Глава Х. Бруно в Швейцарии

Справедливое удивление вызывает то, что Джордано Бруно до ареста никогда и нигде даже словом не обмолвился о своем пребывании в Швейцарии.

Докторским дипломом в Женеве Бруно, по-видимому, не пользовался, судя по тому, что он впоследствии получил степень магистра искусств в Тулузе. Это доказывает, что он избегал всяких намеков на свое прошлое. Впоследствии Бруно записывался в университетах как доктор богословия, очевидно, на основании своего римского диплома.

Имя Филиппо было забыто настолько, что о нем никто но знал до открытия венецианских протоколов. Венецианская инквизиция дважды подвергала Бруно допросу относительно его имени.

«Спрошенный: — Какое имя носил до вступления в монашеский орден л во время пребывания в ордене? Сохранял ли всегда после выхода из монастыря в разных странах то имя, которое носит теперь?

Ответил: — До вступления в монашеский орден мое имя было Филипп. Это имя мне дано при крещении. В монашестве я носил имя: брат Джордано Бруно. Это имя я сохранял всегда, во всех странах и все время, за исключением того, что в самом начале, когда бежал из Рима, я присвоил имя Филипп и под этим именем перевалил через горы»¹.

Вот что Бруно сообщил инквизиторам Венеции о своем пребывании в Женеве: «Прибыв туда, я остановился в гостинице. Немного спустя маркиз до Вико, неаполитанец, находившийся в этом городе, спросил меня, кто я такой и явился ли сюда для того, чтобы остаться, принять и исповедовать религию этого города. Я рассказал о себе и о причинах, по которым вышел из монашеского ордена, и объяснил, что не намереваюсь принимать религию этого города, так как не знаю, что это за религия. Я сказал также, что рассчитываю остаться здесь, желая жить свободно и в безопасности, и ни для какой иной цели.

Он убедил меня снять, во всяком случае, монашеское одеяние, которое я продолжал носить. Я купил сукна, заказал чулки и другие принадлежности одежды. Маркиз, вместе с другими итальянцами, подарил мне шпагу, плащ, шляпу и прочие необходимые вещи.

Они обеспечили мне работу для добывания средств к жизни. Я занимался исправлением печатных оттисков в типографии². Так я работал около двух месяцев³. Я всегда посещал проповеди и чтения, произносившиеся и читавшиеся в этом городе как итальянцами, так и французами. Среди других я часто посещал чтения и проповеди Николо Бальбани Лукканца, толковавшего послания св. Павла и объяснявшего евангелие»⁴.

Джордано Бруно прибыл в Женеву после тяжелого и продолжительного пути по горным дорогам в самое неблагоприятное время года. К тому времени, когда он остановился в гостинице, средства его совершенно иссякли. Тогда-то его и поддержал Галеаццо Караччоли.

Фамилия Караччоли, главы общины итальянцев протестантов в Женеве была, разумеется, хорошо знакома Джордано Бруно но Неаполю. Отец Караччоли находился на службе у императора Карла V и был советником вице-короля. Папа Павел IV Караффа был его дядей.

Галеаццо Караччоли вырос в аристократической семье. И молодости он посещал дом Джованни Вальдеса и находился под его влиянием. По своей должности при дворе испанского вице-короля, соответствующей камергеру, Караччоли совершил несколько путешествий в протестантские области Германии. В 1542 году он участвовал в совещании в Регенсбурге и близко познакомился с лютеранскими и кальвинистскими вождями.

Переход Караччоли в протестантизм в 1551 году был связан с движением против испанского владычества в Южной Италии. В результате этого в марте 1551 года Караччоли вынужден был бежать из Неаполя. Ему в это время было 35 лет. Многочисленные друзья последовали за ним скорее в силу феодально-рыцарских связей, чем из религиозных побуждений.

