Монж с энтузиазмом принимает идеи конституционного собрания. Его назначают морским министром

В 1789 г. открылась революция; во всей Франции заговорили о справедливости, свободе и равенстве; в пылкой душе Монжа возобновились воспоминания о несправедливостях и унижении, которые терпел он в отделении лепщиков; обольщенное его воображение предалось мечтам о времени, когда государство будет употреблять людей на свою службу только по их заслугам и по личным достоинствам. Ему казалось, что такая утопия непременно исполнится, потому что события развивались так быстро, что не ожидали того самые горячие последователи прогресса. Монж с сильным душевным волнением ожидал минуты, в которую призовут его к участию в общем движении. Прежде всего назначили его членом комиссии для установления новой системы мер и весов. Здесь имя его занимает почетное место между отличнейших его товарищей по академии.

Когда взволновались парижские предместья, поддерживаемые Дантоном; когда в Париж вторглись марсельские бешеные революционеры; когда манифест герцога Брауншвейгского произвел 10 августа 1792 г. кровопролитный бой на Карусельской площади, взятие Тюльер и окончательное низложение Людовика XVI; тогда законодательное собрание тотчас учредило исполнительный совет, т. е. революционное министерство. Ролан занял место министра внутренних дел, Серван — военного, Клавиер — финансов, Лебрен — иностранных отношений и Дантон — юстиции. Кондорсе хотели определить морским министром; но он отказался и указал на Монжа, который, однако же, не вдруг повиновался собранию.

В журналах того времени многие удивлялись, что ученый отказался от министерства и уступил его своему товарищу. Эта злая насмешка не стоит опровержения; но не могу заметить, что Кондорсе во всю свою жизнь отличался благородным и возвышенным характером.

Монж, вступив в должность, нашел в министерском доме множество комнат, совсем излишних для него и для его семейства, и принял намерение помещать в них морских офицеров, приезжавших в Париж по должности. Если не ошибаюсь, то он объявил о своем предположении по всем французским портам. Сам Лафонтен не поступил бы простодушнее.

В то время все части Франции, и особенно Париж, сильно волновались; законодательное собрание определило отрешить от должностей всех чиновников, которые участвовали в просьбе, известной под именем просьбы десяти тысяч. Почти все начальники отделений и комиссары морского министерства принадлежали к этому классу. Они все вдруг явились к новому министру и объявили, что готовы отказаться от своих должностей.

«Вы все подписывали просьбу? — спросил Монж. — А кто вас об этом спрашивает? Нет, нет, господа! Будем говорить чистосердечно; вы хотите оставить ваши места, потому что вам не нравится министр. Но потерпите; будьте уверены, что я здесь ненадолго; может быть, мой преемник вам понравится».

Это простосердечие и откровенность переменили намерения многих чиновников, и организация центрального управления не расстроилась.

Но добродушие и чистосердечие Монжа не имели такого же действия на флотских офицеров; многие из них вышли в отставку; однако же настойчивым употреблением министерских прав и даже просьбами он успел сохранить для флота знаменитого Борду, который был тогда и украшением академии наук и славой моряков.

Монж не терпел несправедливости. Чтобы защитить своего предместника Дюбосажа от ужасной бури, поднятой на всех любимцев двора, он определил его инспектором морской артиллерии.

Вы знаете, господа, что в то время земля Франции колебалась под ногами многочисленных врагов; казначейство было пусто, и партии неистово спорили о господстве. Деятельность Монжа по возможности противилась бедствиям, тяготившим наше отечество: арсеналы стали наполняться; на берегах начали появляться новые постройки. Но, когда геометр увидал, что он может отказаться от опасной должности, не сделавшись изменником отечеству, тогда он немедленно, 12 февраля 1793 г., подал просьбу об отставке; но 17 получил отказ и уже 10 апреля был замещен Даламбером.

Товарищ наш оставил министерство с полным душевным спокойствием, которого никогда не замечаем ни в министрах отставляемых, ни в министрах, выходящих в отставку по своей воле. Подтверждение этого нахожу в четырех больших листах с формулами из высшей математики, написанными Монжем в самый день своей отставки.