Глава 10. Игра в числа

О своих открытиях в Стоунхендже я сообщил еще раз в июльском номере «Харперс мэгезин» за июнь 1964 г. и в «Нейчер» от 27 июня 1964 г.

И вновь это вызвало оживление и многочисленные отклики, в подавляющем большинстве благожелательные. «Сенсационное открытие американского астронома», — объявила гамбургская «Эхо». «Храм каменного века оказался первобытным счетным устройством», — провозглашала кельнская «Рундшау».

Некая техасская дама опасалась, что, описывая почти исключительно астрономическую ориентацию Стоунхенджа и не уделяя равного внимания другим его функциям, я рискую исказить представление об общем его назначении. После моей статьи, писала она, «так и кажется, что какой-нибудь ученый, исследуя в далеком будущем развалины Сикстинской капеллы, воскликнет: «Ха! Место, которое называлось Ватиканом, вне всякого сомнения было художественным училищем!»

А вот это трогательное письмо пришло из Вашингтона: «Меня поразила замечательная преданность человека человеку, нашедшая свое воплощение в наблюдениях и размещении камней. Невольно проникаешься смирением при мысли о том, что в Стоунхендже жил какой-то человек — или люди? — который, конечно, не мог представить себе нас такими, какими мы стали сегодня, но который любил нас настолько, что пожелал оставить для нас весть... Жрецы — ученые тех времен — несомненно, понимали зыбкость будущего и эфемерность человеческой памяти. А потому они запечатлели свои наблюдения в наиболее вечной форме, какая только была им доступна... И я глубоко благодарен им за их дар».

Как и раньше, эти отзывы содержали много полезных сведений, а также и сообщения о работах, более или менее сходных с моей, которые велись в то время. Относительный новичок в этой области, я не перестаю изумляться тому колоссальному количеству остроумных теорий и тщательнейших новых исследований, объектом которых служил и продолжает служить Стоунхендж и другие мегалитические сооружения.

Александр Том, почетный профессор инженерных наук в Оксфорде, утверждает, что доисторические британцы обладали такими познаниями в геометрии, о которых мы прежде даже не подозревали. В своих заключениях он опирается на тщательный анализ древних каменных колец.

По Англии и Шотландии разбросано несколько сотен таких колец диаметром от 2—3 до 113 метров. По-гэльски их называли «турсаканами», или «плакальщиками», а в Корнуэлле — «веселыми девами». Их возраст составляет примерно 4000 лет. Около 140 из них сохранились достаточно хорошо для того, чтобы их можно было исследовать.

Том установил, что сто «плакальщиков» имеют форму круга, а потому с геометрической точки зрения неинтересны. Но остальные оказались весьма любопытными. Это были странные фигуры, которые на первый взгляд казались небрежными, плохо проведенными окружностями, но тщательные измерения показали, что они имеют точнейшую геометрическую форму. Большинство состояло из двух разных половин: одна половина представляла собой точный полукруг, а вторая — сплющенный или вытянутый полукруг. Все сплющенные или вытянутые фигуры можно было подразделить на шесть категорий, и Том убедился, что он может с большой точностью воспроизвести любую из них с помощью самых простых геометрических приемов. Достаточно было начертить «хороший» полукруг при помощи колышка и веревки, а затем использовать разные центры (например, точки, делящие диаметр на три равные отрезка) и разные радиусы (например, в одну треть диаметра) для вычерчивания «плохой» половины фигуры. Одним из результатов такого асимметричного построения было то, что две из шести категорий образовывали почти правильные окружности, длины которых были почти точно равны их утроенному диаметру. Для одной группы отношение длины окружности к ее диаметру составляло 3,059, а для другой 2,957. У истинной же окружности это отношение равно π (=3,141592...), то есть числу, которое не может быть выражено точной конечной дробью, что является одним из самых досадных фактов в математике.

Неужели эти доисторические британцы пытались строить фигуры, очень близкие к окружности, у которых, однако, отношение длины окружности к диаметру было бы точно равно 3?

