Материалы по истории астрономии

Глава XIX. Венецианская инквизиция

«...В Венеции вся государственная организация была подчинена государственной инквизиции», — писал Маркс¹.

Буржуазная республика, несмотря на отчаянное сопротивление церкви, превратила инквизиционный государственный трибунал из орудия борьбы с ересями и врагами религии в свой собственный полицейский тайный аппарат. Он являлся могучим оплотом господства буржуазной олигархии.

Буржуазные историки рассматривали венецианскую инквизицию как чисто церковное учреждение. Маркс раскрыл классовое содержание ее как государственного аппарата полицейского сыска и террора.

«К началу XV века, — отмечает он, — относится учреждение государственной инквизиции; в то время три государственных инквизитора не составляли еще отдельного учреждения, а принадлежали к совету десяти, занимались шпионажем по его поручению и должны были докладывать совету о достигнутых результатах.

16 июня 1454 (за три года до смерти Фоскари)² совет десяти передал комиссии из трех лиц свою власть, которая была вообще неограниченной.

19 июня 1454 он назначил эту тройку [в безответственное распоряжение ее отдана была также касса совета десяти].

23 июня 1454 тройка составила инструкцию из 48 пунктов [для руководства существовавшей уже государственной инквизиции]; эта инструкция была собственноручно написана одним из инквизиторов, она оставалась неизвестной даже их секретарям, хранилась в шкатулке, ключи от которой были только у одного из инквизиторов; впоследствии число пунктов было увеличено с 48 до 103. [Господство знати в Венеции было непоколебимо, управление сосредоточивалось в руках все меньшего количества семейств, и власть этой олигархии поддерживалась самыми жестокими средствами]. Подлый институт инквизиции продолжал существовать до того времени, пока Бонапарт одним пинком ноги не уничтожил венецианское государство»³.

Эти заметки раскрывают подлинную сущность венецианской инквизиции, отличающейся от испанской и римской.

Венецианская инквизиция была орудием в руках буржуазной аристократии.

Эта тайная полиция наводила ужас на врагов буржуазной олигархии, оставаясь невидимой.

Трибунал венецианской инквизиции обладал большей властью, чем Совет десяти: эта власть простиралась на всех без исключения граждан Венеции, включая даже членов Совета десяти.

Однако не следует смешивать трибунал государственной инквизиции с тем трибуналом, суду которого был предан Джордано Бруно. Его судила церковная инквизиция под председательством одного из членов Совета десяти, собиравшаяся также во дворце дожей и представлявшая собою смешанный орган церковного и государственного суда по еретическим преступлениям. Трибунал этого «святого судилища» состоял из папского нунция, патриарха Венеции и церковника-инквизитора. Первого назначал папа, двух других — дож республики. Инквизиторов-провинциалов тоже назначал папа и утверждало правительство. В местных трибуналах инквизиции заседал один из трех выделенных для этого сенаторов. Сенатор открывал и закрывал заседания, накладывая вето на решения, нарушающие, по его мнению, интересы республики, следил, чтобы от сената ничего не было утаено, разрешал и запрещал опубликование документов, исходящих от церкви, в том числе даже папских булл.

Политические и экономические интересы Венеции требовали свободы в религиозных делах. Международные торговые связи были несовместимы с узкой феодальной замкнутостью. Венеция торговала с лютеранами и католиками, с мусульманами и евреями. Вмешательство римской инквизиции в дела республики противоречило интересам правящей буржуазии.

У Джордано Бруно не было основании бояться инквизиции и Венеции: все здесь сулило ему благоприятную обстановку для работы, поскольку венецианская республика была независимым и самостоятельным государством. Ведь Венеция издавна служила убежищем для мыслителей, преследуемых церковью.

