Французской академии назвал Бальи аристидом, которого никогда не перестанут считать справедливым.

Надеюсь, что никто не удивится, если к этим знакам народной признательности я прибавлю, что жители Шальо возвращение к ним Бальи праздновали пиром, фейерверком и даже священники общины и церковные старосты не хотели отстать от своих граждан и назвали его почетным старостой. Может быть, некоторые эту почесть не сочтут важной; но замечу, что жители любого места верно оценивают своего согражданина, потому что они видят его не в параде, но в обыкновенной жизни и в ежедневном костюме.