Как инженер Том утверждает, что разница между 3,059, 2,957 и 3,0 так мала, что уловить ее в пропорциях этих каменных «кругов» было непросто даже современному инженеру; первобытные же люди, располагавшие лишь самыми примитивными измерительными приспособлениями, скорее всего вообще не были в состоянии ее заметить. Если эти древние строители действительно стремились к тому, чтобы у неправильных фигур отношение длины окружности к диаметру равнялось 3, они, вероятно, полагали, что это им удалось.

Том, кроме того, утверждает, что многие из этих яйцеобразных «кругов» построены так, что линии, соединяющие различные центры, из которых проводились сопрягающиеся дуги, и другие геометрически получаемые точки образуют прямоугольные треугольники.

И наконец, его анализ показал, что некоторые из этих фигур — вовсе даже не искаженные круги. Они — подлинные эллипсы. Эллипс представляет собой довольно сложную математическую фигуру. Его нельзя построить с помощью одного колышка и одной веревки. Его можно провести, вбив два колышка, накинув на них веревочную петлю и передвигая третий заостренный колышек внутри натянутой петли. Эллипс — фигура, которую не так-то легко начертить. Однако Том считает, что строители мегалитических сооружений умели и то и другое.

Из этого он делает вывод, что доисторические британцы «обладали хорошими рабочими познаниями в элементарной геометрии и были способны измерять длину дуги «с точностью выше 0,2%... Сказать, что они знали теорему Пифагора, было бы, возможно, преувеличением. Однако абсолютной уверенности в этом у нас нет. Они записывали свои результаты камнями, и не исключено, что эти сооружения предназначались для того, чтобы в скрытой форме запечатлеть их математические достижения».

По мнению Александра Маршека, автора научно-популярных книг, имеется достаточно доказательств, что доисторические люди считали дни между полнолуниями и замечали фазы Луны за тысячи лет до того периода, когда, по общему мнению, человек стал способен на подобные наблюдения и абстрактные выводы.

В качестве доказательства он ссылается на «тысячи пометок, расположенных в определенном порядке, которые были обнаружены на покрытых резьбой «художественных» костях и камнях ледникового и раннего послеледникового периода, а также на покрытых резьбой и рисунками стенах каменных укрытий и пещер Европы верхнего палеолита и мезолита».

Археологи давно ломали головы над множеством зарубок и других пометок, которые обнаружены на орудиях и на стенах пещер и датируются последним ледниковым периодом. Представляется очевидным, что эти пометки были не просто декоративными узорами, а имели какой-то свой смысл, но какой? Маршек проанализировал «все доступные ему опубликованные материалы об орудиях и утвари верхнего палеолита и сам изучил многие орудия и пещеры, а также «прочел» свыше тысячи рядов пометок вместе со связанными с ними рисунками и символами» и обнаружил больше рядов из 30 или 29 меток, чем этого следовало ожидать согласно теории вероятности. Он пришел к следующему заключению.

Уже 30—35 тысяч лет назад люди отмечали — самыми разнообразными способами — 30 или 29 дней (либо ночей) от полнолуния через три лунные фазы до нового полнолуния. Поскольку лунный цикл равен 29,5 суткам, счет колебался между 29 и 30. Иногда отмечались четыре подразделения цикла — промежуточные дни между фазами, или недели, а иногда указывались сами фазы; в азильской пещере в Испании в ряду сделанных краской пометок с помощью изображения полумесяцев, тщательно выписанных и соответствующим образом повернутых, показаны фазы Луны в первой и третьей четвертях.

Три главные пещеры с рисунками, если расположить их в порядке их важности, — это Ласко во Франции, а затем Альтамира и Ла-Пилета в Испании. Пещера Ласко в настоящее время закрыта, так как существует опасность, что рисунки могут быть повреждены туристами, а до-браться до Альтамиры довольно трудно, но в январе 1965 г. мы с женой побывали в Ла-Пилете.

