Материалы по истории астрономии

5. Начало пути (1504—1512)

Итак, в конце 1503 г. Коперник возвратился в Польшу. Некоторое время он провел, по-видимому, в Кракове, где у него было много друзей и знакомых. Еще жив был Яков Годземба, краковский суффраган1, друг отца, одно время состоявший профессором Краковского университета. В Кракове жили университетский товарищ Коперника Бернард Ваповский, уже тогда серьезно занимавшийся историческими исследованиями и картографией, медик Ян Бенедикт, профессора Краковского университета Лаврентий Корвин, Марцин из Олькуша и др. Коперник мог бы стать их коллегой, профессором университета, — полученных в Кракове и Италии знаний, подтвержденных докторским дипломом, для этого было вполне достаточно.

Некоторые биографы Коперника вслед за Яном Снядецким2 сообщают, что в 1504 г. Коперник был записан членом Краковского университета; другие допускают возможность того, что он даже преподавал здесь в течение довольно длительного времени; но, к сожалению, эти сведения никакими документальными материалами не подтверждаются. Зато документально установлено, что на новый год, 1 января 1504 г., Коперник в свите епископа Ваченроде присутствует на заседаний сеймика в Мальборке, где обсуждались взаимоотношения между сеймиком и королевской властью, а также вопросы монетного обращения (которые позже глубоко его заинтересовали), с 18 но 20 января он посещает Эльблонг, а весной того же года опять вместе с Ваченроде сопровождает короля Александра в его поездке по Польше.

Почему же Коперник все-таки не остался в Кракове? Ведь в Кракове обстановка для его научной деятельности была бы наиболее благоприятной. Некоторые считают, что его привлекала безбедная жизнь каноника, позволявшая сколько угодно времени тратить на себя. Но (по крайней мере, для Коперника) исполнение обязанностей каноника назвать синекурой трудно: ниже мы увидим, что как член капитула он беспрерывно был занят хлопотливой и трудоемкой административной работой, порой совмещая по две должности сразу. Останавливала ли его угроза потерять пребенду? А она у вармийских каноников была и в самом деле значительной и достигала 400 дукатов в год (русский эквивалент дуката — золотой червонец). Но хотя профессорское содержание и было ниже, Коперник никогда не гнался за большим и в распрях своих собратьев по капитулу, стремившихся захватить должности, связанные с непосредственным выполнением церковных обрядов и в связи с этим с получением дополнительных доходов, никогда не принимал участия. Кроме того, существовала возможность сохранения пребенды каноника во время исполнения обязанностей университетского профессора. Следовательно, эти факторы отпадают. Тогда, значит, чувство долга перед капитулом, на средства которого столько лет было проведено в Италии? Эту версию исключить трудно, но вряд ли она могла сыграть решающую роль в выборе дальнейшего пути. Остается еще одно объяснение, которое невозможно сбросить со счетов.

Заботясь о своем племяннике, епископ Лукаш Ваченроде не только отдавал дань модному непотизму. Он, несомненно, любил Николая, с удовлетворением отметил во время побывки племянников в Вармии в 1501 г. зрелость его суждений, эрудицию, знание классиков, о многих из которых и сам Лукаш не имел четкого представления, — в его бытность в Болонье книгопечатание только делало свои первые шаги, да и интерес к античности, особенно греческой, только-только обозначился. Наконец, и увлечение племянника точными науками скорее радовало, чем пугало, — их ценность для развития логического мышления и тогда была очевидной. Но Лукаш был далек от мысли, что его любимый племянник променяет уготованный ему путь к высоким ступеням церковной иерархии на извилистую и каменистую тропу служителя науки. Кроме того, епископу подходил к концу шестой десяток, железное прежде здоровье начинало постепенно сдавать, все больше он нуждался в наблюдении добросовестного и эрудированного медика, в наличии расторопного и энергичного помощника для ведения обширных церковных, административных и дипломатических дел, наконец, просто в присутствии близкого и надежного человека, которому можно было бы довериться. Для всего этого Николай подходил как никто другой, и мысль приблизить его к своей особе созрела у Лукаша много раньше — когда он посоветовал племяннику выставить перед капитулом в качестве предлога для новой поездки в Италию желание изучать медицину. Каноники клюнули на приманку, рассчитывая обзавестись собственным врачом, но просчитались — не их интересы имел Лукаш тогда в виду, а свои собственные.

