Коперник против гелиоцентризма

Недоволен стою и тих,
Я — создатель миров моих,
Где искусственные небеса
И хрустальная спит роса.

О. Мандельштам

Сказанное выше дает повод вернуться к птолемееву «гелиоцентризму», т. е. «центризму» по отношению к мировой вертикали. Задолго до Коперника было подмечено, что верхние планеты, будучи в соединении с Солнцем, дают так называемое «верхнее соединение (superior conjunction)», т. е. конфигурацию «планета — Солнце — Земля»: P — S — T. Что же касается нижних планет, то и силу уже отмеченной выше трудности их наблюдения для них можно было принять как верхнее, так и нижнее (inferior) соединение: S — P — T¹. И поскольку чисто астрономическими методами решить вопрос о порядке расположения нижних планет не представлялось возможным, в ход шли иные критерии.

Как правило, для Венеры и Меркурия принимали внутреннее соединение, так как оно отвечало традиционному гелиоцентризму, привлекательность которого была обусловлена не только свойственной ему симметрией (три планеты выше Солнца и три ниже), но и ясной дифференциацией планет в зависимости от их «впряженности» в движение Солнца, т. е. в зависимости от максимального значения угла элонгации. При этом Земля — подчеркну еще раз — в перипатетической традиции планетой («звездным телом», как говорили в древности) не считалась, и ее центральность астрономически рассматривалась как указание на положение наблюдателя, и только. Гелиоцентризм в более широком понимании, вовлекающем теологические и философские коннотации, предполагал иной взгляд на Вселенную — взгляд «извне», который можно было найти, к примеру, у столь любимого Коперником Цицерона, да и у многих ренессансных авторов, например, у Данте во второй песне «Рая»². Впрочем, в способности смотреть на Вселенную как бы извне, «in... remotissimo angulo», нельзя отказать и традиционной астрономии, но то было ви́дение через призму идеи мира, рассеченного на две полярно противоположные области — над- и подлунную: Земля есть Земля, Космос есть Космос, и вместе им не сойтись. Как заметил Х. Блюменберг, «даже если ренессансный платонизм с его метафизикой света... и наделял Солнце неким привилегированным положением, это не могло существенным образом проложить путь коперниканской реформе, поскольку традиционная астрономия уже включала в себя известный гелиоцентризм, который находился в полном соответствии с ее системой»³. Коперник вынужден был всячески отмежевываться от такого гелиоцентризма. Поэтому можно сказать, что «коперниканская революция» представляла собой переход от гелиоцентризма одного типа (гелиоцентризма вертикальной мировой оси) к гелиоцентризму другого типа, а именно: к гелиоцентризму единого — силового, как бы мы сейчас сказали — центра движения, гелиоцентризму эпохи линейной перспективы (о чем см. далее), предполагающей нахождение зрителя (наблюдателя) вне изображаемого (наблюдаемого и мыслимого) пространства, т. е. предполагающей антропоморфное восприятие мира в его неантропоморфных формах.

Прославление Солнца весьма характерно для ренессансной культуры⁴. Наиболее известный пример — солярный культ, засвидетельствованный в сочинениях и оккультной практике М. Фичино, в частности, в его трактате De Sole, хорошо известном в Польше конца XV в. «Солнце, — писал молодой Галилей, — это король, оно подобно сердцу всех планет, из чего следует, что его должно поместить в центре, для короля — это значит находиться среди его народа, для сердца же — в середине тела животного...»⁵. Однако, как проницательно заметил Ф. Аллин, De Revolutionibus «does not reflect a solar myth, but works it»⁶. Не солярный культ способствовал созданию коперниканской теории (геоцентризм был, как следует из вышесказанного, вполне совместим с высоким метафизическим статусом Солнца), а скорее наоборот — гелиоцентризм дал новый импульс солярному символизму.

