Глава I. Человек и Вселенная. О закономерностях познания мира

На протяжении веков человек стремился разгадать тайну ощущавшегося им великого мирового «порядка» Вселенной, который древнегреческие философы и назвали Космосом (букв. — порядок, красота), в отличие от Хаоса, предшествовавшего Космосу.

Зарождение астрономии было продиктовано практическими потребностями (прежде всего необходимостью ориентации в пространстве и во времени) на самых ранних стадиях существования человеческого общества. Поэтому астрономия оказалась древнейшей из наук.

На пути познания окружающего мира человек никогда не ограничивался простым использованием подмеченных сочетаний явлений в виде правил и примет, собиранием сведений об отдельных, разрозненных фактах небесного мира. Наблюдения и факты всегда объединялись в целостную систему представлений — картину мира. Именно астрономические явления и связанные с ними явления на Земле — смена дня и ночи, смена сезонов — помогли первобытному человеку сделать первое и величайшее открытие, что мир вокруг него закономерен, что каждое явление и событие имеет причину, по крайней мере одним событиям всегда предшествуют одни и те же другие события. Это позволяло предсказывать небесные явления и связанные с ними изменения на Земле: например, приближение весны и оживление природы с ростом полуденной высоты Солнца и т. п. Представить механизм Вселенной, т. е. построить картину устройства и главных законов ее,

означало получить возможность более уверенно ориентироваться не только в пространстве и во времени — по звездам, Солнцу и Луне, но «ориентироваться» в самой цепи событий на Земле и на Небе, а быть может, даже влиять на них!

Опыт удачных предсказаний (например, затмений) вселял уверенность в силе человеческого разума, в познаваемости мира, формировал мировоззрение как некое взаимоотношение, взаимосвязь человека и природы. Но и само понятие «познаваемости» изменялось от эпохи к эпохе, отражая уровень развития познающего человеческого интеллекта. Первобытное одухотворение природы, стремление поэтому лишь «уловить» сигналы Неба в наблюдаемых явлениях, причинами которых считали злую или добрую волю неких могущественных сверхъестественных существ, с течением времени, с накоплением фактов сменялось объяснениями на основе «естественных законов природы», а на долю сверхъестественной разумной силы — Бога — оставлялось «только» само творение материи и всего материального мира. Возникшее уже в древности иное, материалистическое объяснение природы положило в основу общей космофизической, а следовательно, и астрономической картины мира идеи вечности и самодвижения, саморазвития материи.

Многотысячелетняя история астрономии наполнена ожесточенной борьбой между этими двумя мировоззрениями уже потому, что древняя астрономическая картина мира, одухотворявшая природу, стала в свое время одной из основ для возникновения и формирования всевозможных форм религии как веры в высшую, творящую и организующую разумную силу, стоящую над природой. К иной точке зрения проявлялась крайняя нетерпимость. Драматизм развития астрономической картины мира в течение многих веков (в Европе вплоть до XVIII в.) объяснялся именно и главным образом нетерпимостью церкви ко всему новому. Не приемля исследовательского отношения к миру, религия сначала отвергала и преследовала новые астрономические теории, а приняв их (под давлением фактов), превращала живую мысль, развивающуюся теорию в окаменелость, объявляя теперь и ее (к тому же истолкованную в религиозном духе!) последней истиной, предметом веры.

На пути научного прогресса немалым тормозом становились и до сих пор выступают порой привычка и инерция мышления, чрезмерное доверие к научным авторитетам, что также ведет к попыткам закрепить конкретные выводы науки в качестве «вечных» истин.

На пути осмысления глубочайших закономерностей окружающей действительности вставало не только идеалистическое мировоззрение, ставившее предел возможностям познания. Тормозом нередко служило и неразвитое, недиалектическое материалистическое мировоззрение, которое пыталось навязать природе те или иные конкретные (и всегда ограниченно справедливые!) результаты науки, ошибочно и навечно объявляя их чуть ли не основами материализма.

Уже в древнейшие времена человек мог улавливать важные, порой фундаментальные черты окружающего мира, высказывая в связи с этим глубокие идеи. Некоторые из них, выдержав испытание временем, живут и в наши дни: идея причинности, тяготения, цикличности изменений, идея нарушения равновесия как предпосылки к развитию...

