Астрономы Улугбека и создание обсерватории

«Во время постройки обсерватории вышепоименованные великие ученые, покинув талисман жизни телесной, обрели покой в худжрах обсерватории высшего рая».

Абу-Тахир-Ходжа (XIX в.).

В числе первых учителей Улугбека в области математики и астрономии наиболее видным был проживавший в Самарканде малоазиатский выходец из далекой османской Бруссы Салах-ад-дин Муса, бен Махмуд Кази-заде Руми, известный в литературе также под прозвищем «Румский казий». Он прибыл в столицу Мавераннахра из Хоросана раньше других своих выдающихся коллег. По словам Васыфи, прослушав при открытии самаркандского медресе специальную лекцию, которую читал в качестве первого мударриса мауляна Мухаммед Хавафи, он вместе с Улугбеком был одним из двух по достоинству оценивших знания и мысли этого специалиста, тогда как остальные из 90 присутствовавших ученых ее якобы просто не могли понять. Казы-задэ Руми, как мударрис, сам читал лекции по астрономии в этом медресе, где во времена Улугбека преподавались не одни только богословские науки. В начале тридцатых годов слушать его лекции приезжал в Самарканд в молодости Абд-ар-Рахман Джами, ставший впоследствии знаменитым поэтом и мистиком, причем предметом занятий был комментарий, составленный Казы-задэ Рум и к астрономическому компендиуму «Мулаххас» Чагмини¹. Он является автором нескольких сочинений, в том числе комментария на известный труд Мухаммеда бен Ашрафи-ал-Самарканди, законченного в начале второго десятилетия XV века.

Улугбек высоко ценил своего учителя, и когда тот умер (по-видимому) в тридцатых годах), то его похоронили у подошвы стены средневекового шахристана вблизи мазара Кусама, бен Аббаса. Над его могилой по распоряжению державного ученика воздвигли мавзолей оригинального плана, состоящий из двух перекрытых стройными куполами помещений, из которых первое представляло собой как бы открытую ротонду. Снаружи здание покрыли строгой изразцовой облицовкой, а внутри на тонкую алебастровую штукатурку нанесли изящную клеевую роспись, выполненную в мягких тонах, причем в отдельных плоскостях угловых сталактитов можно и сейчас рассмотреть остатки изображений скромного растительного пейзажа. Мавзолей астронома, за свои знания именовавшегося «Платоном своей эпохи», оказался в одной группе с усыпальницами жен Тимура, блестящих эмиров и других «сильных мира сего», но ему, как не принадлежащему к родовой аристократии, отвели место несколько в стороне от них и много ниже, так что его вонзающиеся в высь купола едва достигают их цоколей.

Второй крупный ученый при дворе Улугбека Гияс-ад-дин Джемшид, бен Масуд, бен Махмуд был родом из персидского города Кашана, откуда его прозвище ал-Каши. Это был очень видный астроном, занимавшийся попутно и медициной. Задолго до появления в Самарканде он зарекомендовал себя, как автор ряда математических и астрономических трудов. Гияс-ад-дин состоял одно время на службе у султана Искандера, по-видимому, из туркменской династии Кара-Коюнлу, владевшей Арменией и Азербайджаном, и составил для него в январе 1416 года, когда тот мог быть лишь наследным принцем, небольшой трактат «Нузхат-ал-хадаик» об астрономических инструментах. Позднее он попал должно быть в Герат ко двору Шахруха, для которого, судя по упомянутому в заглавии титулу «хакан», только и мог быть написан его труд под названием «Хакановы таблицы по усовершенствованию таблиц ильхановских», т. е. составленных в марагской обсерватории Насир-ад-дином Туси. Может быть именно этот труд обратил на него внимание самаркандского двора, и ученый был приглашен Улугбеком как полагают, по совету Казы-задэ Руми. Гияс-ад-дин происходил из демократических слоев, не получил изысканного воспитания, имел грубые манеры, но его новый патрон мирился с этим из-за его крупной эрудиции. В период его пребывания в Самарканде Улугбек уже настолько овладел астрономией, что мог обсуждать специальные научные вопросы с этим кашанским ученым. Последний, между прочим, 2 марта 1427 года закончил составление для библиотеки Улугбека сводного математического труда, в предисловии к которому перечислил ряд своих уже написанных сочинений. Он умер также в тридцатых годах XV столетия, но несколько раньше Казы-задэ Руми. Где он похоронен, пока не установлено.