Николай не мог не знать об этих планах. И хотя в них заметно просвечивал эгоизм, на заботливость и любовь Лукаша он не мог не ответить любовью же, уважением и пониманием. Да Лукаш и не осознавал эгоистичности своих планов — не без оснований считал он, что у старого, опытного «службиста» будет чему поучиться племяннику, чтобы преуспеть на том поприще, которое он ему наметил. Видимо, именно эти обстоятельства и сыграли решающую роль в окончательном выборе Николаем дальнейшего пути. Погостив немного в Кракове, он без лишних напоминаний направился в Фромборк — местоположение кафедрального собора и резиденцию капитула — с тем, чтобы через некоторое время прибыть в резиденцию епископа в Лидзбарке.

В поддержку нашей версии приведем слова одного из давних биографов Коперника Ю. Бартошевича: «Copernicus baud dubio per totam vitam Cracaviensi Universitati ornamento fuisset, nisi ab avunculo esset revocatus», т. е. «Коперник, несомненно, стал бы на всю жизнь украшением Краковского университета, если бы не был вызван дядей»3.

У нас отсутствуют точные сведения о местопребывании и деятельности Коперника в 1504—1506 гг. Пользуясь отсутствием архивных, мемуарных и эпистолярных материалов за эти годы, некоторые биографы без достаточных оснований продлевали пребывание Коперника в Италии, другие относили эти годы на период его деятельности в Кракове и в Краковском университете. Однако лишние два года пребывания в Италии должны были бы отразиться, во-первых, на приобретении диплома доктора медицины, во-вторых, в переписке между Фромборкским капитулом, епископом и Николаем, следы которой должны были бы остаться среди дошедших до наших дней архивных материалов. Не могло не найти документального отражения и пребывание Коперника на должности преподавателя или профессора в Краковском университете — легче было затеряться записи о появлении его в составе капитула. Скорее всего, Коперник провел это время в Фромборке, где к нему, племяннику владыки, с интересом и затаенной тревогой присматривались собратья по капитулу, не торопясь пока с конкретными поручениями, — иначе их выполнение отразилось бы в документах; но не исключена также возможность, что после возвращения в Вармию Коперник сразу был оставлен епископом Лукашем в его свите.

Можно, однако, утверждать, что, когда Анджей Коперник в 1505 г. возвратился из Италии в Фромборк, имея, как и Николай, степень доктора канонического права, Николай в это время жил в Фромборке. Увы, вскоре после возвращения у Анджея началась или дала рецидив какая-то страшная болезнь (по-видимому, проказа); члены капитула потребовали его полной изоляции, хотели лишить пребенды, затем предложили половину, однако протесты больного и поддержка, оказанная несчастному Николаем и, возможно, дядей, способствовали сохранению пребенды. Анджей снова уехал за границу, безуспешно лечился там, снова возвратился, пожил немного на родине, наводя своим видом панику на каноников, и около 1519 г. умер.

В конце 1506 г. Лукаш обратился к Вармийскому капитулу с настоятельной просьбой. Ссылаясь на возраст, пошатнувшееся здоровье, множество дел государственной важности, он просил капитул перевести доктора Николая Коперника во «внешние» каноники с тем, чтобы официально закрепить его пребывание в Лидзбарке в должности лейб-медика епископа и, кроме того, его постоянного секретаря и советника. 7 января 1507 г. капитул принял решение отпустить Николая Коперника к епископу с сохранением полной канонической пребенды и даже с некоторой доплатой к ней.

И вот Коперник — один из обитателей просторного епископского замка на берегу р. Лыны. Несколько мрачное снаружи большое желтое здание с четырьмя башенками по углам имело большой внутренний двор с крытыми галереями по двум этажам вдоль внутренних стен. В здании — богато убранные залы для торжественных приемов, покои епископа, большая библиотека, жилые помещения для духовных и светских лиц из ближайшего окружения владыки. Здесь Коперник провел несколько лет. Работы было очень много, она далеко не исчерпывалась участием в торжественных приемах и обедах.