Автор De Revolutionibus (как и автор Альмагеста) полагал, что орбиты Меркурия и Венеры должны располагаться между Луной и Солнцем, но Коперник при этом опирался не на птолемееву аргументацию, т. е. не на птолемеев гелиоцентризм, а на иной довод — если в геоцентрической Вселенной поместить эти планеты иначе, за Солнцем, то между Луной и Солнцем образуется слишком много пустого пространства, и эти «амбары воздуха и света» (О. Мандельштам) просто нечем заполнить, что противоречит птолемеевой концепции подогнанных друг к другу «nested spheres». «Так пусть же они скажут, — восклицал Коперник, имея в виду тех, кто, следуя Платону, помещал Солнце на "второе небо", — что должно содержаться во всем этом столь большом пространстве, которое заключало бы Землю, воздух, эфир, Луну и Меркурий и, наконец, тот огромный эпицикл Венеры, если бы последняя вращалась вокруг покоящейся Земли»⁷. Только новая, гелиоцентрическая космология смогла преодолеть, по уверению Коперника, этот недостаток теории Птолемея.

О том же писал и Ретик в Narratio Prima, который ставил в заслугу Копернику, что в его теории «при помощи шести... подвижных сфер [orbibus] завершается небесная гармония, где все сферы следуют одна за другой по такому закону, что между каждыми двумя сферами не остается громадного промежутка и каждая определенная геометрически сфера сохраняет свое место так, что если ты попробуешь какую-нибудь из них сдвинуть с места, то разрушишь и всю систему»⁸. Однако расчеты Тихо Браге и Кеплера показали, что размеры «щелей» между сферами в теории Коперника оказались не меньшими, чем в системе Птолемея. Так, например, в письме К. Ротманну от 24 ноября 1589 г. Тихо сообщает, что, согласно его наблюдениям с использованием хороших инструментов, неподвижные звезды должны располагаться примерно в 700 раз дальше от Земли, чем Сатурн⁹. Огромное пустое пространство должно находиться между Солнцем и Меркурием. «Сколь велика должна быть тогда расточительность Природы (Naturae luxuries), — в недоумении восклицал по этому поводу Кеплер, — сколь все это неуместно, бессмысленно и так мало похоже на то, как действует Природа!»¹⁰ И все-таки Кеплер, в отличие от Тихо, не стал придумывать новых космологических схем и теорий, он был уверен в правоте фромборкского астронома.

Идея Коперника, согласно которой все планеты совершают самостоятельные, независимые от Солнца вращения, и потому разделение планет на внешние и внутренние до́лжно связывать с движением земного наблюдателя, в известном смысле уравнивала все пять известных тогда планет (Луну Коперник рассматривал как спутник Земли, т. е. геоцентрически). Мир новой астрономии был симметричен, велик и, как казалось Копернику, тесен, и Солнце в нем уже не могло занимать срединное положение между «тройками» планет, оно могло быть либо «локальным» центром вращения Меркурия и Венеры, либо функциональным центром всей системы. Чтобы реализовать это второе «либо», надо было одновременно и удерживать взгляд на планетную систему «извне», и считать Землю обычной планетой, лишив ее тем самым особого статуса, особых онтологических привилегий¹¹, т. е. «деидеологизировать» астрономию, как бы мы сейчас сказали. Но это означало, что в «хорее планет» возникало два центра — центр наблюдения (Земля) и функциональный центр, т. е. центр движения (Солнце, или некая точка около него), действие которого распространялось в равной степени на все планеты. Полученная космологическая картина, выстроенная движением мысли от центра вращения к сфере неподвижных звезд, т. е. в направлении, противоположном движению аристотелевой мысли, шедшей от primum mobile к лунной грани, картина, отвечавшая естественной для нее RT-симметрии, восстанавливала целостность мира на новых эстетических и математико-астрономических основаниях.

Традиционный образ Космоса, в котором источник (центр) движения размещался непосредственно за сферой звезд, предполагал, что по мере удаления от этой сферы нарастала хаотичность мира, поскольку чем дальше тело от primum mobile, тем менее оно подвержено воздействию перводвигателя, и в подлунном мире нерегулярность проявления космической каузальности и рациональности мироустройства обнаруживалась с особой ясностью. С теологической, а точнее — с теоцентрической точки зрения указанное обстоятельство не вызывало ни возражений, ни недоумений. Но в глазах Коперника размывание каузальных связей и «падение рациональности» (Х. Блюменберг) по мере удаления от звездной сферы противоречило принятой им антропоцентристской «мировой формуле» — «mundus propter nos»¹².