Третий видный член коллектива астрономов, группировавшихся около самаркандского двора, по имени Муин-ад-дин, был приглашен самим Улугбеком также из Катана и, очевидно, зарекомендовал себя уже до того как достойный ученый. Этот «мавляна муаззам» (почтенный мавляна), как его называет Абд-ар-Реззак, как будто оставил после себя школу, так как астрономами были и его сын Мансур, и ученик последнего, Абд-ал-Али, бен Мухаммед Бирджанди, работавший еще в начале XVI века и составивший в числе прочих трудов «Толкование» к комментарию Казы-задэ Руми на упоминавшееся сочинение «Мулаххас» Чагмини. По невыясненной пока причине Муин-ад-дин не упомянут в введении к астрономическим таблицам Улугбека.

Рис. 4. Панно на южной щеке средней арки главного портала медресе Улугбека в Самарканде. Композиция из мозаичных и резных мраморных звезд, имитирующих звездное небо

Одним из результатов пребывания в Самарканде этих приглашенных специалистов и проводившихся ими занятий была подготовка на месте собственных кадров, и одновременно с приобретением все более углубленных знаний в астрономии самим Улугбеком здесь вырос и сформировался достойный своих учителей талантливый самаркандец астроном Ала-ад-дин Али, бен Мухаммед. Состояв штате придворной охоты, имея придворный чин «кушчи» («сокольничего») и будучи моложе своего государя, который называл его даже сыном, он под его влиянием искренне заинтересовался астрономической наукой, быть может, в ущерб своим основным обязанностям, как состоящего в штате лиц, обслуживавших придворную охоту. Все более и более сближаясь с Улугбеком на поприще увлекавших обоих астрономических занятий, Али Кушчи постепенно из товарища по научной работе превратился в его личного друга, перед которым у него будто бы не было тайн. Во всяком случае, в его лице Улугбек приобрел себе нового незаменимого помощника с хорошей дополнительной подготовкой в Кермане, преданного делу, получившего за свои наблюдения и познания прозвище «Птоломея своей эпохи». Это было очень кстати, так как в Самарканде намечалось осуществить крупное научное предприятие.

Несомненно, что в распоряжении ареопага придворных астрономов находились разнообразные измерительные приборы в виде астролябий, параллактических линеек, солнечных часов, квадрантов и других, с помощью которых они проводили свои наблюдения. Можно быть уверенным, что количество их постоянно пополнялось новыми поступлениями. Очевидно, все это были инструменты относительно легкого типа, переносные или, если и неподвижные, то сравнительно небольших размеров. Большинство из них, как и находившиеся в употреблении у ранее работавших арабских астрономов, вероятно, в основе было отлито из меди, вернее бронзы, может быть в некоторых случаях из так называемого «хафтджуша», сплава семи металлов, в состав которого входили в небольших количествах золото и серебро. Невозможность нанесения мелких минутных делений при малом размере инструментов, прогибы дуг, скольжение плоскостей, чувствительность к сотрясениям, легко приводившим к смещению центра при более крупных размерах измерительных приборов (что отрицательно сказывалось на качестве наблюдений) — все это было учтено Улугбеком и его астрономами, когда они поставили перед собой целью заново произвести наблюдения всех доступных небесных светил, произвести новые расчеты и по ним уже составить новые астрономические таблицы и каталог звезд.

Это был смелый замысел, требовавший не только крупных затрат материальных средств, но и обрекавший на многолетний, кропотливый, систематический, напряженный труд ее участников. Наличие ряда предшествующих аналогичных работ, выполненных крупнейшими специалистами своего времени с присущей им добросовестностью и в пределах точности, которую допускали их инструменты и острота зрения, намного повышало ответственность инициаторов нового предприятия. Трудность не остановила их.