Выше уже шла речь об особом положении Вармии в Польском государстве. Это было полунезависимое церковное княжество, в котором епископ обладал не только церковной, но и светской властью. Положение Вармии осложнялось опасным соседством — ее территория с трех сторон граничила с землями Орденского государства, на севере ее граница шла по побережью Балтийского моря, и лишь коридор на западе соединял Вармию с землями Королевской Пруссии. Потерпевшие поражение в двух войнах в XV в. крестоносцы мечтали, выражаясь современным языком, о реванше, часто совершали вооруженные нападения на пограничные земли, убивали, грабили население Вармии, сжигали дома, угоняли скот. Великий магистр Тевтонского ордена Фридрих, занимавший этот пост с 1498 по 1510 г., отказался принести ленную присягу польскому королю, так же поступил и его преемник Альбрехт, больше того, он стал готовиться к войне против Польши. Стараясь отвести нависшую над его страной опасность, Лукаш, как мы о том уже упоминали, предложил направить крестоносцев на юго-восток, на борьбу с «нехристями» турками, но рыцарей больше устраивала необъявленная война с христианами поляками: насиженные земли они не собирались оставлять. Не прошел и второй проект Лукаша, рассчитанный на умиротворение Ордена, — преобразовать епископскую кафедру в архиепископскую, тогда епископства Орденской Пруссии, по крайней мере по церковной линии, оказались бы в подчинении вармийского владыки. Длинная рука крестоносцев «похоронила» этот проект в Риме. Лукаша же крестоносцы стали считать своим смертельным врагом. Политическая борьба с Орденом, укрепление связей с Польшей — вот основные мотивы деятельности Лукаша, и во всем этом Николаю со времени его появления в Лидзбарке приходилось принимать самое активное участие.

Лукаш же активно участвовал и в общепрусских, и общепольских делах. В 1505 г. он заседает в западнопрусских сеймиках в Грудзёндзе и в Эльблонге, в 1506 г. едет в Вильну, он часто бывает в Кракове, так как является одним из ближайших советников последовательно трех польских королей — Яна-Альбрехта (1492—1501), Александра (1501—1506) и Сигизмунда I Старого (1507—1548). Начиная с 1507 г. неизменным спутником Лукаша во всех его поездках становится Николай. В 1509 г., например, мы видим их в Кракове, затем с 22 февраля по 4 мая они присутствуют на Петроковском сейме, затем Лукаш отправляется домой, а Коперник — снова в Краков, здесь он 2 июня наблюдает затмение Луны4.

В 1510 г. Лукаш с Николаем в Познани — на переговорах Польши и Ордена. Перед тем дело едва не дошло до войны, теперь крестоносцы выдвигают коварное предложение — пусть Польша за большую сумму отступного передаст Королевскую Пруссию (и Вармию) в ленное владение Ордену. Польские представители заколебались, но твердая позиция Лукаша спасла положение. Зимой 1511 г. снова переговоры в Торуни. На этот раз Лукаш выдвигает предложение: объявить польского короля Великим магистром, и пусть он возьмет Орден в свое ведение — это обеспечит мир. Ход, естественно, не удался, но и сделан он был лишь для того, чтобы оттянуть время.

15 января 1512 г. праздновалась свадьба Сигизмунда с Барбарой Заполья. Снова в Кракове мы видим Лукаша, а рядом с ним Николая. После свадьбы Лукаш направился на сейм в Петроков, а Николай, вопреки обыкновению, на этот раз за ним не последовал. 20 марта Лукаш отправился домой, но 23-го, проезжая через Ленчицу, почувствовал себя плохо, 26-го его в очень тяжелом состоянии привезли в родную Торунь, где он через три дня, 29 марта, умер. По иронии судьбы лейб-медика рядом не оказалось. Причиной болезни послужило, очевидно, пищевое отравление. Не поторопили ли с помощью немного отравителя крестоносцы бога, которого столько раз просили в молитвах убрать из мира этого «дьявола во плоти»? 2 апреля Лукаша Ваченроде похоронили в Фромборке.

* * *

Поручения епископа занимали у Николая много времени, однако знания, приобретенные им в Кракове, Болонье и Падуе, он использовал не только для составления витиеватых и хитроумных посланий и врачевания сановитого дяди.