«Хорея» движущихся планет расположилась в коперниканском Космосе между неподвижным центром и сферой неподвижных звезд. Но если центр мира в новой космологии мыслился не просто как геометрическая центральность, но как силовой центр, то Солнце, «благороднейшее небесное тело», «видимый Бог», «lampada pulcherrima», «источник жизни и света», «правитель и царь Природы» и т. д. и т. п.¹³, куда больше подходило на эту роль, нежели «грешная» Земля. При этом Солнце в теории Коперника не только заняло то место, которое в традиционной космологии занимала Земля, смысл коперниканской «рокировки» много глубже — само место (центр мира) обрело качественно новый физический статус: в нем (или вблизи него) теперь располагался источник движения планет. И хотя сам Коперник не стал вдаваться в обсуждение того, каким образом Солнце «правит обходящей вокруг него семьей планет», сохранив тем самым дисциплинарную границу между вычислительной («спасающей явления») астрономией и натурфилософией (хотя тенденция к размыванию этой границы ясно просматривается в структуре и в тексте De Revolutionibus), сама коперниканская постановка вопроса о силовом центре движения планет открывала дорогу Кеплеру и Ньютону. Впрочем, то, о чем умолчал или высказался весьма сдержанно Коперник, более детально изложил Ретик в Narratio prima: «в гипотезах господина наставника (т.е. Коперника. — И.Д.), где... звездная сфера устанавливалась как предел, каждая планетная сфера, двигаясь равномерно присвоенным ей от природы движением, завершает свое периодическое обращение и не испытывает от более высокой сферы какого-нибудь насилия, заставляющего ее двигаться в противоположном направлении. К этому добавь, что большие сферы совершают свои обходы медленнее, а более близкие к Солнцу, от которого, можно сказать, исходит начало движения и света (a quo quis principium motus et lucis esse dixerit), совершают свои круговые движения быстрее, как и следует»¹⁴. Конечно, подобные рассуждения еще очень далеки не только от ньютонианского анализа проблемы, но даже от physica coelestis Кеплера, в которой активно использовалось представление о находящейся в центре небесных сфер (а именно: на Солнце) «единой движущей душе», действие коей ослабевает по мере удаления от нее¹⁵, однако, первый шаг был сделан: Солнце, находящееся в центре мира, а не аристотелев перводвигатель, расположенный за сферой неподвижных звезд, «правит», движением планет. «Правда, из общих принципов астрономии, — писал Ретик, — можно было видеть, что все небесные явления распределяются по среднему движению Солнца и вся гармония небесных движений устанавливается и сохраняется этим направляющим началом, почему древние и называли Солнце χορηγός — правителем и царем природы, но как оно бы могло осуществлять это управление или каким образом Бог мог бы руководить всей Вселенной (это прекраснейше изображает Аристотель в περέ κόσμου¹⁶) и как могло бы Солнце играть роль Божьего управителя Природой, столько раз проходя по всему небу и ни в каком месте не останавливаясь, — все это до сих пор еще совершенно не объяснено и даже не установлено. Не лучше ли принять мнение древних — это я предоставляю судить геометрам и философам, конечно, сведущим в математике; ведь при оценке и обсуждении подобного рода контроверсий нужно выносить приговор на основании не обычных представлений, но законов математики (в суде которой и рассматривается это дело).

Прежний способ управления отброшен, новый принят. Однако господин доктор, мой наставник, решил, что отвергнутый способ управления Солнца делами Природы должно восстановить, но так, чтобы и принятый, и одобренный способы получили свои места. Ведь он знает, что и в человеческих делах нет надобности, чтобы сам император ездил в отдельные города для исправления возложенной на него богом обязанности, и сердце для сохранения животного тоже не переселяется в голову или ноги и другие части тела, но выполняет предназначенную ему богом службу через другие όργανα.

После того как он установил, что среднее движение Солнца должно быть таким движением, которое существует не только в воображении, как у других планет, но имеет самостоятельную причину, так как действительно является χορευτήν όμού καί χοροστάτην (одновременно и членом и руководителем хора), то он признал свое мнение твердым и не противным истине»¹⁷.