Кальвин встретил Караччоли в Женеве с восторгом. Между ними завязалась дружба, не прерывавшаяся до смерти Кальвина, который старался через знатного итальянца укрепить свои связи с итальянской аристократией. Караччоли не растерял этих связей. Влияние его отца было настолько велико, что инквизиция не посмела наложить руку на его имущество. В 1553 году, по просьбе Колантонио, Караффа дал Галеаццо пропуск в Верону и даже имел с ним свидание.

Когда Караффа стал папой, он разрешил Галеаццо пребывание в Италии. Несколько лет Караччоли жил в Венецианской области под охраной папского пропуска и, по-видимому, выполнял какие-то тайные дипломатические поручения.

После сожжения Сервета в женевской итальянской общине возникли острые разногласия. Караччоли находился в Италии, когда узнал о движении сторонников Сервета в Женеве. Он поспешно вернулся и 19 июля 1554 года договорился с Кальвином о принятии решительных мер. Кальвин потребовал от Караччоли разрыва с католической знатью. В силу этого Караччоли вынужден был заочно развестись с первой женой, после чего вступил во второй брак с кальвинисткой Анной Фермери. По настоянию Кальвина, он отказался также от титула маркиза. По-видимому, это были фиктивные акты, имевшие целью удовлетворить недовольство демократической части кальвинистов Женевы. Тайные связи с итальянской знатью Караччоли поддерживал по-прежнему.

Организовав итальянскую общину в Женеве, Караччоли поставил во главе ее проповедника Чельзо Мартиненго из Брешии. Община была связана с Италией и получала через Модену материальные средства.

Аристократия и богачи, примкнувшие к кальвинизму, привезли с собой в Женеву крупные капиталы и дух предприимчивости. В Женеве начали возникать суконные, шелковые и часовые мануфактуры. Кальвин высоко ценил итальянцев-богачей, против которых в самой общине выступала демократическая оппозиция кальвинистской бедноты из итальянцев.

Эта беднота оказывалась в Женеве в таком же положении, как и Джордано Бруно. Людей принимали, одевали, оказывали денежную помощь, находили заработок и предлагали на выбор: беспрекословное повиновение или лишение работы и изгнание.

Идейным руководителем беднейшей части итальянской общины был молодой гуманист Себастиан Кастельо. В 1554 году под псевдонимом Мартинус Беллиус он опубликовал книгу против религиозных насилий, где изложил в форме диалога критику сочинения Кальвина против Сервета. Он разоблачил учение о предопределении как прикрытие кальвинистской тирании. Защита веротерпимости получила название ереси «беллианизма».

После смерти Кальвина (1564) Караччоли имел ряд столкновений с усилившейся в городском совете Женевы оппозицией. Он умер 7 мая 1586 года, окруженный почитателями, которые называли его вторым Моисеем, выведшим «народ божий» из египетского плена.

В 1587 году вышло жизнеописание Караччоли, составленное его приближенным Николо Бальбани из Лукки, проповеди которого слушал Джордано Бруно.

Джордано Бруно в Женеве работал, по-видимому, в той типографии, где печатались издаваемые общиной итальянские книги, так как едва ли он в то время знал французский язык. С 20 мая 1579 года он состоял при университете, где, не имея обязательного курса, преподавал в кружке студентов факультативно.

Женевский университет был преобразован из частной школы, существовавшей еще в XV веке, в официальную кальвинистскую школу 21 мая 1536 года. В апреле 1558 года было заложено новое здание на холме Сент-Антуан, торжественно освященное 5 июня 1559 года. Первым ректором был сподвижник Кальвина Теодор Беза (1519—1605), фактический диктатор Швейцарии после смерти Кальвина.

Женевский университет не походил на католические. Это была школа, выпускавшая миссионеров кальвинизма и проникнутая строгим религиозным духом. Еще и сейчас посетители могут прочесть в старинных залах университета девиз кальвинизма, вырезанный на стене: «Страх божий есть начало всякой мудрости». В преподавании господствовал церковный дух.

Из женевской школы выходили проповедники, политические деятели кальвинизма, «министры» или пресвитеры.

Свежее дыхание философской мысли, принесенное Джордано Бруно, тотчас же привело его к столкновению с господствующей группой профессоров-богословов.