До пещеры «Маленькая купель», как переводится это испанское название, можно доехать на такси из Ронды, а в Ронду добираются на автобусе из Малаги по горной дороге с 512 серпантинами. Нам эта поездка доставила большое удовольствие. Автобус останавливался на перекрестках, от которых узкие тропы вели неизвестно куда, и в него влезали крестьяне со своим товаром — луком, апельсинами и курами, которые тут же принимались бегать взад и вперед по проходу. Внизу, в долине, я заметил круглые каменные платформы, и мне пришла в голову мысль о первобытных солнечных часах или об астрономических инструментах. После получасового объяснения на ломаном испанском языке нам удалось выяснить, что это «эрра» — площадки для молотьбы. Мы долго путались, потому что сперва воспринимали это название как «ира» — по-латыни «гнев господен», и это очень веселило наших новых испанских друзей.

Такси обогнуло известняковый отрог, похожий на Гибралтарскую скалу, и остановилось там, где дорога обрывалась у края пропасти. «Кричите!» — призывал плакат на четырех языках, и мы закричали. Из игрушечной хижины далеко внизу вышел проводник и через несколько минут, слегка запыхавшись, появился у входа в пещеру с большим ключом в руках.

В пещере мы проходили мимо костей, глиняных черепков, черных ям-кострищ, озаренных светом шипящего фонаря. Во впадинах на известняковой стене мы увидели сотни черно-красных рисунков — знаменитую рыбу, жеребую кобылу — и каракули на стене примерно в метре над уровнем пола. Позже моя жена выдумала теорию относительно этих каракулей. Может быть, их нацарапали дети? И действительно, тут стена пещеры несколько напоминала стены детской у нас дома, изукрашенные нашей дочерью. Вероятно, из этих каракулей никогда не удастся извлечь никакой информации.

Но выше стены пещеры выглядели совсем по-иному. Там всюду виднелись тщательные четкие пометки. Как ни удивительно, эти гораздо более многочисленные пометки в литературе не упоминаются. Счет дней лунного месяца? Разметка времен года? Может быть, это и так, но без более подробного изучения я ничего сказать не берусь. Необходимо провести еще много исследований, прежде чем можно будет точно оценить выводы Маршека. Однако если окажется, что он прав, придется согласиться с ним и в том, что необходимо будет «произвести переоценку происхождения человеческой культуры, включая происхождение искусства, символов, религии, обрядов и астрономии, а также тех прикладных знаний, без которых не могло возникнуть сельское хозяйство». Собственно говоря, я считаю, что открытия, сделанные в Стоунхендже, уже требуют такой переоценки.

Было проведено много исследований, в частности, Томом и Ньюэмом, чтобы найти ответ на следующий интригующий вопрос: пользовались ли строители мегалитических сооружений в Британии какой-нибудь одной общей мерой? Том убежден, что в исследованных им кругах такая мера несомненно существует. «Тщательный статистический анализ размеров этих кругов, — сообщает он, — позволяет бесспорно установить, что строители их пользовались точной единицей длины». Эта единица, которую он называет «мегалитическим ядром», по его мнению, была равна 82,9 сантиметра. Он считает, что иногда использовались меры, содержащие целое число этих единиц, а также доли единицы.

Ньюэм проанализировал расстояния в Стоунхендже, проверяя, не выявятся ли какие-нибудь новые данные о том, что при его строительстве использовалась единая мера длины, вроде «мегалитического ярда». Он пришел к выводу, что и «римский фут» в 29,6 сантиметра, и «древнегреческий фут» в 30,8 сантиметра, возможно, могли быть использованы при строительстве, но с какой точностью и насколько широко — сказать нельзя. Например, внутренний диаметр сарсенового кольца составляет примерно 29,56 метра, что без 4 сантиметров равно 100 римским футам, а длина его внутренней окружности составляет примерно 300 древнегреческих футов. Расстояние по главной оси Стоунхенджа от Пяточного камня до линии, соединяющей «опорные» камни №№ 91—94, равно 200 древнегреческим футам. Таково же кратчайшее расстояние от лунки Обри № 28 до лунок № 14 и № 42, отделенных от нее четвертью кольца Обри. От лунки Обри № 28 до Пяточного камня — 400 древнегреческих футов. И так далее. Выясняется, что очень многие случайно взятые расстояния в Стоунхендже кратны древнему средиземноморскому футу, однако для наиболее важных расстояний это, по-видимому, не подтверждается. Диаметр (87,8 метра) и длина окружности кольца Обри, расстояние от центра сарсенового кольца до Пяточного камня (78 метров), стороны прямоугольника «опорных» камней — все они, по-видимому, не содержат целого числа древнегреческих, римских, английских или каких-либо иных футов.