В 1527 году в Венецию переселился известный итальянский сатирик Пьетро Аретино. Он обратился к дожу Андреа Гритти с письмом: «Свобода этой великой и добродетельной республики показала мне, что значит быть вольным человеком. Я навсегда отверг царские дворцы и здесь нашел приют до конца моих дней. Здесь нет места для предательства. Здесь никто не смеет нарушить право. Сюда не проникает свирепость наемных палачей. Наглость изнеженных владык бессильна повелевать здесь. Я, человек, наводивший ужас на царей, встретил доверие со стороны добродетельных людей. Я доверился вам, отцам народа, братьям собственных слуг, детям истины, друзьям добродетели, товарищам странников, столпам религии, блюстителям клятв, исполнителям правосудия»⁴.

Джордано Бруно не раз упоминает о Венеции, как о самом мудром государстве, единственном в Европе, установившем в своей политике независимость правительства от церкви. В комедии «Подсвечник» он говорит: «Кто завоевал и удерживает столько прекрасных областей в Истрии, Далмации, Греции, в Адриатическом море и Цизальпинской Галлии. Кто украшает Италию, Европу и весь мир такого рода республикой, подобной которой не было никогда и нигде. Мудрый венецианский совет»⁵.

Но в XVI веке начинается поворот к реакции, вызванный упадком промышленности и торговли всей Италии. Турецкий флот подвергает блокаде порты республики и хозяйничает в Средиземном море, что лишает Венецию ее монополии в торговле с Востоком.

Маркс в «Хронологических выписках» отмечает этот переход Венеции от высшей точки могущества к постепенному упадку: «К началу 1517 Венеция владела Сало, Пескиерой, Бергамо, Брешией, Вероной, Виченцей, Падуей, Тревизо, Ровиго, Удине; сенат поручил генералам Гритти и Корнаро восстановить все укрепления этих городов, но в то же время это было роковым поворотным пунктом венецианского могущества, хотя тогда казалось, что оно достигло высшей точки; Венеция в то время была самым богатым городом в мире, царская роскошь патрициев, расцвет искусства и промышленности, «государственная мудрость»: однако основы могущества Венеции были подточены со всех концов; на Востоке все возрастало могущество турок; торговля с Ост-Индией и Китаем перешла к Португалии, которая завладела целой империей в Декане, а вскоре захватила также острова и земли в Южной Америке; Испания благодаря своим американским владениям и пр. все моря покрыла своими кораблями, вытеснила венецианские. Нидерланды извлекали выгоды из открытий испанцев и португальцев. Наконец, образование больших (уже не феодальных) монархий, связанное с другими материальными переворотами и подготовленное в XV веке, само по себе положило конец Венеции, как и ганзейским городам. В той же мере, как приходила в упадок Венеция, росли Нидерланды»⁶.

Упадок могущества Венеции связан с постепенным экономическим и политическим упадком всей Италии. Католическая реакция содействует этому. Преследование свободных мыслителей, поэтов, художников, философов, ученых усиливается. Инквизиция протягивает руки к Венеции.

Папская власть оказывает давление на правительство Венеции, все настойчивее предписывает вести преследование представителей передовой мысли и не допускать печатания их книг.

Венецианская буржуазия ведет борьбу против церкви, как оплота феодализма.

«В течение долгого времени Венеция «как европейская держава» имела больше значения, чем Германия; это злило Макса (императора Максимилиана. — В.Р.) так же, как и королей Арагонского и французского и папу Юлия II; вот причина возникновения Камбрэйской лиги против Венеции; то была борьба континентальных монархий против олигархической торговой республики. [Эта борьба королевской власти против могущества капитала, воплощенного в лице Венеции, приходилась как раз на то время, когда стали действовать совсем иные факторы (Америка и т. д.), открытие золотых и серебряных россыпей; колонии и т. д.; внутри страны нужда в деньгах на постоянную армию и т. д.; борьба шла за то, чтобы покорить бичу капитала, то есть буржуазии, монархию, которая в силу своего происхождения из феодального государства еще носила на себе феодальные пятна; это нашло свое религиозное выражение в борьбе папства и реформации]»⁷.

