Глава IX. Скитания по Италии (1576—1579)

Бруно прибыл и Геную 15 апреля 1576 года, в конце великого поста. Он рассказывает, что в Генуе монахи показывали священный хвост того самого осла, на котором якобы в вербное воскресенье совершился въезд Христа в Иерусалим:

«Я сам видел, как в Генуэзской крепости монахи показывают и заставляют лобызать мохнатый хвост со словами: «Не прикасайтесь, лобзайте. Это святые мощи того благословенного осляти, которое сподобилось нести господа нашего с Елеонской горы в Иерусалим. Поклоняйтесь, лобзайте, подавайте милостыню! Сторицею воспримете и жизнь вечную унаследуете»»¹.

Пребывание Бруно в Генуе было очень непродолжительным. В мае 1576 года он прибыл в Ноли, небольшой приморский город Генуэзской области. От внутренних областей Италии Ноли отделен горами. Единственным средством сообщения были морские пути. С XII века город Ноли представлял собою небольшую республику, находящуюся под покровительством Генуи.

Почти полная изолированность Ноли обеспечивала Бруно на первое время безопасность от шпионов инквизиции.

Около четырех месяцев он преподавал здесь юношам из богатых семейств грамматику и науку о небе, или «о сфере».

Предположение, что отъезд Бруно из Ноли был вынужденным, не подтверждается документами. Едва ли он сам намеревался долго оставаться там.

Из Ноли морским путем Бруно добрался до Савоны, где провел две недели, оттуда через Апеннины направился в Пьемонт и остановился на некоторое время в Турине.

Турин упоминается в «Изгнании торжествующего зверя».

Заработав немного денег, Бруно уехал отсюда в считавшуюся наиболее свободной область Италии — в Венецию. Здесь он прожил всего несколько недель. Вероятно, это было уже в начале 1577 года.

Венецианским инквизиторам он сообщил, что написал и издал в Венеции книжку «О знамениях времен».

«Ему сказано: — Пусть расскажет и изложит, куда отправился после отъезда из Ноли, в какие области и страны, в каких городах и странах находился, чем занимался и что делал.

Ответил: — Как уже сказано мною, я находился в Ноли приблизительно четыре месяца, преподавая грамматику детям и читая о сфере некоторым дворянам.

Затем я уехал оттуда и прибыл сперва в Савону, где провел около 15 дней, а из Савоны направился в Турин. Не найдя подходящего для себя занятия, я прибыл по реке По в Венецию. Здесь я провел полтора месяца во Фреццари, наняв комнату в доме служащего арсенала. Имени его не знаю. В это время я напечатал книжку под названием «О знамениях времен». Книжку я издал с целью заработать немного денег на существование. Эту работу я сперва представил на рассмотрение почтенному отцу магистру Ремиджио из Флоренции»².

Эта книга не сохранилась; нигде больше но встречается даже упоминаний о ней. Если она и была издана, то это — первая опубликованная работа Джордано Бруно и единственная, вышедшая в Италии.

Эта книга вызывала большой интерес биографов, строивших всевозможные предположения о ее содержании. Однако до сих пор биографы шли по неверному пути, предполагая, что в ней был дан первый набросок философских взглядов Джордано Бруно и его учения о вселенной.

Бруно говорит, что напечатал книжку с целью заработать немного денег. Философские и естественнонаучные сочинения не приносили доходов в XVI веке. Французские и швейцарские издательства, как и франкфуртские, терпели от выпуска философской литературы только убыток, который покрывали продажей богословской литературы и классиков. Доход от продажи философских запрещенных книг получали главным образом агенты, сбывавшие их контрабандным путем. Сам Джордано Бруно, опубликовавший большое количество книг, до конца жизни оставался бедняком.

Это — первый убедительный довод против предположения, что «О знамениях времен» — философская книга. Второй довод также вытекает из слов Бруно: он написал этот труд для заработка, а не для того, чтобы проповедовать свое учение. Книжка, выпущенная в условиях инквизиционной цензуры, да еще под контролем монаха, не могла выражать взгляды самого Бруно. Наконец, невероятно, чтобы молодой человек, не имевший ни ученого имени, ни связей, нашел издателя для опубликования философской книги.

Заголовок книги скорее напоминает названия многочисленных альманахов, календарей и аналогичной им литературы, находившей широкий сбыт во второй половине XVI века.

Не один Джордано Бруно вынужден был заниматься такого рода работой для заработка. Гениальный астроном Иоганн Кеплер, открытия которого, ознаменовавшие новую эпоху в науке, не приносили автору никакого дохода, тоже должен был добывать средства для жизни составлением альманахов и гороскопов.

