|
Опыт о распространении наук
Чтением «Энциклопедии XVIII-го столетия» начал Ампер свою жизнь литературную и кончил ее планом новой энциклопедии. Существенная часть этого плана содержала предположение о распределении всех человеческих знаний.
Одно из действующих лиц бессмертных комедий Мольера горячо рассуждает о фигуре и форме шляпы, т. е. спрашивает, куда должно отнести шляпу: к формам или фигурам?
Здесь мы видим глубокую и веселую насмешку над злоупотреблением классификаций. Возвратитесь ко времени Мольера или только к первым годам XVIII-гo столетия, и вы увидите, что великий поэт сражается не с привидениями; вы будете поражены странным сочетанием идей, встретите классификации, основанные на чудовищных аналогиях. Например, в «обществе искусств», основанном принцем крови, графом Клермонтским, — в обществе наук, словесности и механических ремесел историк стоит подле золотошвеи, поэт подле красильщика, и пр., и пр.
Но злоупотребление — не закон; посмотрим же, на законном ли основании написал Ампер сочинение, половина которого еще не издана, и которое он назвал «опытом о философии наук, или аналитическим изложением распределения всех человеческих знаний».
Ампер хотел решить вопрос обширный и бывший предметом размышлений Аристотеля, Платона, Бекона, Лейбница, Локка, Даламбера и пр.
Бесполезные усилия столь знаменитых гениев доказывают трудность задачи: но доказывают ли ее пользу?
Аристотель утверждал, что все предметы могут быть подведены под десять категорий. Если я напомню, что эти категории были изменяемы различным образом, то мне возразят, что это предвидели, как необходимое следствие успехов человеческого ума. Но я предложу другой, более затруднительный вопрос: к чему послужили категории?
Я уже упоминал о мнении Мольера; но вот мнение знаменитого автора «Логики Порт-Рояйля»; «Учение о категориях не только бесполезно, но и опасно, потому что оно приучает людей к пустословию, заставляет думать, что они все знают, хотя помнят и знают только одни слова».
Если бы это сильное замечание попалось на глаза Ампера, то он отвечал бы:
«Естественное распределение наук помогло бы образовать правильно отделения Института, который хвалится совокупностью всех человеческих знаний;
Естественное распределение наук помогло бы правильно разделить методическую энциклопедию;
Посредством естественного распределения наук выучились бы правильно располагать книги в больших библиотеках, — предмет, которым Лейбниц занимался долго и усердно;
Естественное распределение наук произвело бы счастливую перемену в их преподавании».
Все это верно и справедливо. Но, к несчастью, правила этого распределения, составленные a priori, и, по-видимому, ведущие к полезным следствиям, соединяют, сближают, группируют совершенно разнородные предметы.
Возьмите энциклопедическое дерево Бекона и Даламбера, т. е. возьмите таблицу наук, основанную на гипотезе, против которой не было сделано никакого возражения, именно на том, что человеческое разумение зависит только от трех способностей: от памяти, ума и воображения, и вы увидите, что в большое отделение наук, зависящих от памяти, надобно поместить политическую историю вместе с историей минералов и растений; к отделению же наук умозрительных — отнести метафизику, астрономию, мораль, химию и пр.
Последуйте Локку или — вернее — Платону: тогда богословие соедините с оптикой.
Попробуйте подражать римским училищам, в которых науки разделяются на три отрасли: науки власти, разума и науки наблюдательные; на каждом шагу встретитесь с самыми смешными несообразностями.
Таких важных недостатков нет в распределении наук Ампера; тут действительно соединены предметы аналогические и разделены — разнородные. Автор не принял в основание отвлеченное понятие о наших способностях; его два главных отделения, два царства наук суть учение о мире, космология, и учение об идеях, антология.
Науки космологические, в свою очередь, подразделяются также на два отдела: на науки о предметах неодушевленных и о предметах одушевленных. Первые из этих отделов имеет две ветви: науки математические и науки физические. Продолжая такие двойственные подразделения, Ампер составляет таблицу, в которой науки и искусства заключены:
в двух царствах,
четырех подцарствах,
восьми ветвях,
шестнадцати отростках,
тридцати двух науках первого порядка,
шестидесяти четырех науках второго порядка,
и в сто двадцати восьми науках третьего порядка.