А между тем построенные на этих идеях — и на выводах из непосредственного опыта наблюдений — системы представлений («картины мира») рано или поздно обнаруживали свою несостоятельность и отбрасывались в процессе драматической борьбы нового со старым. В неизбежной смене фундаментальных представлений о мире отражается один из главных, на наш взгляд, законов восприятия и познания окружающего мира: безграничная экстраполяция известного на неизвестное, т. е. проверяемого знания — на область недоступного опыту, и формирование, таким образом, целостной картины мира.

Господствовавшая несколько тысяч лет тому назад, вынесенная из непосредственных ощущений картина огромной плоской Земли, накрытой низким куполом неба, была поставлена под вопрос гениальной идеей изолированности Земли в пространстве. Но вплоть до победы гелиоцентризма картина плоской Земли все еще имела некое основание, поскольку Земля мыслилась неподвижной, т. е. как бы на что-то опиралась. И такая картина плоской Земли действительно возрождалась в средние века.

Победа другой гениальной идеи — подвижности Земли — в корне изменила не только астрономическую, но и физическую картину мира и открыла широчайшие горизонты для познания Вселенной. Почва для попыток возрождения не только идеи плоской Земли, но и ее выделенности в пространстве была утрачена навсегда.

Однако и в гелиоцентрической картине мира появилась новая универсализация частного: абсолютный гелиоцентризм, согласно которому Солнце — центр всего мыслимого мира. Эту картину сменила картина однородной бесконечной евклидовой Вселенной Ньютона с пространством, временем и материей как независимыми абсолютными сущностями, с неограниченно изменяющимися любыми величинами, с гравитацией как врожденным качеством материи. Но и эта картина оказалась невечной, в ней обнаружились необъяснимые парадоксы, и она уступила место новой космофизической картине Вселенной Эйнштейна—Планка—Фридмана. В этой картине после длительного господства ньютонианства, отказавшегося от поиска причины тяготения, давалось физико-геометрическое объяснение гравитации как эффекта неразрывной связи материи и пространства, утверждалась идея кривизны пространства при наличии в нем материи (чем полностью отрицалась прежняя картина бесконечного плоского абсолютного пространства Вселенной Ньютона). Утверждалась взаимосвязанность пространства, времени и материи; квантованность фундаментальных физических величин и их ограниченность как снизу, так и сверху (последнее проявилось в максимально возможной скорости взаимодействий — скорости света). Даже для всей Вселенной в целом не исключалась конечность!

Но и эта картина релятивистской Вселенной также оказалась лишь этапом на бесконечном пути ко все более глубокому пониманию действительности.

Другой особенностью познания является антропоцентризм. Сначала он проявился как топоцентризм (место проживания своего племени люди некогда считали центром Вселенной), позднее — как гео-, гелио-, галактико- и Метагалактикоцентризм... Он проявляется и в XX в. — в особом понимании тесной связи самой жизни с физическими константами Вселенной, связи, которую назвали «антропным принципом». Порой эта естественная обусловленность нашего возникновения и существования физическими: свойствами «нашей» Вселенной переворачивается с ног на голову и понимается как... обусловленность, «заданность» всей Вселенной нашими «потребностями», т. е. теми условиями, в которых могли возникнуть «мы» — живая материя.

Именно безграничное экстраполирование ограниченного знания на всю действительность и стремление исследовательского ума человека ничего не оставить за пределами объяснения приводило не раз и к смене представлений о свойствах и составе Вселенной.

От первобытного представления о единстве Неба и Земли (земными, но гипертрофированными свойствами наделялось небо) совершился переход к абсолютному разделению физики неба и физики Земли, что сменилось утверждением вещественного, т. е. физико-химического (а не только обобщенно-материального!) единства Вселенной. Эта новая абсолютизация ставится под вопрос в наши дни, когда не кажутся уже слишком «сумасшедшими» рассуждения о районах Вселенной с иными фундаментальными физическими и геометрическими свойствами. В таком, более терпимом отношении к «новому» сказывается опыт человечества, растущее понимание неизбежной ограниченности наших знаний и. неизбежности смены картины мира.