Религиозная реформация, подрывавшая основы феодальной церкви и папства, являлась одним из видов борьбы буржуазии против феодального строя. Главным орудием абсолютизма была инквизиция.

Впервые инквизиторы появились в Венецианской области в 1546 году. Это было связано с событиями, происходившими в венецианской провинции Истрии.

Как сообщает церковный писатель Антонию Караччоли, церковь боялась распространения протестантизма из Венецианской области по всей Италии: «В Венеции были разоблачены связи, установленные Кальвином, который поддерживал их своими посланиями. В этом свободном городе еретики создали обширные общины и дошли до того, что имели школу, в которой почти открыто проповедовали свои преступные догматы. Так поступал ересиарх и даже атеист Гвильельмо Постелло. Многие авторы говорили, что его кафедра была настоящим арсеналом. Этот Гвильельмо Постелло несколько лет спустя был схвачен и заключен в тюрьму в Риме вместе с кардиналом Мороне. Но еще раньше в Венеции многие видные дворяне были заподозрены в ереси. Среди них — Соранцо, епископ Бергамо, Луиджи Приули, патриарх Аквилеи и другие его друзья и последователи».

В венецианском сенате в течение нескольких заседаний происходила дискуссия о правах инквизиции в связи с приездом дипломатического представителя Англии Балтазара Эрчью, имевшего ряд верительных грамот от протестантских государей Европы. Церковь и часть членов правительства считали недопустимым пребывание еретика в Венеции. Другие же защищали право Эрчью открыто проповедовать свою веру. Они заявили, что под властью протестантских государей находится половина Европы, с ними установлены дипломатические и торговые отношения.

Политические соображения взяли верх над религиозными, и Эрчью остался в Венеции. Сенат лишил инквизицию права самостоятельно вести процессы, выдавать еретиков римской инквизиции и выносить смертные приговоры.

В 1551 году Совет десяти снова подтвердил, что его представители должны присутствовать на всех процессах, происходящих в трибунале. Папа Юлий III возражал против этого, но в конце концов вынужден был отправить нунция Акилле Грасси с предписанием инквизиции согласиться на присутствие члена венецианского правительства на всех заседаниях трибунала.

Епископ-изгнанник Паоло Пьетро Вержерио в письме от 24 апреля 1551 года сообщает: «Из Италии есть новости. Венецианские синьоры издали декрет о том, что ни папский легат, ни епископ, ни инквизитор не могут предавать суду кого бы то ни было из подданных республики без присутствия представителя светской власти. Папа в гневе. Он издал одну из своих грозных булл, запрещающую светским государям вмешиваться в какой бы то ни было мере в дела по осуждению преступников против религии. Посмотрим, согласятся ли венецианцы подчиниться. Хорошо, если бы это обстоятельство возбудило раздор между республикой и антихристом».

Более острый конфликт произошел в 1555 году. Папа Павел IV тотчас же после вступления на престол поручил верховному инквизитору Микеле Гизлиери восстановить власть трибунала в Венеции. Гизлиери послал в качестве генерального инквизитора в Венецию Феличе Перетти, кардинала Монтальто, и дал ему соответствующие инструкции. Приведем наиболее характерные из них:

«II. Главная обязанность судилища инквизиции состоит в том, чтобы защищать дело и честь бога против хулителей, чистоту святой католической религии против всякого зловония ереси, против всех, кто сеет схизму, будь то в учении или в лицах и делах ее. Ей подобает всегда бодрствовать на страже неприкосновенности церкви и прав святого апостолического престола...

VIII. Особенно тщательно следует подбирать тайных шпионов из числа людей, которым можно доверять. Они должны сообщать о соблазнах, имеющих место в городе Венеции как среди мирян, так и среди духовных лиц, о кощунствах и других преступлениях против святынь.