И я был бы очень удивлен, если бы это оказалось не так. Не забудьте, что первые строители Стоунхенджа использовали для прокладывания нужных им направлений на определенные точки неба прямоугольник и отдаленный опорный пункт — Пяточный камень. Триста с лишним лет спустя (учтите также, сколь нелегкой была передача сведений в те дни даже «в роду Бореадов») последние его строители вновь разметили те же направления с помощью окружности и подковы. Так неужели же те, кому приходилось решать столь сложные геометрические, астрономические и хронологические задачи, стали бы сверх всего этого еще и подгонять расстояния, так, чтобы они оказывались точно кратными какой-то общей единице длины? Углы между крайними положениями Солнца и Луны весьма неудобны. Но они установлены Природой, и человек не может переделать их по своему вкусу. Расположить камни на земле с геометрической точностью так, чтобы они указывали направления на все нужные небесные точки, а расстояния между ними выражались бы при этом в круглых числах какой-то единой меры длины, чрезвычайно трудно, если не невозможно.

Ньюэм и француз Шарьер указали на то безусловно заслуживающее внимания обстоятельство, что широта Стоунхенджа практически оптимальна для того, чтобы солнечные и лунные направления образовывали прямой угол. Стоило сдвинуть памятник к югу или северу на какие-нибудь 50 километров (в Оксфорд или Борнемут) — и вся астрономическая геометрия претерпела бы такие изменения, что фигура, образуемая «опорными» камнями, превратилась бы из прямоугольника в параллелограмм. И чем дальше перемещался бы Стоунхендж от нынешнего его положения (51°17′ с. ш.), тем более «перекошенным» становился бы параллелограмм, пока вы не добрались бы до экватора. Затем, при дальнейшем движении на юг, перекос параллелограмма стал бы уменьшаться, пока вы не достигли бы Фолклендских островов и Магелланова пролива, расположенных на 51°17′ ю. ш. Там, разумеется, небесная геометрия оказалась бы точно такой же, как и на Солсберийской равнине. Другими словами, в северном полушарии существует только одна широта, на которой азимуты Солнца и Луны в их крайнем склонении разделены углом в 90°. Стоунхендж расположен всего в нескольких километрах от этой широты.

Это очень интересный момент, а потому я остановлюсь на нем подробнее. Представьте себе, что мы ведем наблюдения в день летнего солнцестояния. Солнце встает в направлении линий, составляющих короткие стороны прямоугольника 92—91 и 94—93. В ближайшее к этому дню полнолуние Луна встает в направлении длинной стороны 93—92. Угол, разделяющий точки их восхода на горизонте, составляет 180° минус угол 91—92—93, который в Стоунхендже близок к прямому.

А теперь представьте себе, что мы ведем наблюдения в день зимнего солнцестояния. Солнце заходит в направлении коротких сторон прямоугольника, образуемого «опорными» камнями, а Луна в ближайшее к этому моменту полнолуние заходит в направлении длинной стороны 91—94. Угол между заходящим Солнцем и заходящей Луной — это угол 92—91—94, который опять-таки близок к прямому.

Для идеального совпадения с небесными точками длинные стороны (94—91 и 92—93) не должны быть абсолютно параллельны, и в Стоунхендже эти линии на западном конце сходятся чуть ближе, как того и требует астрономия. Однако среднее направление этих длинных сторон должно быть перпендикулярно коротким сторонам, и оно действительно перпендикулярно. Этот угол в Стоунхендже равен 90,2°, то есть ошибка составляет всего ⅕ градуса.