В 1596 г. Кеплер предложил теологическую интерпретацию коперниканской космологической динамики: Святая Троица заключает в себе Вселенную и создает ее величественную гармонию, ибо Бог Отец есть солярный центр мира, Бог Сын — сфера неподвижных звезд, а Св. Дух — пространство между ними¹⁸.

Примечания

1. В действительности, у нижних планет внешнее и внутреннее соединения чередуются с синодическим полупериодом.

2.

И этот строй объемлет, всеединый,
Все естества, что по своим судьбам —
Вблизи или вдали от их причины.
Они плывут к различным берегам
Великим морем бытия, стремимы
Своим позывам, что ведет их сам.

Пройдя семь небесных сфер, Данте видит, сколь мал и жалок земной мир перед бесконечностью Вселенной:

Тогда я дал моим глазам вернуться
Сквозь семь небес — и видел этот шар
Столь жалким, что не мог не усмехнуться.

Здесь уместно вспомнить также «Сон Сципиона» Цицерона: «Я смотрел с него (т.е. с Млечного Пути. — И.Д.) на Вселенную, и она представлялась мне великолепной и удивительной (...) И сама земля казалась мне такой маленькой, что я с сожалением посмотрел на нашу Империю, занимавшую на ней как бы одну точку» (цит. по: Голенищев-Кутузов И.Н., 1967. С. 278).

3. Blumenberg H., 1987. P. 232. — Это совершенно справедливое замечание несколько обесценивает рассуждения некоторых авторов о вкладе «духовного гелиоцентризма» в коперниканскую революцию (см., например: Косарева Л.М., 1990), хотя в контексте восприятия коперниканства, понятого как некая «мировая формула», духовный гелиоцентризм, бесспорно, сыграл свою роль. Впрочем, мотивы принятия или непринятия теории Коперника математически неподготовленными людьми могли быть самыми разными. Приведу один любопытный пример. Некий Тобиас Швинден (T. Swinden) издал в Лондоне в 1714 (sic!) г. книгу An Enquiry into the Nature and Place of Hell, где доказывал, что Ад никак не может находиться в центре Земли, в недрах которой просто нет нужного количества горючего материала и воздуха, другое дело Солнце, там и огня вдоволь, и нужному количеству душ, осужденных на вечные муки, есть где разместиться (Швинден с провинциальной дотошностью высчитал, что «the Number of the Damned» должно составлять 100 миллионов на одну квадратную немецкую милю). Как заметил по поводу этого шедевра просвещенческой мысли, выдержавшего несколько английских, голландских, французских и немецких изданий и обстоятельно представленного в статье Enfer в Энциклопедии Дидро и Д'Аламбера, Д. Уолкер: «Схема Швиндена сохраняла средневековую картину Вселенной в эпоху, когда коперниканство уже было общепризнано: ад у него все еще находится в центре [мира], в наинизшей точке, в наибольшем отдалении от неба (from the outer heavens), где обитают блаженные и ангелы» (Walker D.P., 1964. P. 40).

4. Garin E., 1975. P. 255—281; Waddington R.B., 1973; Дмитриев И.С., 1999б).

5. Цит по: Hallyn F., 1993. P. 130.

6. Ibid. P. 131.

7. Коперник Н., 1964. С. 32.

8. Ретик Г.И., 1964. С. 512.