В середине XVIII в. некий библиофил, по фамилии Гетце, просматривая неиспользуемые фонды Дрезденской публичной библиотеки, обратил внимание на малоприметную латинскую брошюру под названием «Theophilacti Scolastici Simocati epistolae morales, rurales et amatorie interpretation latina Nicolai Copernici Cracovie in domo Domini Johannis Haller anno salutis nostre MDIX», т. е. «Нравственные, сельские и любовные письма схоластика Феофилакта Симокатты в латинском переводе Николая Коперника в Кракове, в типографии Иоанна Галлера в год спасения нашего 1509».

Имя Коперника уже тогда было достаточно широко известно, чтобы у прочитавшего заглавие Гетце не возникло сомнений в отношении личности переводчика. Не было новым и имя автора. Феофилакт Симокатта — византийский историк VII в. н. э., жил в эпоху императора Ираклия (610—641). Империя переживала тогда трудные годы — Константинополю угрожала опасность сразу с двух сторон: с запада нападали авары, с востока — персы. Ираклию, довольно искусному полководцу, нападения удалось отразить, сохранив владения Византии на Балканском полуострове и в Малой Азии, но была потеряна Сирия. Феофилакт исполнял одно время обязанности императорского секретаря, был епархом, т. е. губернатором одной из провинций (епархий), на которые делились более крупные территориальные единицы (диоцезы). Но кроме этого он был видным историком и писателем. Главное его произведение историческое: «История Византии в эпоху правления императора Маврикия (582—602)». Два других дошедших до нас — «Загадки природы и их решения» и уже упомянутые «Письма» — относятся к другим жанрам. Первое — к очень популярному в позднеантичное время жанру «mirabilia», т. е. различных удивительных историй о чудесных, редких и малоправдоподобных случаях; второе представляет собой образец также весьма распространенного в античные времена эпистолярного жанра. Оно состоит из 89 не связанных друг с другом небольших писем, будто бы написанных знаменитыми древнегреческими учеными, философами и государственными деятелями, а также и рядовыми людьми. Вот имена, встречающиеся в числе авторов: Фалес, Сократ, Платон, Диоген, Эратосфен, Архимед, Фемистокл, Перикл, Алкивиад и др. Действие предполагается где-то в отдаленном прошлом, в античной Греции, но хронология игнорируется; когда речь заходит о религиозных обрядах, то говорится о культе языческих, античных божеств. Да и общий тон «Писем» чисто языческий, что важно для оценки значения публикации Коперника в то время.

Через всю книжку, чередуясь, проходят три темы: «моральная» — нравоучительная; «буколическая» — на мотивы сельской жизни — и «любовная». Современному читателю содержание «Писем» покажется незначительным, а мораль — поверхностной и местами плоской, но по меркам времен Симокатты и даже Коперника они ценились, о чем свидетельствует хотя бы большое количество дошедших до нас рукописных копий.

Для представления о характере писем Симокатты приведем здесь несколько образчиков. Например, моральные письма. Платон — Дионисию:

«Если стремишься преодолеть свою печаль, пойди прогуляться среди могил — и это исцелит тебя от страданий. Ты увидишь, что владевшие даже огромным богатством за гробом владеют горстью пыли».

Платон — Антиоху:

«Мы правим лошадьми с помощью вожжей и кнута, в другом случае мы плывем на корабле, подняв паруса, или сдерживаем его, обуздывая якорями. Так же надлежит управлять и своим языком, то вооружая его словами, то успокаивая молчанием».

Сельские письма. Каламон — Спирону:

«Если ты пожелал стать земледельцем, то откажись от сутолоки государственных дел. Если же тебя интересуют речи ораторов, судебные процессы и публичные выступления, то отбрось в сторону кирку и проваливай, забрав каламиду (тростинка для письма. — Авт.) свою и бумагу».

Антин — Ампелию:

«Близок сбор винограда, и сладким соком переполнились гроздья. Присматривай же за дорогой да возьми себе в помощники хорошую критскую собаку. У бродяг руки длинные и всегда готовые погубить труды земледельца».