Это ничтожное отклонение от 90° меньше средней ошибки, допускаемой в строительстве XX века, и строители Стоунхенджа его просто не могли заметить.

Теперь представьте себе, что мы находимся на более северной широте и ведем те же самые наблюдения. Точки летнего восхода Солнца и зимнего захода Луны будут располагаться дальше к югу. В 50 километрах к северу от Стоунхенджа этот угол составит около 91°, и перекос фигуры, образуемой «опорными» камнями, которая уже перестала быть прямоугольником, был бы замечен теми, кто планировал сооружение или строил его.

В Мерихилле (графство Кликитет, штат Вашингтон) имеется модель Стоунхенджа, в которой сарсеновые камни и трилиты Стоунхенджа весьма точно воспроизведены в бетоне. Но Мерихилл расположен не на той широте (на 5° южнее), а потому, увы, соответствующие направления на Солнце и Луну в этой американской модели ничего не показывают.

Поэтому мы можем предположить, что строители Стоунхенджа, если они сознавали влияние изменения широты на углы между солнечными и лунными направлениями и если они поэтому пытались найти для Стоунхенджа наилучшую широту, то есть широту, на которой углы между этими направлениями наиболее приближались бы к 90°, вполне могли считать, что они успешно справились со своей задачей.

Маловероятно, чтобы выбор широты 51°17′ для постройки Стоунхенджа был случаен.

Предположим, что было принято решение о строительстве и что выбрать для этого строительства можно было любое место в Европе. В этом случае, казалось бы, выбор мог пасть на любую широту между Гибралтарским проливом и Джон-о'Гротс-Хаусом в Шотландии. Ширина этой полосы составляет 25°. Таким образом, вероятность того, что строители Стоунхенджа случайно выбрали именно этот градус широты, составляет примерно 1:25. По-видимому, первые строители были даже еще более искусны, чем это предполагалось: они создали очень изящную геометрическую схему неба — главная ось, ориентированная на крайние положения Солнца на горизонте, и прямоугольник, у которого длинные стороны перпендикулярны этой главной оси и нацелены на крайние положения Луны на горизонте, а одна из диагоналей направлена на еще одну критическую лунную точку. И они поместили эту схему на ту единственную широту в северном полушарии, которая допускала ее неповторимую геометрию.

Известный астроном Жерар Вокулер взял на себя труд рассчитать положение теней в Стоунхендже. Согласно его расчетам, высота и расположение камней были таковы что в полдень в день зимнего солнцестояния тень от самой южной перекладины сарсенового кольца падала точно на центр сооружения. Кроме того, он установил, что в день летнего солнцестояния тень сарсеновых перекладин падает на кольцо из синих камней — насколько это допускает неправильная форма последнего.

После определения места установки сарсенового кольца и трилитов их высоту можно было делать любой. Высота была свободным параметром для строителей. Вполне возможно, что они использовали это обстоятельство, чтобы найти такую высоту, которая имела для них какой-то символический смысл или практическое значение. И следовательно, их высота, дающая такое положение теней, могла быть выбрана сознательно.

Доктор Герхарт Вибе из Бостонского университета выдвинул следующее предположение: «Если на Стоунхендж смотреть с земли, нельзя заметить никакого порядка. Он внушителен, только когда его видишь в плане, сверху. Однако неолитический человек не располагал самолетами, чтобы взирать с них на свое творение. Поэтому он, быть может, сообщал о своем умении силам неба... своим богам». Он добавил, что таким же примером может быть и колоссальная «змеиная насыпь» под Пиблсом (штат Огайо), которую можно оценить, только глядя на нее с неба.

В одном из писем, содержавших замечания и предположения, была поднята важная археологическая проблема. Ньюэлл, принимавший участие в больших раскопках полковника Холи, написал мне, чтобы я изъял камни G и H из списка ныне исчезнувших, но, по-видимому, когда-то существовавших камней. Оказывается, исследователи 20-х годов XX века не были уверены, что эти лунки были выкопаны человеком или что в них когда-либо вообще стояли камни. Согласно сообщению Ньюэлла, в настоящее время он считает, что это были ямы, вырытые в меловом грунте дождевой водой. Другие полагали, что причиной их возникновения были корни деревьев.