IX. Генеральный инквизитор подчинен не нунцию, а высшей инквизиции Рима и находится в непосредственном подчинении его святейшества нашего повелителя. Ввиду этого необходимо, из уважения к первосвященнику, осведомлять обо всех значительных событиях, происходящих ежедневно, в особенности, если совершается что-либо, имеющее интерес для святого престола.

XI. Венецианцы ненавидят трибунал инквизиции, так как они заявляют притязания властвовать над церковью, а это не согласуется с порядками и статутами инквизиции. Кроме того, они любят разнузданную свободу, которая чрезвычайно велика в этом городе Венеции, и относятся с пренебрежением к учению религии и догматам. Многие живут не так, как подобает христианам. Но будет весьма печально, если порвется слишком натянутая нить; как бы это не явилось причиной каких-нибудь маленьких или даже больших осложнений.

XII. Разумеется, интересы бога следует отстаивать. Ввиду этого господь пожелал, чтобы его слуги ополчились против всякой людской испорченности в этом мире. Необходимо выступать с настойчивостью и усердием против разнузданности, которая, к сожалению, весьма велика в Венеции. Необходимо в некоторых случаях закрывать глаза на притязания венецианцев вмешиваться в церковные дела, ибо само божественное провидение укажет средства, при помощи которых святой престол вырвет с корнем эти безобразия, причиняющие большой ущерб святой церкви. А так как невозможно сразу искоренить все злоупотребления, то нужно заботиться, чтобы зло по крайней мере не усиливалось бы. А если представится случай обломать какую-либо ветвь этой пресловутой власти, то не следует упускать его. Надо итти навстречу такому случаю со всей решимостью, которая не противоречит благоразумию.

XIV. Велики соблазны клириков, в особенности монахов. Значительная часть братьев живет как миряне. На это надо обратить внимание, убеждать настоятелей, угрожать и дать почувствовать суровость инквизиции. Что касается соблазнов мирян, то в этих случаях следует подавать жалобы светским властям, чтобы добиться врачевания.

XV. Обо всем, что происходит, надлежит представлять особые сообщения трибуналу Рима, но не теряя времени на описание подробностей, ибо часто утрачивается, так сказать, добрая воля при исполнении решений, если обращается слишком много внимания на доклады. Когда есть возможность, надо применять свои средства для врачевания зла в обыкновенных делах, не ожидая предписаний из Рима...»⁸.

Приведенные пункты инструкции верховного инквизитора Гизлиери венецианскому инквизитору наглядно показывают, что положение трибунала в Венеции было весьма сложным. Опасения Гизлиери вскоре оправдались.

В 1557 году Феличе Перетти созвал книготорговцев и запретил им продавать все издания, включенные в только что появившийся список запрещенных книг. Книготорговцы отказались повиноваться, заявив, что признают только светскую власть. Перетти отлучил от церкви одного книготорговца, который не захотел явиться к нему, и прибил объявление об этом на дверях его лавки. Нунций приказал инквизитору прекратить подобные выходки. Перетти послал в Рим жалобу на нунция.

Немного времени спустя Перетти потерпел новую неудачу. Во время войны между неаполитанским королевством и папским государством он вступил в конфликт с испанским послом в Венеции, объявил его еретиком и потребовал изгнания его из Венеции. В ответ на это венецианское правительство вынесло чрезвычайно унизительное для инквизиции постановление: «Его светлейшество дож Венеции изумлен, что какой-то простой инквизитор имеет наглость в своих писаниях объявлять еретиками представителей такого августейшего дома, как Габсбургский. Принимать или не принимать послов отнюдь не религиозный вопрос, а относится к международному праву. Если его святейшестве послало инквизитора, чтобы сделать его воспитателем правительства, то это заблуждение, и еще большим заблуждением будет позволять инквизитору и дальше вмешиваться в чужие дела»⁹.

