Институт при Наполеоне

В то время как под вывеской «умиротворения Франции» в интересах восторжествовавшей реакционной буржуазии производилось настойчивое выкорчевывание демократических учреждений и революционных порядков, в Национальном институте также происходили некоторые перемены.

С 13 мая 1801 г. Лаплас на заседаниях Института должен был, как и его коллеги, носить форму, предписанную консульским указом. Были введены две формы — будничная и парадная. Консулы, вернее — Наполеон, хотели и среди штатских чиновников внедрить дисциплину и придать им больше внешнего блеска и эффекта. Парадный, или «большой», костюм состоял из черных панталон и такого же камзола, сплошь покрытых шелковым шитьем, изображавших оливковые ветви темно-зеленого цвета, и шляпы, носившей название «а-ля франсэз». «Малый», или будничный, костюм отличался от «большого» тем, что шелком были расшиты только воротник и обшлага камзола.

В таком мундире Лаплас изображен на некоторых портретах.

3 плювиоза XI года (12 января 1803 г.) по докладу нового министра внутренних дел Шапталя Институт был вновь несколько реорганизован. Вместо трех разрядов в нем было введено четыре разряда — физико-математических наук, французского языка и литературы, истории и древней литературы, изящных искусств. Первому разряду — возможно, под влиянием Лапласа — был придан наибольший вес. В него вошло шестьдесят пять членов (в остальные — от 29 до 40 человек). Кроме того, первый разряд был разбит на две секции: математическую и физическую; каждая из них имела своего непременного секретаря. Два человека от этого разряда входили и в президиум Института, так что физико-математические науки получили заметное преобладание над остальными. Должность непременных секретарей, упраздненная с падением монархического режима, была восстановлена по таким соображениям: «Восстановление этих должностей возродит отрасль красноречия, запущенную за последнее десятилетие. Кроме того, это дает правительству уверенность, что его воля в отношении составления истории наук за каждые пять лет будет хорошо выполнена». Впервые в 1802 г. Институту было поручено составить сводку состояния французской науки, литературы и искусства, начиная с 1789 г. Такие же сводки ему предлагалось представлять в дальнейшем каждые пять лет.

Лаплас в годы наполеоновской империи

Выборы членов Института должны были утверждаться правительством, вернее — Наполеоном, который умудрялся поспевать всюду.

При империи Институт, перед которым когда-то заискивал Наполеон, стал совершенно послушным новому правителю. Первый консул, а затем император хозяйничал в нем как хотел, и в Институт выбирали только желательных ему лиц. Из Института был изъят разряд гуманитарных и политических наук. Заниматься ими вообще было запрещено, за исключением «истории, преимущественно древней истории». Наполеон не выносил критики, «болтовни» и «идеологов».

Наполеон частенько делал грубые выговоры астроному Лаланду и писателю Шатобриану, когда ему казалось, что они уклоняются от религиозной или политической ортодоксии империи. Однажды он вызвал к себе Сежура и сказал: «Вы председательствуете во втором разряде Института. Я приказываю вам передать ему, что я не желаю, чтобы на заседаниях говорили о политике. Если разряд не будет повиноваться, я его сломаю, как негодную тросточку».

Избираемые члены Института должны были представляться императору лично, после того как он утвердит их избрание. В назначенный день эти лица вместе с президиумом Института, секретарями четырех разрядов и академиками, желавшими лично представить властелину свои выдающиеся работы, собирались в гостиных Тюильри. Император, возвращаясь с мессы, которую он теперь стал посещать, делал смотр артистам, литераторам и ученым, зеленой шеренгой выстроившимся вдоль зала. Для наиболее честных из них было невыносимо наблюдать болезненное стремление быть замеченными императором, подобострастную угодливость, которые были характерны для большинства светил науки и Института.

В этом отношении любопытна сцена, свидетелем которой был Лаплас.

Знаменитый основатель теории эволюции в биологии, убеленный сединами Ламарк подал с глубоким поклоном Наполеону свою только что вышедшую книгу.

— Это что еще такое? — спросил Наполеон. — Это ваша бессмысленная «метеорология», этот ежегодник, позорящий ваши старческие дни? Занимайтесь естественной историей, и я с удовольствием приму ваше произведение. Этот том я беру только из уважения к вашим сединам. Держите! — и император сунул книгу кому-то из своей свиты.

После каждого быстро и повелительно вылетавшего слова Наполеона несчастный Ламарк тщетно пытался пробормотать: «Я представляю вам труды по естественной истории» и, не найдя в себе нужной гордости, расплакался.

Араго рассказывает, что сейчас же после этого разговора с Ламарком Наполеон обратился к одному из членов Института — Ланжуинэ — и в ответ наткнулся на непривычную для себя дерзость.

— Я вижу, весь Сенат целиком собирается влиться в Институт, — смеясь обратился он к Ланжуинэ.

— Ваше величество, ведь это то учреждение, у которого больше, чем у какого-либо другого, остается свободного времени для занятий литературой, — ответил Ланжуинэ, намекая, что фактически Сенату приходилось лишь беспрекословно вотировать императорские указы.