Сто двадцать восемь наук! Вот чему надобно учиться, чтоб овладеть человеческими знаниями! Это огромное число страшно для каждого отдельного лица; но человеческий род не должен ли им гордиться? Ампер насчитал столько наук потому, что допустил слишком мелкие подразделения; его науки суть главы наук уже известных; а допустив такие дроби, он принужден был выдумать новую терминологию, которая, конечно, никому не понравится; вот, для примера амперовы науки канолболобия, кибернетика, терпногнозия, технесфетика, и пр.
Но дело не в числе подразделений, а надобно посмотреть, делают ли они яснейшее понятие о предметах, облегчают ли они преподавание?
Нет профессора, который бы не понимал ныне, что даже элементарный курс астрономии должен начинаться описанием видимых движений тел небесных; потом от видимых движений надобно перейти к истинным, и наконец показать физическую их причину. Вот три части одной и той же науки. Я не знаю, что приобретет она, когда из первой ее части сделаем отдельную науку и назовем ее уранографией, и когда вторую часть разделим на две науки — на гелиостатику и астрономию.
Наш знаменитый товарищ из общей физики исключил сравнительное изучение перемен, которым подвергаются явления в разных местах и в разное время. Если он имел в виду изучение глубокое, специальное, то еще можно согласиться с ним; в противном же предположении, мысль его покажется весьма странной: хорошо ли будет, если профессор скажет, что ныне в Париже северный конец магнитной стрелки уклоняется от севера к западу на 22°, и после того замолчит и предоставит профессору физической географии договорить, что в Париже, до 1666 г. склонение было восточное, в 1666 г. оно равнялось нулю, и что во всяком месте на земле склонение изменяется ежесуточно, стрелка беспрестанно качается около своего среднего положения.
Ампер думал, что в преподавании не должно соединять медицинское веществословие с терапевтикой. Правда, знание свойств медикаментов отличается от их употребления; но если подумать, что изучаем свойство лекарств именно для их употребления, для облегчения человеческих страданий, и что, соединяя знания с их употреблением, открываем пользу наук, сокращаем время учения и уменьшаем грусть, наводимую изречением: «жизнь коротка, а наука продолжительна». Не худо помнить эти замечательные слова Гиппократа и не забывать их при распределении преподаваний.
Ампер был уверен, что в его распределении наук нет повторений; он надеялся, что по его плану преподавание будет строго логическое; изучая одну науку, не встретим надобности прибегать к помощи другой, отдельной от первой большим промежутком в его синоптической таблице.
Впрочем, знаменитый метафизик думал, что такое логическое преподавание возможно только в области отвлеченных наук математических. «Преподаватели, — говорит он, — должны быть честны; кредитом пользуется только тот, кто хорошо платит; а хорошо платят только одни геометры».
Но сам Ампер хорошо ли платил свои долги в прикладной математике? Если бы позволяло время, то я без труда доказал бы, что наш знаменитый товарищ был в заблуждении. Например, в его таблице астрономия поставлена прежде физики, и, следовательно, прежде оптики; но при первых уроках уранографии, при самом начале учения о суточном движении неба, каким образом профессор объяснит употребление зрительной трубы и сетки, вставляемой в общем фокусе стекла предметного и глазного? Как он, не входя в долг у физика, будет говорить о преломлении света в атмосфере, которое так много изменяет круговое суточное движение звезд? Все астрономы, согласно со мной, считали неестественным преподавать гелиостатику или доказательство коперниковой системы прежде изложения законов Кеплера, выведенных из наблюдений.
Много можно набрать таких примеров; однако ж они не доказывают, чтоб распределение наук Ампера было хуже прежних распределений; может быть, система его потребует немногих перемен для ее усовершенствования, но теперь можно сказать решительно, что различные ее части свидетельствуют об обширных и глубоких знаниях автора.
Ампер занимался не одним общим распределением всех наук в совокупности; он предложил также частный план одних наук физических и естественных. Даже в наше время его химическая классификация может быть весьма полезна; — замечательно, что несмотря на новые изменения в химии, мнение Ампера, геометра Ампера, совершенно оправдались в противность мнениям всех химиков в свете.
|