По-видимому, Джордано Бруно заставляли перейти в кальвинизм, так как в надгробной речи, произнесенной в память герцога Брауншвейгского, он говорит, что покинул родину, не желая подчиниться ложной религии, но встретил моральное принуждение и в странах реформации.

«...Там меня принуждали к суевернейшему и бессмысленному культу, а здесь увещевали принять обряды реформированной религии. Там — насилие мертвых тиранов...»⁵

В течение двух месяцев, июня и июля, Бруно посвящал значительную часть своего времени слушанию проповедей кальвинистских богословов. До той поры, как видно из его слов в беседе с Караччоли, кальвинистское богословие было ему известно разве только по опровержениям. За эти месяцы он собрал большой материал об учении о предопределении, которое впоследствии подверг уничтожающей критике в «Изгнании торжествующего зверя».

Венецианским инквизиторам Бруно сообщил, что ознакомился с сочинениями немецких еретиков: «Я читал книги Меланхтона, Кальвина, Лютера и других северных еретиков. Но я делал это не для того, чтобы усвоить их доктрину, и не потому, что ценил их. Я полагал, что они невежественны, по сравнению со мною! Я читал их из любознательности и держал у себя эти книги, ибо заметил, что в них разрабатываются и излагаются предметы, противоречащие католической вере и отвергающие ее. Точно так же я имел у себя книги других осужденных авторов, например Раймунда Луллия, как и другие, впрочем, посвященные философским предметам.

После допроса сказал: — Я осуждаю названных раньше еретиков и их учение, ибо они заслуживают названия не богословов, а педантов»⁶.

Кальвин изложил свое учение о предопределении в «Институциях», изданных в 1559 году.

Критикуя кальвинистское учение о предопределении, Джордано Бруно разоблачает несостоятельность фатализма и опровергает вмешательство бога в дела мира.

Из показаний Бруно венецианским инквизиторам видно, что он был тесно связан с идейной жизнью Женевы, главным образом с итальянскими кальвинистами, учеными и профессорами, преподававшими в университете и проповедовавшими в церквах.

За время пребывания в Женеве идейный горизонт Бруно чрезвычайно расширился. В этом центре кальвинизма сталкивались эмигранты из разных стран, сторонники самых различных воззрений, получавшие здесь возможность, хотя и ограниченную, высказываться о том, о чем в Неаполе не смели даже заикнуться.

В Швейцарии Бруно познакомился также с сочинениями врача и философа Парацельса⁷.

У Парацельса имеются интересные высказывания, посвященные определению науки и ее философскому обоснованию, мысли, выраженные с глубиной и ясностью. Он прекрасно сознавал необходимость связи теории с практикой, опытной науки с философскими обобщениями.

«Истинное основание всякого познания, — говорит Парацельс, — заключается в опытном знании, соединенном с наукой, ибо теория и практика всегда должны итти рука об руку. Или они обе истинны, или они обе ложны. Ибо теория есть не что иное, как спекулятивная практика. Погляди, как плотник строит дом. Сперва он создает его в своей голове. Откуда же берется это представление о будущей постройке? Из деятельной практики. И если он не знал практики, то не мог бы ничего сделать спекулятивным путем.

Поэтому никто не может внести в практику здравое разумение, если в то же время не является теоретиком. Познание скрыто в природе, и если наука не достигла совершенства, то у нас нет ничего, кроме опыта без знаний, на который нельзя полагаться. Тот, кто имеет знание, может опираться на него, ибо ему известно, что и как происходит, поэтому он может предугадывать будущие действия.

Каждому опыту должно соответствовать обобщение, а это означает, что надо учитывать, каким образом природа предписывает применять опыты, ибо последнее основание надо искать не в спекуляции, а в творческих силах природы.

Единственный истинный путь науки есть опытное познание природы. Но никогда нельзя забывать при этом, что опыт без своей матери науки невозможен...»

В борьбе за научную медицину, которая велась в XVI веке, Бруно примкнул к наиболее передовому направлению, представленному Парацельсом.