Термин «любовные» по отношению к письмам третьей темы не совсем точен. В сборнике Симокатты они называются «гетерическими» (ἑταιρἳκαί), т. е. относящимися к гетерам, куртизанкам, любовницам. Любовный пафос в них отсутствует, но нередко затрагиваются темы житейской мудрости и этики. Вот образцы таких писем.

Фетида — Анаксарху:

«Ты не можешь любить одновременно Фетиду и Галатею. Страсть не обращается одновременно на две стороны, боги любви не делятся, ты окажешься не в силах вместить двойную любовь. Как земля не может согреваться двумя солнцами, так и душа не в состоянии вынести двойное пламя любви».

Теано — Эвридике:

«Ушла красота, которой ты некогда блистала. Близится почтенное время морщин. Ты, Эвридика, однако, стремишься скрыть правду, когда обманываешь любовника с помощью снадобий искусственной красоты. Отдай, милая старушка, времени то, что ему принадлежит. Луга поздней осенью не покрываются цветами. Не забывай о смерти, ты уже довольно близка к ней. Приучай себя быть благонравной, ибо ты должна быть покорной необходимости. Ты грешишь и против старости, и против молодости. Когда ты выдаешь себя за молодую, ты лжешь и клевещешь на старость, хотя она уже и стала твоей».

Перикл — Аспазии:

1«Раз ты ищешь подарков, то, значит, ты не любишь: ведь-любовь бескорыстна и учит и влюбленных быть бескорыстными. Итак, если ты любишь, ты должна скорее давать, чем брать. Но так как ты жаждешь денег, то, хоть ты и притворилась с целью обогащения влюбленной, твои побуждения выдал твой язык, продающий за золото радости любому желающему»5.

Текст «Писем» интересует нас в той мере, в какой он позволит нам сделать определенные выводы о значении этого предпринятого Коперником издания. Но еще больше интересует нас то, что в этой книге сказано самим Коперником и его другом Лаврентием Корвином. Прежде всего Коперник свой перевод посвящает дяде — епископу Лукашу Ваченроде, и в посвящении он пишет так:

«Высокоуважаемый Владыка и отечества нашего отец!

Феофилакт Схоластик6 превосходно, как кажется мне, составил нравственные, сельские и любовные письма. Исходя, без сомнения, из того соображения, что особое удовольствие обычно достигается разнообразием, потому что разные характеры радость находят в разном, поскольку одним нравится серьезное, а другим легковесное, иным строгое, а иным легкомысленное, всякому нечто свое, — и он так перемешал серьезное с легким и строгое с игривым, что в письмах этих, как в своего рода саду, каждый читатель сможет взять себе из цветов такие, какие ему больше нравятся. Но так много вложено им во все письма полезного, что выглядят они не письмами, а скорее законами или правилами человеческой жизни... Относительно нравственных и сельских писем едва ли тут у кого-нибудь возникнут сомнения. Что же касается писем любовных, то хотя их заглавие и указывает, по-видимому, на их игривость, но, подобно тому, как врачи имеют обыкновение умерять сладостью горечь лекарств, чтобы делать последние более приятными для больных, то такое же примерно получили исправление и они, вследствие чего не в меньшей степени, чем письма нравственные, надлежало бы наделить и их тем же названием. А раз это так, то, признавая несправедливым, чтобы читали их одни только греки, а для латинян оставались бы они неизвестными, я счел своей обязанностью постараться их перевести на латинский язык. Тебе, высокоуважаемый Владыка, посвящаю я этот малый дар, с твоими щедротами, впрочем, совершенно несоизмеримый, так как всякий труд, то есть каждый плод скромного моего ума, должен заслуженно почитаться твоим»7.

Этим предисловием, как и самим изданием писем, Коперник определенно заявил себя гуманистом. Следует учесть, что догматики, наиболее реакционные представители духовенства и ученых кругов, в Италии и в других странах, в том числе и в Польше, ненавидели греческую культуру и литературу, предостерегали от увлечения греческим языком. «Писания греческие — источник ереси», «Бойся греков, дабы не стать еретиком», — учили они.