Некоторые трактаты Бруно по луллиеву искусству изобилуют «знамениями времен» в виде рисунков месяцев и сезонов года с указаниями, что они означают и как их надо толковать. Здесь нет и следов астрологии; схематические рисунки и их разъяснения рассчитаны на то, чтобы возбудить любопытство читателя. По-видимому, в выпущенной в Венеции книжке давался перечень месяцев с их мифологическими названиями, знаками зодиака и разъяснением аллегорических образов.

Скитаясь по Италии, Бруно получил возможность непосредственно познакомиться с некоторыми важнейшими центрами философского образования. Его идейное развитие не может быть правильно понято, если не принимать во внимание влияний, оказанных на него выдающимися современниками.

В ту пору связи между центрами гуманистического просвещения в Италии почти не было. Многие ученые специально отправлялись в путешествия, чтобы лично познакомиться с деятелями науки и философии.

Из Венеции Бруно направился в Падую. Этот университетский город был последним, еще существовавшим в Италии очагом свободного просвещения. Здесь Бруно получил возможность слушать лекции выдающихся философов. Наиболее ярким представителем Падуанского просвещения был в то время Джакомо Забарелла (1533—1589). Ни одна из его философских книг не была тогда еще напечатана, и Бруно мог познакомиться с его взглядами только на лекциях. Взгляды этих двух мыслителей в отдельных вопросах очень совпадали.

Забарелла доказывал, что в основе всего существующего лежит протяженная субстанция. Природа управляет присущим ей движением. Материя вечна. Небо, или вселенная, также материально и обладает способностью к вечному движению.

Быть вечным — значит предшествовать всему, следовательно, и богу. Отсюда вытекает, что мир не был сотворен богом.

Забарелла рассматривал небо, как основу мира, источник тепла и движения, не сотворенный, не нуждающийся в перводвижущем нематериальном начале. По мнению Забареллы, всякое движение есть результат воздействия одного материального предмета на другой. В бесконечной цени взаимодействия материальных предметов мы доходим до первоначального состояния мира. Можно ли допустить, что там находится нематериальный первичный двигатель? Можно ли представить себе, что движущий дух приводит материальную громаду мира в движение, уподобляясь волу, впряженному в мельницу? Тот, кто воображает бытие первичного двигателя, отрицает вечность материи и движения, а это противоречит физике и опыту. Как и Пьетро Помпонацци, Забарелла отвергал бессмертие души. Он следовал философии Аристотеля, освобожденной падуанскими комментаторами и издателями от богословских извращений.

Большой заслугой Забареллы является доказательство того, что правильно понятое учение Аристотеля находится в решительном противоречии с богословием.

Один из важнейших тезисов Забареллы — превращение формальной логики из предмета философского познания в орудие философского исследования. Объектом, достойным изучения, по его мнению, является не то, что находится в нас и в нашем сознании, а то, что находится вне сознания: не психология, а физика. То, что находится в нашем сознании, имеет своим источником внешний мир, на который и должно быть направлено философское исследование. Истина заключается только в вещах, лежащих вне нашего мышления, а продукты собственного мышления представляют собою фикции, недостойные изучения.

Забарелла шел по материалистическому пути. Он отвергал средневековый схоластический реализм. Забарелла полагал, что если ограничиться исследованием того, что имеется в природе, необходимость в боге отпадает. Философия не имеет ничего общего с богословием. Нет ничего достойного изучения, кроме природы.

Забарелла признавал, что его взгляды косвенно противоречат церковной вере, но предоставлял примирять философию с религией другим, которые «под наитием святого духа» берут на себя задачу доказательства бытия божия. Впоследствии некоторые из этих положений, обогащенные и углубленные Джордано Бруно, легли в основу его материалистической системы восприятия вселенной.

Подробности пребывания Джордано Бруно в Падуе неизвестны. В своих показаниях он сообщает инквизиторам: «Покинув Венецию, я отправился в Падую, где встретил нескольких знакомых монахов-доминиканцев. Они советовали мне снова надеть монашеское одеяние. Хотя я и не собирался вернуться в орден, все же, по их мнению, лучше было бы путешествовать в монашеском одеянии... Согласившись с этим, я отправился в Бергамо и заказал себе белую одежду из хорошего сукна. Поверх нее я носил плащ, сохранившийся со времени отъезда из Рима. В этой одежде я отправился по дороге, ведущей в Лион»³.