Аткинсон, однако, продолжает включать G и H в свой список возможных лунок из-под камней. Во всяком случае, так они помечены в его книге «Стоунхендж» издания 1960 г. Он указывает, что они находятся на почти равном расстоянии от «опорного» камня № 91, и выдвигает предположение, не могли ли они что-то отмечать на окружности ныне исчезнувшего большого кольца из редко расположенных сарсеновых камней, которое в эпоху Стоунхенджа II проходило непосредственно за кольцом лунок Обри.

Лично мне теория, будто эти ямы созданы корнями деревьев, представляется сомнительной, поскольку, если не ошибаюсь, нет никаких указаний на то, что там хоть когда-нибудь росли деревья. По-моему, это вдавленности, оставленные камнями, которые позже были убраны; сарсеновые камни Стоунхенджа III все равно заслоняли бы линию зрения 93—H, а камень G мог бы быть убран по какой-то другой причине. Если, как считаю я, основным назначением камня G было указывать точку захода Солнца в день летнего солнцестояния, то его более чем заменил трилит солнечного захода.

Во всяком случае, решить задним числом судьбу камней G и H должны археологи.

Естественно, мне будет грустно расставаться с этими точками, поскольку они делают возможным определение четырех солнечных и одного лунного направлений. Но подобная потеря не нанесет смертельного удара теории солнечно-лунной ориентации Стоунхенджа, а только снизит вероятность справедливости этой теории с десяти миллионов до миллиона против одного.

Одним из последних непосредственных откликов на мое сообщение оказалась горячая редакционная статья в сентябрьском номере английского археологического журнала «Антиквити» за 1964 г.

Статья эта начиналась с осуждения властей, допускающих, чтобы «странные компании людей, именующих себя друидами, использовали Стоунхендж для совершения своих недавно выдуманных религиозных обрядов [на восходе Солнца в день летнего солнцестояния]. Несмотря на видимую нелепость такого рода культов, мы ничего против них не имеем, однако не тогда, когда они грозят причинить ущерб нашим древним памятникам». Покончив с непростительным попустительством властей и вредоносными церемониями новоявленных друидов, «Антиквити» обращается к моему предположению о том, что Стоунхендж был счетно-вычислительной машиной каменного века, и высказывается о нем довольно скептически, о чем свидетельствует следующая цитата из статьи А.П. Троттера «Стоунхендж как астрономический инструмент»:

«Имея перед глазами этот величественный и простой памятник, нетрудно придумывать всяческие теории и предположения. Мы можем продолжить его главную ось на северо-восток и обнаружить, что она проходит через Копенгаген или... идет к побережью, лишь чуть правее мегалитов Карнака и дальше в море, туда, где, возможно, когда-то находилась погибшая Атлантида. И мы можем продолжать такие споры до тех пор, пока не создадим целую библиотеку»¹.

«Антиквити», однако, не вынес окончательного суждения о моей теории, указав, что, хотя Александр Том уже высказался о ней, необходимо, чтобы ее оценили другие астрономы и археологи.

С этим я полностью согласен. Да, такая оценка необходима. Правда, как с несомненностью (я надеюсь) показывает эта книга, уже установлено, что размещение некоторых пунктов, создающих астрономическую ориентацию Стоунхенджа, почти безусловно было проведено сознательно, но остается недоказанным, что многие другие пункты должны были нести аналогичные астрономические функции. А без дополнительных данных ни подтвердить, ни опровергнуть эту теорию невозможно. Однако новое обсуждение могло бы оказаться весьма плодотворным.