Рис. 5. Мавзолей над могилой астронома Казы-задэ Руми в Самарканде

Прежде всего было решено создать новую большую обсерваторию, снабженную инструментами высокой точности. Выбор места для нее пал на один из холмов южного склона возвышенности Кухак (буквально «горка»), ныне именуемой Чупан-Ата, находящейся в 4 км к СВ от города. Окруженная со всех сторон мощными отложениями лесса и конгломерата, эта возвышенность, сложенная в основном из кремнистых и известковистых сланцев, перекрытых в разных местах меловыми известняками, третичными песчаниками и глиной с гипсом, и по геологическому строению и по своей форме напоминает остров, расположенный посреди плодоносной долины Зерафшана, сплошь занятой полями, садами и насаждениями. Люди давно обратили внимание на ее изолированное положение. Для объяснения этого явления еще в средние века, когда гора называлась Хулюм, передавали легенду, будто она прилетела из Сирии за 1200 лет до появления пророка Мухаммеда и, опустившись здесь, раздавила осаждавшее город войско, после того, как самаркандцы, перебив идолов, обратились с молитвой о помощи против врагов к истинному богу. Считалось, что в ней содержатся самые разнообразные полезные ископаемые, вплоть до золота и серебра. На протяжении столетий люди добывали здесь кремень, известь, краску для стекла, горшечную, огнеупорную, съедобную глину, глину для мытья волос и в большом количестве рваный камень для бутовой кладки фундаментов крупных зданий и других строительных надобностей. Но не это, не обилие воды в протекающем по южному склону арыке Обирахмат, не прекрасный воздух и почти постоянный ветерок, умеряющий зной жаркого лета, а именно возвышенное положение места привлекла сюда взоры астрономов. Чудный вид открывается отсюда на Самарканд, утопающий в куще зелени, сквозь которую пробиваются в высь стройные минареты и громады мощных порталов. Широкий горизонт почти со всех сторон при обычной чистоте и ясности среднеазиатского неба создавал удачные условия для наблюдения с этого пункта светил, причем в прорези гор по направлению к лежащему прямо на юг перевалу Тахтакарача можно было улавливать в момент кульминации ряд звезд, нигде в других участках неба не появляющихся над линией видимого горизонта.

Тут в непосредственной близости от упоминавшегося небольшого, скорее интимного, чем парадного садика Улугбека, рядом с садом Накшиджехан заложили основание обсерватории. Уже разбивка на месте линии направления меридиана представляла в условиях того времени сложную задачу. С большой тщательностью возводились здесь астрономические сооружения в соответствии с точнейшими расчетами, что сказывалось на темпе строительных работ. Смутные представления об их специфике еще лет сто назад были живы у местного населения в преломленном предании, будто кирпичную кладку крупного «обелиска» при обсерватории осуществляли по мере боя часов. Очень трудоемкими во времени были и работы по ее полному оборудованию, на что, видимо, пошло несколько лет.

По данным такого сравнительно позднего источника, как «Самария» Абу Тахира ходжа, Улугбек воздвиг обсерваторию двадцать лет спустя после прихода к власти², что, как отмечалось, произошло в конце 1409 года. В более раннем сочинении «Тарихи-Ракими» датой ее постройки назван 832 г. х., т. е. 1428 или, скорее, 1429 г. н. э., что примерно совпадает с расчетами Абу-Тахир-Ходжа³.

В современных Улугбеку исторических первоисточниках время основания обсерватории не указывается, зато в предисловии к астрономическим таблицам ясно говорится, что Казы-задэ Руми и Гияс-ад-дин Джемшид успели сделать лишь «первые работы», т. е. возможно, принимали участие в обсуждении вопроса о постройке обсерватории, в проектировке ее, в составлении программы и плана работ и в предварительных наблюдениях. Гияс-ад-дин Джемшид скончался «к началу предприятия», т. е. или до практического осуществления создания новой большой обсерватории, или до момента начала на ней наблюдений. В заголовке одного из своих трудов Гияс-ад-дин поместил выражение — «я начал», в чем некоторые хотят видеть намек на начало им работ по составлению таблиц Улугбека, что не обосновано и мало вероятно. Смерть же Казы-задэ Руми последовала «до окончания работ» или по полному оборудованию обсерватории, или по выполнению намеченных наблюдений. «Тогда обратились к посредству достохвального сына Али, бен Мухаммеда Кушчи, который во цвете лет и молодости сорвал лавры преимущества в обширных полях знаний» и действительно, как мы увидим ниже, довел все дело до конца.

Примечания

1. Быть может, увлечению Улугбека астрономией следует приписать обилие звезд в архитектурной декорации главного портала его самаркандского медресе, отдельные панно и тимпаны которого словно имитируют звездное небо.

2. По словам Абу Тахира ходжи (тридцатые года XIX столетия), через шестнадцать лет от начала правления Улугбек воздвиг медресе в Самарканде, а спустя еще 4 года, соорудил обсерваторию, что и дает к сумме 20 лет.

3. Имеющееся в научной литературе указание, будто в Тарихи-Ракими датой постройки указан 833 год, явно ошибочно. Из того, что у Абд-ар-Реззака обсерватория упомянута в рассказе о событиях 823 г. х. (1420) по поводу сооружения на самаркандском Регистане медресе и ханаки, нельзя делать вывода об одновременной постройке всех этих сооружений, тем более, что ханака была построена только после 1423 года. Датой окончания сооружения самаркандского медресе Улугбека Сеид Рак им и позднейшие авторы считали 828 г. х. (1424/5 г. н. э.)