Кондорсе исполняет завещание Даламбера. Его брак с девицей Груши

Правильный порядок подлунного мира каждый день набрасывает траур в том или другом месте, на того или другого человека. Кондорсе испытал это в 1783 г. 20 октября: тогда он лишился своего покровителя и своей опоры; тогда умер глубочайший из геометров — Даламбер, который кончил свои дни на верху своей славы и который во всю жизнь руководствовался следующим слишком строгим правилом: «никто не имеет права пользоваться своим избытком, когда видит около себя нуждающихся в необходимом».

Потому Даламбер ничего не оставил, а в последние дни своей жизни, страдая от жестокой болезни (каменной), сокрушался и о том, что не был в состоянии обеспечить содержание двух своих старых служителей. Но он вспомнил об одном происшествии в древности и утешился: некогда Эвдамидас завещал своим друзьям кормить его мать и выдать его дочь замуж. Даламбер препоручил Кондорсе своих служителей, и Кондорсе свято исполнял препоручение. Дочь его и муж ее, генерал О'Коннор продолжали и кончили завещание Даламбера.

Известно, что философская школа XVIII столетия изобрела слово bienfaisance (благодеяние): пример Кондорсе доказывает, что эта школа не довольствовалась одними словами.

Обязанности секретаря академии наук обширны, и деятельная переписка с учеными всех образованных стран, и непобедимая склонность участвовать во всех политических и экономических спорах заставили Кондорсе отказаться от света. Пожертвование недорого ему стоило, потому что он в похвальном слове Куртанво так определяет жизнь светских людей: рассеяние без удовольствий, тщеславие без побудительных причин и праздность без отдыха. Кроме необходимых связей по науке, Кондорсе посещал только одно небольшое и избранное общество, в котором молодые люди, находясь в кругу людей высшей образованности, научали рассуждать о самых трудных вопросах с умеренностью, приличием и скромностью. Здесь-то Кондорсе встретился с девицей Софьей Груши (1786 г.), с племянницей г. Фрето и г. Дюпати, президентов парламента. Сперва он полюбил в ней редкую красоту, благородное общение, блестящий и просвещенный ум. Вскоре потом он открыл, что эти достоинства соединялись с возвышенным характером, с нежным сердцем, с твердой душой и неистощимой добротой. Тогда Кондорсе почувствовал истинную страсть и сделал предложение. В то время ему было уже сорок три года, и хотя он не был богат, однако не сделал письменного контракта о приданном.

Видите, что геометр Кондорсе не имел ледяного характера, как обыкновенно думали. Нет; те из академиков, которые пользовались его дружбой, удивлялись этому характеру.

В то время ученые и особенно математики считались в свете за людей особенной натуры; им, как духовным, запрещалось посещать концерты, балы, спектакли; женившийся геометр нарушил обязанности своего состояния; занимавшийся высшим анализом должен был оставаться холостым. Виновато ли в этих законах одно общество? Не сами ли геометры наложили на себя такие цепи? Слушайте и судите.

Даламбер получил из Берлина непрямое известие, что Лагранж женился на одной из своих родственниц. Он удивился, что его друг, с которым вел непрерывную переписку, молчал о перемене своего состояния, и потому он написал Лагранжу: «Я узнал, что вы сделали опасный скачок... Великий геометр прежде всего должен вычислить свое счастье. Я думаю, что результатом вычисления не было бы супружество». Лагранж дал странный ответ: «Я не знаю, хорошо ли, худо ли я вычислял, или — лучше я совсем не вычислял, потому что я поступил бы как Лейбниц, который не мог решиться на женитьбу. Признаюсь, что я никогда не имел склонности к супружеству... но меня заставили обстоятельства... надо было сделать добро одной из моих родственниц; надо было, чтобы кто-нибудь имел попечение обо мне и о моих делах. Я не писал к вам потому, что не считал мою женитьбу таким происшествием, о котором стоило бы уведомлять вас».

Если бы женитьбу Кондорсе я считал делом расчета, как думал Даламбер, то я пропустил бы ее в моей биографии; но Кондорсе женился по влечению сердца и нашел в своей жене достойную себе супругу. Красота, грация и ум г-жи Кондорсе сделали чудо: самые ожесточенные противницы женитьбы ученых, мать герцога Ларошфуко и герцогиня Давиль, сказали нашему секретарю: мы прощаем вас!