О Парацельсе Бруно говорит устами Гервазия в диалогах «О причине, начале и едином», что он, не зная «ни греческого, пи арабского, ни, быть может, латинского», мог «лучше познать природу лекарств и медицины, чем Гален, Авиценна и все те, кто говорит по-латыни»⁸.

Парацельсу принадлежит разработка некоторых идей, воспринятых и развитых впоследствии Бруно. Он, например, защищал взгляд, что Адам и Ева не являются прародителями всего человечества, всех обитателей земного шара и что открытие новых материков лучшее тому доказательство. Он содействовал развитию научной химии, заменив четыре аристотелевские стихии теорией разложения вещества в конечном счете на серу, фосфор и соли.

Парацельсу приходилось всю жизнь бороться с врачами-шарлатанами и невеждами, как Джордано Бруно с богословами-схоластами.

В июне Бруно обратился к издателю Жану Бержону, владельцу небольшой типографии, с предложением напечатать рукопись, посвященную разоблачению ошибок проповедника Делафе. В брошюре перечислялись 20 заблуждений Делафе.

Антуан Делафе до приезда в Женеву находился в Падуе, где, возможно, Бруно встречался с ним. В Падуе он читал курс медицины. Приехав в Женеву и сблизившись с Теодором Беза, Делафе приобрел прочное положение в руководящих кругах кальвинистов, преподавал философию и входил в состав «министров», нападки на которых рассматривались как «оскорбление святой реформации». Он был приближенным Беза, написал книгу «О житие и кончине Теодора Беза» и составил обзор его 59 трудов.

Свое отношение к дипломированным докторам богословия Бруно выражал неоднократно. Никто до него не осмеливался с такой силой и беспощадностью критиковать мнимую ученость докторов богословия. Бруно считал их проповеди «ядом религии». В «Печати печатей» он говорит: «Доктора в своих наставлениях, обращенных к частным лицам и государству, учат людей пагубе, учат не страшиться злодеяний и верить в невесть какие грязные вымыслы. К их числу относится согласно различными противоречивым догматам вера в Цереру и Вакха, которых они считают милостью богов, воздающих за добро и зло. Они делают это, чтобы повергнуть несчастные народы в первобытное варварство»⁹.

Сыщики женевского городского совета донесли властям о печатавшейся брошюре. Бруно был арестован и вместе с издателем заключен в тюрьму по приказу сената Женевы.

Издатель Жан Бержон предварительно спрашивал Джордано Бруно, не заключается ли в его рукописи чего-нибудь против бога и городского совета. Из этого видно, что он сам не читал рукописи и никому не поручал ее просмотра. Бруно успокоил его, и надо полагать, что в брошюре действительно не было прямых нападок на кальвинизм.

Из материалов допроса Бруно видно, что в течение июня и июля 1579 года он принимал горячее участие в диспутах при университете, неоднократно выступал против богословов и схоластов, обличая их и защищая «человеческую философию», которая изучает природу, исходя из ее собственных причин, чем сильно восстановил их против себя. В ответ на обвинения в насмешках над священнослужителями он заявил, что они его также травили и преследовали.

Приговор по делу Джордано Бруно был суровым. Брошюру постановили уничтожить, а его самого предали церковному суду. Бруно подвергся двойному суду — городского совета и консистории — органа кальвинистской инквизиции. Церковный суд состоялся 13 августа, Бруно был доставлен туда из тюрьмы.

По решению сената, дело было передано консистории, являвшейся судебным органом по политическим и церковным делам. В ее состав входило 18 судей, в том числе 8 «министров» (священников) и 12 представителей городской буржуазии. Консистория судила лиц, которым предъявлялось обвинение в «мятеже против бога и святой реформации».

Надо полагать, что община итальянских протестантов в Женеве в лице своей руководящей верхушки, сохранявшей хорошие отношения с городским советом и боровшейся с оппозицией в собственных рядах, не препятствовала осуждению Джордано Бруно.