Палач венецианской инквизиции

Новое столкновение произошло при попытке инквизитора провести в жизнь эдикт Павла IV о возвращении в монастыри и о предании суду бродячих монахов. Правительство открыто заявило, что учреждение трибунала инквизиции не преследует никакой иной цели, кроме намерения ослабить и подчинить себе светскую власть. Положение настолько обострилось, что Перетти вынужден был бежать из Венеции. Он прибыл в Рим как раз в тот момент, когда там происходили волнения и народ надругался над статуей недавно скончавшегося папы. Увидев это, инквизитор сказал своим друзьям: «Ей-богу, если бы я еще оставался в Венеции, со мной сделали бы то же, что со статуей покойного папы».

Одному из кардиналов, обвинявшему его в бегстве из Венеции, Перетти заявил: «Как могли бы вы спасти меня от гнева венецианцев, которые обладают всей полнотой власти, если вся коллегия кардиналов оказалась бессильной и не смогла вырвать статую покойного первосвященника из рук народа, находящегося в рабском подчинении»¹⁰.

Через несколько месяцев Перетти по приказанию римской инквизиции был вынужден снова вернуться в Венецию, но первая же попытка предать суду трибунала одного монаха привела его к столкновению с сенатом. Правительство считало, что дело этого монаха должен разбирать светский суд.

В ответ на это генеральный инквизитор совершил поступок, окончательно подорвавший авторитет инквизиции. Он приказал вывесить у дверей дворца св. Марка объявление, предписывая секретарю правительства, под угрозой отлучения от церкви, лично явиться в инквизицию и представить, — объяснения о поведении правительства. Испугавшись последствий, Перетти на заранее подготовленной гондоле бежал из Венеции. Немедленно вдогонку был послан военный корабль, чтобы арестовать его, но Перетти удалось ускользнуть.

Вот при каких обстоятельствах трибунал инквизиции в Венеции утратил самостоятельность: он стал частью трибунала государственной инквизиции и собирался под председательством одного из трех членов Совета мудрых. Однако римские папы не переставали посылать венецианскому сенату угрожающие письма с требованием усилить преследования еретиков.

Характерно в этом отношении послание папы Пия IV: «Синьория не проявляет достаточной строгости в случаях ереси, обнаруженных в Венеции, Вероне и Виченце. Необходимо проявить больше суровости и применить лучшие лекарственные средства, чем до сих пор. Государство находится в непосредственной близости с еретическими странами. Надлежит принять меры предосторожности, чтобы эта чума не проникала через границы. Если обнаружится ересь, она должна быть беспощадно караема. Доказательством, что до сих пор не применялись надлежащие меры, является пребывание в Падуе многих немецких студентов, открытых еретиков, заражающих других и злоупотребляющих терпимостью».

Венецианский сенат не обратил внимания на этот протест. Даже в тех случаях, когда инквизиция имела возможность судить еретиков, она была связана государственной законностью, от которой римская инквизиция была совершенно свободна.

В книге «О еретиках Италии» Канту приведены «правила, которыми подобает руководствоваться в нашем трибунале по делам еретиков». Даем выдержки из них: «Прежде всего, когда представлен донос или какая-либо жалоба церковным судьям, достопочтенный господин аудитор достопочтеннейшего господина апостолического нунция и отец инквизитор по еретическим преступлениям обязаны в присутствии светлейших господ, уполномоченных по еретическим делам, рассмотреть и изучить донос. И если будут налицо указания и данные относительно необходимости задержания лица, на которое поступил донос, то церковные судьи в присутствии указанных светлейших господ уполномоченных выносят решение об аресте. Если же то лицо, которое лично приглашено явиться на суд, откажется подчиниться, то об этом должно быть оглашено в публичных местах. Его надлежит арестовать, не взирая на сопротивление. Если оно явится лично, то церковные судьи в присутствии указанных светлейших уполномоченных разбирают его дело. Подвергнув это лицо допросу, они выносят решение в том составе, какой был указан выше, о заключении его в тюрьму или назначении определенного места, заменяющего тюрьму, причем это лицо обязано дать присягу о невыезде. Затем дело разбирается до конца, рассматриваются свидетельства и их опровержения, а также показания преданного суду инквизиции лица, пока оно не признается в своих заблуждениях и не заявит, что готово подчиниться покаянию, установленному святой матерью церковью. После чего обвиненный должен лично прочесть составленное для него отречение, если он умеет читать. В противном случае за него читает нотария в присутствии осужденного, который устно подтверждает свое признание. Это происходит в день, назначенный судьями.