Поэтому само издание «Писем» было своеобразным вызовом. Кстати, это был первый перевод с греческого, опубликованный в Польше. Самого Коперника в «Письмах» привлекла, несомненно, легкость литературной формы, в которую вложен своеобразный кодекс «правил жизни», обеспечивавших человеку право на свободу в поисках истины и так отличавшихся от тех, которые предписывались католической религией. Если учесть к тому же «языческий» с точки зрения христианства фон, то положительное общественное значение предпринятого Коперником шага становится совершенно очевидным. Обращает на себя внимание также выраженное здесь Коперником чувство глубокой признательности к Лукашу.

Возникает вопрос: когда был выполнен Коперником перевод? И.И. Толстой считает, что возможное время начала перевода — период пребывания в Болонье, время обучения греческому у Антонио Урцео Кодра. Нам кажется, что перевод действительно начат был в Италии, но не в Болонье, где Коперник только начал изучать греческий, а в Падуе, где он довел знание этого языка до совершенства. Кстати, словарь Хрестония, которым он обычно пользовался при чтении греческих текстов, вышел только в 1500 г., когда Коперника уже не было в Болонье. А между тем И.И. Толстой отмечает высокое качество перевода: «Перевод Коперника точен. Это не пересказ, а подлинный перевод, стремящийся передать не только содержание мысли, но и словесное ее выражение... В письмах внимание Коперника обращено не только на мысль, но и на ее речевую форму, причем вполне ощутимо желание переводчика передать и стилистические особенности подлинника... В ряде случаев мы с полной ясностью видим, что Коперник отдает себе отчет даже в фигурах греческой риторики ...обнаруживаемое Коперником понимание технических фигур греческой риторики указывает на выучку, так как без руководства со стороны опытного учителя подметить и стилистически оценить все эти сложные риторические фигуры было, разумеется, невозможно»8.

Это обстоятельство, безусловно, говорит о том, что перевод относится к более позднему периоду, чем болонский. Вероятно, начав в Италии, Коперник закончил и обработал его уже в Лидзбарке, когда состоял при Лукаше секретарем и врачом. Он договорился о его издании во время одной из поездок в Краков, может быть, в том же 1509 г., — на печатание сравнительно небольшой книжки много времени не требовалось.

В книге есть еще одна интересная деталь, которой мы пока не касались. Тексту перевода предпослано обширное, в 116 стихов, латинское стихотворение, автором которого был Лаврентий Корвин, один из преподавателей Коперника по Краковскому университету и его друг; возможно, не без содействия Коперника променял Корвин положение профессора университета на более доходную должность служащего торуньского городского магистрата. В самом стихотворении Корвин описывает событие, не имеющее прямого отношения к содержанию писем: свое четырехдневное путешествие, по-видимому из Торуни на родину, во Вроцлав. Но само описание путешествия своеобразно обрамляется прославлением, во-первых, того, кому посвящена книга, т. е. Лукаша Ваченроде, «глубокоуважаемого мужа, под сенью мудрого управления которого процветает счастливая Вармия», а во-вторых, и самого автора перевода, т. е. Коперника. Особое внимание привлекают следующие строки:

«Huic vir doctus adest, Aeneae ut fidus Achates,
  Hoc opus ex graeco in verba latina traheus
Qui celerem lunae cursum alternosque meatus
  Fratris cum profugis tractat et astra globis,
Mirandum Omnipotentis opus: rerumque latentes
  Causas seit miris quaerere principiis».

«С ним муж ученый стоит, как верный Ахат при Энее,
  Греческий труд перевел он на латинский язык,
Быстрый бег Луны, переменные брата движенья,
  Также вращение сфер, звездный восход и заход,
Чудное дело Творца и скрытые мира причины
  Может он объяснить с помощью дивных начал».

Это место давало основание некоторым исследователям творчества Коперника сделать вывод, что к моменту опубликования «Писем» Коперник уже вполне овладел новыми астрономическими идеями и популяризовал их. Так, К.Л. Баев пишет: «Последняя фраза позволяет думать, что Лаврентию Корвину были известны, по крайней мере в общих чертах, идеи Коперника. Если это так, то мы должны заключить, что уже в 1509 году Коперник не только овладел своими новыми идеями, но и был уже в состоянии популярно излагать свою теорию. Кроме того, из этого следует, что Коперник уже не скрывал своих взглядов.