Бродячих монахов было много, монастыри гостеприимно открывали перед ними двери и давали им приют. Преодолев отвращение к монашеской рясе, Бруно снова превратился в монаха. К этому времени у него уже, невидимому, созрело намерение покинуть Италию. Благодаря монашеской одежде он получил возможность останавливаться и монастырях, где зачастую мог применять свои медицинские познания для лечения монахов.

Приближаясь к северной границе Италии, Джордано Бруно заехал в Милан. В Милане он впервые услышал о молодом англичанине Филиппе Сиднее, с которым впоследствии встречался в Лондоне.

О Филиппе Сиднее Бруно говорит в «Пире на пепле»: «Тебе не нужно по этому поводу говорить о достойном обращении, культурности и благовоспитанности многих кавалеров и многих знатных лиц в королевстве; среди них так известен, и нам и особенности, своей лучшей репутацией, когда мы были в Милане и во Франции, и затем по личному общению теперь, когда мы оказались в его отечестве, блестящий и превосходный кавалер сэр Филипп Сидней»⁴.

У нас нет данных, чтобы определить, хотя бы приблизительно, сколько времени Джордано Бругш провел в Милане. Если ему стало известно о пребывании в городе ничем в ту пору не примечательного Филиппа Сиднея, то, очевидно, он приобрел там довольно широкий круг знакомых.

Милан был последним крупным городом Италии, который лежал на пути странствий Джордано Бруно. Флоренцию он не посетил, возможно, вследствие свирепствовавшей там чумы.

Бруно примкнул к общему потоку эмигрировавшей из Италии передовой интеллигенции. Этот путь был проложен уже давно. Им следовало много выдающихся людей, осознавших невозможность борьбы с инквизицией в Италии и перенесших арену борьбы на Север.

Позже Бруно в беседах с Котеном рассказывал о жизни Италии того времени. Итальянскую интеллигенцию Бруно делил на две группы — церковную и светскую. К церковной он относился отрицательно, а о светской говорил, что она находится в жалком и приниженном положении⁵.

Сообщение Бруно об упадке наук в Италии подтверждается словами другого гуманиста, также ставшего жертвой инквизиции, итальянского ученого Антонио Палеария: «Занятия науками заброшены. Молодежь изнывает от лени и бродит по площадям»⁶. Заподозренный в протестантизме, Палеария был повешен по приказанию папы Пия V в 1570 году в Више.

Бруно намеревался добраться до Парижа. Франция гостеприимно принимала итальянских эмигрантов, находивших там самые разнообразные возможности для применения своих способностей. Среди итальянцев было много инженеров, военных, юристов, литераторов, художников, скульпторов.

В отличие от других крупных городов Европы, в Париже, по-видимому, не было реформационной итальянской общины. Здесь эмиграция не носила религиозного характера, и это обстоятельство должно было особенно привлекать Джордано Бруно.

От итальянской границы Бруно направился по дороге, ведущей в Лион. Очевидно, он следовал тем же путем, который совершил ровно через два года Мишель Монтэнь, возвращавшийся из своего путешествия по Италии.

Монтэнь был богат, имел все необходимые документы и пропуска. Его сопровождали секретарь и слуги. Тем не менее путь показался ему крайне трудным, утомительным и опасным. Еще более тяжелым был путь одинокого беглеца, которого на каждом шагу подстерегали сыщики инквизиции.

Чужая страна встретила Джордано Бруно сурово. Ему с большим трудом удалось добиться разрешения остановиться в монастыре. О своем приезде во Францию Бруно говорил на допросе в венецианской инквизиции: «Прибыв в Шамбери, я остановился в монастыре своего ордена. Меня приняли очень холодно. Я разговорился об этом с монахом-итальянцем, находившимся там, и он мне сказал: — Имейте в виду, что в этой стране вы нигде не встретите радушного приема и, сколько бы ни ходили но стране, — чем дальше тем все менее радушный прием будете встречать.

Ввиду этого я направился в Женеву»⁷.

Бруно решил свернуть с намеченного пути, тем более что до Парижа нужно было пройти еще около 600 километров. Итальянские эмигранты, в особенности неаполитанские кальвинисты, обычно шли в Женеву. По этому пути и направился Джордано Бруно. В Женеву он прибыл, по-видимому, в апреле 1579 года.

Примечания

1. Giordano Bruno. Opere italiane, т. II, стр. 108—109.

2. Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 336—337.

3. Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 337.

4. Джордано Бруно. Диалоги, стр. 83.

5. Z. Auray. Giordano Bruno à Paris d'après le témoignage d'un contemporain. Mémoires de la société de l'histoire de Paris, т. XXVII, 1900, стр. 288—301.

6. Цит. по «Cambridge Modem History», 1907, т. II, стр. 465.

7. Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 337.