Из сообщения о ходе допроса видно, что Джордано Бруно задавали различные вопросы. Содержание их не приводится в документах, но его можно установить на основании сохранившегося перечня вопросов, которые задавали во время следствия и заготовляли заранее в виде особого списка.

В 1567 году суду женевской консистории был предан автор одной из самых выдающихся атеистических книг XVI века, французский ученый филолог-эллинист и издатель Анри Этьен (1528—1598). В Женеве была выпущена его «Апология Геродота» (1556), изувеченная цензурой. Но даже в таком виде эта книга послужила достаточным основанием для того, чтобы Этьен был предан церковному суду.

На суде Анри Этьену были заданы двадцать четыре вопроса, которые задавали всем, привлекавшимся к суду по делам печати.

Приводим некоторые из них: «Давал ли присягу соблюдать эдикты и все, что относится к религии этого города и его церкви? Известно ли ему, что издателям, как и другим лицам, запрещено печатать или сдавать в печать книги, которые но разрешены цензурой? Известно ли ему, что многие лица подвергались каре за нарушение эдикта? Известно ли ему, что в книге заключается великий соблазн? Не говорилось ли ему, что достоуважаемые священники оскорблены и возмущены этой книгой? Признает ли себя виновным? Не находит ли обращение с ним мягким, сравнительно с тем, чего заслужил за нарушение эдикта? Давал ли обещание и обязательства не возвращаться более к своим заблуждениям? Случалось ли ему до сих пор печатать книги без разрешения?»¹⁰.

Своеобразие этих вопросов объясняется особенностями положения Швейцарии, ведущей борьбу с католической догмой и церковью.

Особенно подозрительно относилась консистория к беглецам из Италии, даже когда они формально или действительно принадлежали к кальвинистской итальянской общине. Итальянцы чаще всего были жертвами кальвинистской инквизиции.

Из сопоставления дат первого и второго заседания консистории видно, что Бруно в течение двух недель, с 13 по 27 августа 1579 года, был отлучен от церкви. В течение этих двух недель Бруно подвергался унизительным и позорным обрядам. Во время обедни его приводили в церковь в одной рубахе, на цепи с железным ошейником, ставили среди церкви, оглашали приговор и предоставляли прихожанам выражать свое презрение к осужденному. Разрешалось бить отлученного и плевать ему в лицо.

Когда установленный срок прошел, Бруно был приведен в консисторию и поставлен перед угрозой подвергнуться более жестокому наказанию, вплоть до костра, если не принесет формального покаяния.

При теократическом строе, господствовавшем в Женеве, все жители города-республики были обязаны соблюдать «святую реформацию». Отлучение Джордано Бруно от обедни отнюдь не является доказательством того, что он перешел в кальвинизм. Это подтверждает и Котен в своем дневнике: «Жан Весен принес письма Липсия, Центурия I, и рассказал, что Джордано был осужден в Женеве на публичное покаяние и поставлен на колени за то, что оклеветал г-на Делафе, доктора медицины из Падуи, читавшего в Женеве философию, и напечатал листок с перечнем ста ошибок, сделанных Делафе в одной лекции. Джордано говорит, что перешел бы в их религию, если бы его не подвергли этому позору. Указанный Делафе теперь проповедник».

Надо полагать, что женевские кальвинисты-итальянцы рассчитывали на переход Бруно в кальвинизм после того, как он ознакомится с их учением. Но испытательный срок прошел, Бруно не проявил желания принять кальвинизм и даже выступил против него в печати.

Кальвинистская инквизиция была введена в Женеве 2 января 1542 года.