Таким образом, уже в 1509 году Коперник был известен, правда, очень небольшому кругу лиц, как смелый реформатор астрономии. Но, вероятно, об этом знали весьма немногие...»9 Увы, приведенные стихи оснований для такого утверждения не дают. Совершенно ясно, что из названных здесь астрономических объектов речь идет о Луне, планетах и звездах. Но что могло означать выражение «брат Луны»? Если это Земля, то тогда «движения брата» («meatus fratris») следует понимать как «движения Земли», иными словами, Корвин был посвящен в то, что его друг «сдвинул Землю», а тогда, следовательно, и «остановил Солнце»? Однако простейший филологический анализ опровергает это предположение: Terra (Земля) по-латыни женского рода (как и Luna — Луна) и уже поэтому братом Луне служить не может. А вот Sol (Солнце) по-латыни мужского рода, оно и является «братом Луны», что соответствует довольно распространенной в то время поэтической формуле. Это соответствует и античной мифологии, где Аполлон — Солнце, а его сестра Диана — Луна, и, наконец, объясняет выражение «Alterai meatus» — попеременные извилистые движения, движения Солнца по эклиптике то выше, то ниже экватора — и «mira principia» — дивные начала. (Но, конечно, еще не те начала, которые мы хотели бы здесь обнаружить.) Никаких упоминаний о гелиоцентризме здесь еще нет, однако выдающиеся астрономические познания Коперника особо подчеркиваются.

Таким образом, стихотворение Корвина не дает нам ответа на чрезвычайно важный вопрос: когда Коперник вплотную занялся разработкой своей теории? Как уже выше отмечалось, максимум сведений, которые он мог использовать при разработке гелиоцентрической системы, сводился к тому, что Земля, возможно, вращается вокруг своей оси, но и этого с определенностью утверждать было нельзя; в астрономии того времени не различалось вращение тела вокруг оси и движение точки по окружности — и то и другое называлось круговым движением. А ведь как раз установление различия между этими двумя видами движения было основным шагом на пути к построению гелиоцентрической системы Вселенной. И именно Коперник был тем, кто этот важнейший шаг сделал, причем (как это будет показано ниже) никто ни до него, ни в ближайшее время после него ни в Польше, ни в Италии, ни в какой-либо другой стране об этом и не помышлял.

В обращении к папе Павлу III, которым предваряет Коперник свой гениальный труд «О вращениях небесных сфер», датированный 1542 г., он пишет: «...закончил свой труд и позволил увидеть свет этой книге, которая скрывалась у меня не только до девятого года, но даже до четвертого девятилетия»10.

В произведении Горация «De arte poetica» («О поэтическом искусстве»), которое Коперник хорошо знал, маститый поэт говорит начинающему, что каждая книга «должна лежать под спудом девять лет» («nonum prematur in annum»). Таким образом, Коперник здесь совершенно ясно дает понять, что его труд «вылеживался» значительно больше установленного Горацием срока. Но сколько? Если предлог «in» переводить с разными значениями, получим «в девятом году», «через девять лет» или даже «до девятого года» и нюансы будут совершенно незначительными. Но вот смысл выражений «четыре девятилетия», «в четвертом девятилетии» и «до четвертого девятилетия» разный, причем разница достигает девяти лет. Если считать, что Коперник «выдерживал» свое произведение 4×9 = 36 лет, то получим 1542 − 36 = 1506 год. Если же говорить о трех девятилетиях, получаем соответственно 1515 год. Следует, конечно, иметь в виду, что указанный Коперником срок «для красного словца» и «круглого счета» несколько гиперболизирован. Притом речь может здесь идти, конечно, о времени оформления идеи, а не рукописи, что произошло значительно позже.

Мы считаем, что принять за начало работы над книгой следует, скорее, 1515 год, чем 1506, и вот почему. Текст «Вращений» свидетельствует о том, что Коперник очень хорошо знает «Альмагест» Птолемея, который при написании своей книги он постоянно имел на столе. Но полный текст «Альмагеста» в латинском переводе Герардо Кремонского был издан только в 1515 г. в Венеции. Поэтому маловероятно, что к сочинению труда, о котором идет речь в посвящении, он приступил раньше этого времени. Однако разработкой своей теории он занялся действительно раньше.