9. Brahe Tychonis Dani, 1913—1929. Т. VI—1. P. 197.

10. Kepler J., 1621. P. 53—54.

11. Историки, а особенно философы науки любят порассуждать, как гелиоцентрическая теория умалила-де статус Земли — мол, последняя вместе с ее обитателями («вторыми богами») оказалась где-то чуть ли не на задворках универсума. А между тем ситуация не столь очевидна, как кажется на первый взгляд. Хотя, согласно традиционной картине мира, Земля занимала центр мира, но центр этот находился на максимальном удалении от перводвигателя со всеми вытекающими отсюда безрадостными для ее обитателей последствиями. Земля, не входившая в сообщество тел небесных, а следовательно, лишенная их привилегий, оказалась своего рода... ну, если не вселенской помойкой или мировым отстойником, то во всяком случае не самым благодатным местом Космоса. Как заметил Х. Оберман, «докоперниканская космология ставила Землю в неподвижный центр вовсе не как в некое привилегированное место, но как в место инерции (at the static center as a place of glory but as a place of inertia), находящееся в максимальном удалении от источника божественного движения, кое столь совершенным образом проявляется в круговом движении звезд. Человек, а не Земля, на которой он живет, занимает почетное космическое место и в своих высших духовных проявлениях (in the summit of his soul (apex mentis)) максимально приближающийся к Богу» (Oberman H., 1975. P. 137—138).

12. Blumenberg H., 1987. P. 242—243.

13. «...Солнце, как бы восседая на царском троне, правит обходящей вокруг него семьей светил (Ita profecto tanquam in solio regali Sol residens circumagentem gubernat astrorum familiam)» (Коперник Н., 1964. С. 35; Copernicus N., 1975. P. 20). Ретик Г.И., 1964. С. 507, 512 et pass.

14. Ретик Г.И., 1964. С. 512 (Georgii Joachimi Rhetici, 1982. P. 60)

15. «Unam... motricem animam in orbium omnium centro, scilicet in Sole: quae, ut quodlibet corpus est vicinius, ita vehementius incitet: in remotioribus propter elongationem et attenuationem virtutis quodammodo languescat» (Kepler J., 1937a. S. 70). Позднее, во втором прижизненном издании Mysterium cosmographicum (1621), дополненном многочисленными примечаниями, Кеплер говорит уже не о душе (anima), но о силе (vis), добавляя, что «сила эта — телесная, если не в буквальном, то в более общем смысле слова» (Kepler J., 1937b. S. 113). См. также: Westman R.S., 2001.

16. Речь идет о трактате О мире, ранее приписывавшемуся Аристотелю (De mundo, VI, 397b, 26—30). В том фрагменте, на который ссылается Ретик, сказано, что Бог, «говоря словами поэта, обитает "на высочайшей вершине" неба» и «тела, кои расположены ближе всего к Нему, в наибольшей мере пользуются Его мощью, следующие — в меньшей мере... и так далее, пока не дойдем до того места, где мы обитаем». Под словами поэта, здесь имеется в виду строка из Илиады Гомера (песнь I, 498—499):

Там одного восседящего, молний метателя Зевса
Видит на самой вершине горы многоверхой, Олимпа.

Однако в целом, ссылка Ретика на псевдо-Аристотеля неудачна, потому что Коперник придерживался прямо противоположной иерархии небесных влияний. Но возможно Ретику понравилось в De mundo другое — мысль о том, что недвижимое служит источником движения и управляет этим движением, подобно тому, как, согласно псевдо-Аристотелю, персидский царь правит своей огромной империей «где-нибудь в Сузах или в Экбатане, незримый для всех, живущий в великолепном дворце за оградой, светящейся золотом и янтарем» (398a, 13—15), а уж управителю Вселенной и подавно подобает по его достоинству «восседать на троне на вершине Неба, приводить в движение Солнце и Луну, а также заставлять обращаться весь небесный свод» (398b, 1—9), ср. с приведенными выше словами Коперника: «tanquam in solio regali Sol residens» и т. д. (О De mundo см.: Reale G., Bos A.P., 1995). Как видим, одни и те же образы и метафоры встречаются у Аристотеля, псевдо-Аристотеля, Коперника и Ретика. — И.Д.

17. Ретик Г.И., 1964. С. 507.

18. «Illa pulchra quiescentium harmonia, Solis, fixarum et intermedii, cum Deo Patre, et Filio et S. Spirito» (Kepler J., 1937a. S. 9). Несколько ранее аналогичные вопросы обсуждались виттенбергским теологом, математиком и астрономом Кристофом Ротманном в трактате Scriptum de cometa (1586), рукописная копия которого была послана автором Тихо Браге (трактат был опубликован только в 1619 г.), см.: Rothmann Chr., 1619. P. 69—156.