Яркую характеристику инквизиторского режима в Швейцарии дает английский историк Бэрд: «Суровому режиму, введенному Кальвином и оставленному в наследство женевцам, должны были особенно благоприятствовать два условия: во-первых, широкое толкование, какое придавалось понятию преступления, а во-вторых, — более, чем драконовская строгость при назначении наказания... Петь или даже просто хранить у себя фривольные песни считалось преступлением. Носить или делать одежду из запрещенной материи считалось преступлением. И для подобных преступлений были назначены соответствующие кары. Каждый должен был посещать общественное богослужение. Каждый должен был участвовать в евхаристии. Ни один больной не мог лежать в постели более трех дней, не пригласив проповедника общины. Не думайте, что наказания за такого рода нарушения редко применялись... В 1558 и 1559 годах в небольшом городе велось 440 дел. По протоколам, в течение 60 лет было сожжено за ересь 150 несчастных людей. Как-то в один день было сожжено 30 человек вследствие странного обвинения, будто бы они распространяли чуму. Само собой разумеется, время от времени прорывался поток протеста против этой разрушительной тирании. Тогда начинали свою деятельность тюрьмы, позорные столбы и эшафоты, и вновь воцарялось рабское благочестие»¹¹.

Эти строки написаны лицом, объявляющим себя верующим протестантом, который в заключение говорит, что «с этими жестокостями надо примириться, хотя они и омрачают картину».

27 августа 1579 года консистория постановила снять отлучение и освободить Бруно. Немедленно после этого он покинул Женеву и уехал во Францию.

«Между тем (говорит Бруно. — В.Р.) мне сказали, что нельзя долго находиться в этом городе, если я не решу принять религию этого города, без чего не смогу найти никакой поддержки с их стороны. Поэтому я решил уехать оттуда. Я отправился в Лион, где находился в течение месяца. Не найдя возможности зарабатывать на необходимое пропитание и насущные потребности, я переехал в Тулузу, где находится знаменитая высшая школа»¹².

На первом же этапе своих скитаний по Европе Бруно подвергся преследованиям. В дальнейшем он вынужден был покидать все города, в которых временно останавливался. Бруно сам объясняет, почему он навлекал на себя ненависть и преследования церковников и схоластов. Он говорит: «Если бы я... владел плугом, пас стадо, обрабатывал сад или чинил одежду, то никто не обращал бы на меня внимания... Но я измеряю поле природы, стараюсь пасти души, мечтаю обработать ум и исследую навыки интеллекта — вот почему, кто на меня смотрит, тот угрожает мне... нападает на меня, — кто догоняет меня, кусает меня, — кто меня хватает, пожирает меня»¹³.

Примечания

1. Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 363.

2. Обязанности типографов и исправителей первых оттисков были в ту пору гораздо шире, чем функции современного корректора. Это — редактор, отвечавший за содержание печатаемой книги. Такая работа поручалась обычно серьезным ученым.

3. Некоторая неясность в словах Бруно заставила полагать, что он пробыл в Женеве только два месяца. На самом деле известно, что, прибыв в Женеву в апреле 1579 года, он два с половиной месяца работал в типографии, а кроме того, с 20 мая состоял при университете и покинул Женеву лишь в конце того же года.

4. Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 337—338.

5. Jordanus Brunus. Opera latine conscripta, т. I, ч. I, стр. 32—33.

6. Сб. «Вопросы истории религии л атеизма», стр. 351.

7. Филипп Ауреол Теофраст фон Гогенгейм, принявший латинизированную фамилию Парацельс, родился в Швейцарии в 1493 году в семье врача. Он много путешествовал по Германии, Франции и Испании, был в Швеции, России, Турции. Парацельс посетил ряд университетов. Он проявил себя как новатор в области медицины; широко использовал в своей практике опыт народной медицины. Ему приписывают множество книг по философии, медицине, государственному устройству, математике и магии. Он умер в Зальцбурге в 1541 году.

8. Джордано Бруно. Диалоги, стр. 223.

9. Jordanus Brunus. Opera latine conscripta, т. II, ч. II, стр. 181.

10. См. H. Estienne. Apologie pour Hérodote, т. I—II, 1879, стр. XXIV, XXVI.

11. Ч. Бэрд. Реформация XVI в. и ее отношение к новому мышлению и знанию. Пер. под редакцией Н. Кареева. СПб., 1897, стр. 241—242.

12. Сб. «Вопросы истории религии и атеизма», стр. 338.

13. Джордано Бруно. Диалоги, стр. 297.