В настоящее время известно еще одно сочинение Коперника, написанное явно раньше, чем «О вращениях небесных сфер». Мы имеем в виду так называемый «Малый комментарий» («Commentariolus»). Об этой книге выдающийся польский биограф Коперника Л.А. Биркенмайер пишет: «В мае 1504 года, когда Коперник на обратном пути из Италии в Вармию задержался на некоторое время в Кракове, упомянутый выше эскиз нового механизма мира был уже настолько готов, что заключенный в нем теоретический аппарат был достаточен для вычисления положений планет впервые в соответствии с гелиоцентрическими представлениями. На ближайшие годы — 1505, вероятнее, однако, на 1506 или даже 1507, падает составление и выпуск в свет... небольшого сочинения, которое обычно неправильно называется "Малым комментарием"»11.

Биркенмайер снова возвращается к этому вопросу в своей книге «Stromata Copernicana» (Krakow, 1924). Его рассуждения заключаются в следующем. В архиве уже знакомого нам краковского доктора медицины Матвея из Мехова (1456—1523), бывшего одно время ректором Краковского университета, был в свое время обнаружен каталог книг и рукописей его библиотеки, написанный в виде приложения к его завещанию и относящийся к 1514 г. В этом каталоге имеется следующая запись: «Item sexternus12: Theorice asserentis terram moveri, Solem vero stare» («Теория, утверждающая, что Земля движется, Солнце же покоится»).

Хотя имя автора здесь и не указано, Биркенмайер считает эту рукопись «Малым комментарием». Доктор Матвей и Коперник могли неоднократно встречаться в Кракове, тем более, что Матвей жил в одном доме с другом Коперника Бернардом Ваповским. От него Матвей мог и получить рукопись Коперника. Но, во-первых, астрономия не была областью интересов Матвея, во-вторых, в заглавии на рукописи имя Коперника отсутствует, и, в-третьих, нам известны и другие рукописи, имевшие хождение в Краковском университете, в которых смена дня и ночи объяснялась вращением Земли вокруг своей оси. Так что это упоминание о давно утерянном секстерне не дает данных для каких бы то ни было положительных заключений.

Забегая немного вперед, скажем, что, относя «Малый комментарий» к 1505—1507 гг., Биркенмайер ошибался. Ниже, в главе, специально посвященной этому произведению, постараемся показать, что его возникновение следует, скорее всего, датировать 1515 г. Для окончательного оформления своих идей Копернику предстояло еще решить ряд вопросов, в частности создать базу для астрономических наблюдений и провести их.

Примечания

1. От лат. suffraganus — в католической церкви заместитель епископа, викарий.

2. См. Jan Sniadecki. О Koperniku. Warszawa, 1802.

3. См. Bartoszewiez, Julian. Nicolai Copernici Torimensis... vita. Warszawa, 1855.

4. См. Николай Коперник. О вращениях..., стр. 259.

5. Образцы писем Симокатты можно найти в кн. М.А. Энгельгардт. Н. Коперник. Его жизнь и научная деятельность. СПб., 1895, а также в уже упомянутых биографиях К.Л. Баева, Г. Ревзина и в статье И.И. Толстого «Коперник и его латинский перевод «Писем» Феофилакта Симокатты» в кн. «Николай Коперник». М.—Л., Изд-во АН СССР, 1947, стр. 64—83.

6. Это прозвище, конечно, не означает, что Симокатта был представителем схоластического направления средневековой науки; «σχολαστιχόζ» — греч. преподаватель от «σχολή» — школа, что указывает, возможно, на то, что Симокатта читал лекции или ведал вопросами обучения.

7. Перевод И.И. Толстого. «Николай Коперник». М.—Л., Изд-во АН СССР, 1947, стр. 80—87.

8. Там же, стр. 72—74.

9. См. К.Л. Баев. Цит. соч., стр. 47.

10. Николай Коперник. О вращениях..., стр. 12.

11. См. L.A. Birkenmajer. Mikołaj Kopernik. Kraków, 1900.

12. Sexternus — секстерн, тетрадь в шесть двойных листов, т. е. 24 страницы.

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница

«Кабинетъ» — История астрономии. Все права на тексты книг принадлежат их авторам!
При копировании материалов проекта обязательно ставить ссылку