Например, в статье Тома («Обсерватории древней Британии» в «Нью сайнтист» от 2 июля 1964 г.) сообщается об обнаружении солнечной ориентации и других доказательств того, что создатели мегалитических сооружений, среди которых есть и более древние, чем Стоунхендж, обладали незаурядным уменьем наблюдать, считать и строить; автор наделяет этих создателей «познаниями в геометрии, арифметике и астрономии». По его словам, рассказ Диодора о «сферическом храме» является «важным свидетельством» в пользу теории, считающей Стоунхендж счетно-вычислительным устройством, и он приходит к выводу, что анализ других мегалитических памятников может принести ей «независимое подтверждение».

Накапливается все больше и больше данных, свидетельствующих о том, что первобытные люди Европы были гораздо более развиты в умственном отношении, чем это считалось прежде, — настолько развиты, что они использовали исчисление лунных циклов для предсказания затмений. Но — использовали или только могли использовать? Давайте разбираться!

Я прекрасно сознаю, какую опасность таит слишком уж бурное построение гипотез вокруг Стоунхенджа. То, что «Британская энциклопедия» именует «бесплодными предположениями», а английский археолог Джакетта Хоукс называет «сомнительным, чтобы не сказать оголтелым теоретизированием», действительно может вызвать споры, которые, затянувшись, породят количество томов, достаточное не для одной, а для нескольких библиотек.

В Стоунхендже можно найти множество чисел и направлений, а числа и линии имеют свойство завораживать людей. Даже в рациональнейший «век разума» Сэмюэл Джонсон, гуляя, тщательно считал щели между плитами тротуара и старался не наступать на них. И одно из наиболее известных «чудес» современной Франции состоит в том, что в день рождения Наполеона (15 августа) Солнце, если наблюдать за ним с Елисейских полей, заходит точно в просвете Триумфальной арки. На самом же деле это так называемое «чудо» является отличным примером обстоятельств, которые на первый взгляд представляются весьма необычайными и многозначительными, хотя на самом деле ничего особенно замечательного в них нет. Разберем этот случай подробнее. Какова вероятность случайного совпадения? Во-первых, Триумфальная арка, оказывается, настолько широка, что Солнце садится в ее просвете в течение двух недель; это снижает шансы на то, что указанный заход действительно связан с рождением Наполеона, с 365:1 до 26:1. Затем следует вспомнить, что Солнце заходит в просвете Триумфальной арки в течение двух недель еще и в апреле, после чего шансы на неслучайное совпадение падают до 13:1. Затем следует признать, что и восход Солнца 15 августа носит столь же многозначительный характер, и шансы равны уже 6½:1. Далее, приходится считаться с тем, что подобный восход и заход Солнца, случись они в день смерти Наполеона, были бы не менее примечательны — 3¼:1, А что, если бы в день рождения Наполеона Солнце восходило или закатывалось в каких-то других арках, связанных с Наполеоном? Или восходило бы и садилось бы позади других сооружений, хранящих память о нем? И так далее. Таким образом, наполеоновский закат не несет в себе никакого скрытого значения. Не сомневаюсь, что специалист по «случайностям» без труда нашел бы в Стоунхендже ничуть не менее удивительные наполеоновские совпадения. Быть может, в годовщину Ватерлоо Луна восходит точно в направлении от центра Стоунхенджа к равнине, где разыгралась эта битва. Ну и что?

Игра в числа — всего лишь игра, если в нее играют без цели и метода. Но она может дать неплохие результаты, когда умственные построения надлежащим образом подкрепляются.

Несомненно, в Стоунхендже и в других мегалитических памятниках можно открыть еще много замечательного. И разумеется, их тайны можно и нужно исследовать, но при условии, что исследования эти будут вестись с той же упорядоченностью, какой отличалась работа их строителей.

Примечания

1. Это замечание почему-то напомнило мне столь же справедливые слова Иниго Джонса, который триста с лишним лет назад утверждал (цитирую по книге Баркли «Разрушенный храм»): «Разумеется, изучая сложные и темные тайны древности, куда легче опровергать и отрицать ложные разгадки, нежели найти истинную». Кстати, главная ось Стоунхенджа, продолженная на северо-восток, проходит километрах в 150 к северу от Копенгагена, а продолженная на юго-запад — километрах в 110 западнее самого западного мыса Франции.