Затем сами церковные судьи должны иметь между собою суждение о наказании или покаянии, к которому надлежит приговорить осужденного, совместно с вышеуказанными светлейшими господами уполномоченными. Осужденный должен быть вызван, чтобы выслушать приговор, который оглашается в присутствии того же совета, как указано раньше. При этом церковные судьи смиренно умоляют светлейшего государя приложить руку для приведения в действие вынесенного приговора.

Если же обвиняемый отрекается от обвинений, в которых уличен, и доказывает, что не совершил преступления, то он должен быть ввергнут в теснейшее узилище, дабы, предавшись размышлениям, пришел к сознанию совершенных им преступлений. Если же и в этом случае откажется сознаться, тогда надлежит использовать доказательства, извлеченные из процесса, и показания свидетелей, ежели таковые соответствуют действительности, а не продиктованы пристрастием и личной враждой, то, следовательно, им надлежит верить. После этого можно перейти к приведению приговора в исполнение в том порядке, как указано выше. Если же допрошенные свидетели не представят полного подтверждения, но вместе с том дадут указания, имеющие характер доноса, или только отчасти засвидетельствуют виновность, то надлежит перейти к пыткам»¹¹.

Правила заканчиваются новым напоминанием о том, что церковные судьи обязаны решать все вопросы в присутствии уполномоченных светской власти. Эти правила дают возможность представить себе общий ход процесса Джордано Бруно, установленный инструкциями инквизиции, и опровергают утверждения о том, будто инквизиторы Венеции не прибегали к пыткам.

Другой документ, относящийся к деятельности инквизиции, еще интереснее, так как отражает судопроизводство примерно того времени, когда разбиралось дело Джордано Бруно. Это текст инструкции Лодовико Таберна своему преемнику нунцию Антонио Мариа Грациани. Она характеризует деятельность инквизитора Габриэля Салюцци, который вел допрос Бруно:

«...Одно из важнейших дел нунция — трибунал святой инквизиции... Он собирается три раза в неделю, а именно, по понедельникам, четвергам и субботам. Главами и судьями в нем являются: нунций, патриарх и инквизитор. Далее, в нем принимают участие аудитор нунция, викарий патриарха и комиссарий снятого судилища, должность которого исполняет брат, избранный инквизитором и имеющий совещательный голос. Кроме того, в нем присутствует один из трех главных сенаторов, избранных превосходительнейшим сенатом, чтобы прилагать к делу светскую руку, когда требуется совершить какой-либо арест или наложить наказание.

Следуя ли иному приказанию его святейшества, данному мне, когда я выезжал из Рима, я обычно посещал трибунал только по субботам, ибо это день, когда ведется протокол, происходит допрос обвиняемых и свидетелей, понедельник же и четверг посвящаются вынесению решений и составлению резолюций. Посещения оного трибунала в этот день достаточно для укрепления авторитета святого судилища и для выражения почтения, которое питают к нунцию участники заседаний, ибо он гораздо более связан с судебными делами, чем патриарх и инквизитор. Посему будет великой службой всемогущему богу и его святейшеству, если ваша светлость станет посещать трибунал возможно чаще, поддерживать его юрисдикцию и присутствовать там самолично. Очень полезно также, ежели вы будете находиться в добрых отношениях с отцом-инквизитором, человеком бдительным, усердным, в высшей степени честным, весьма образованным...

Когда я приехал в Венецию, духовенство пребывало там в такой распущенности и своеволии, что это было причиной величайшего позора и соблазна. Я предпринял реформу, которую необходимо продолжать. По приказанию папы, я устранил двоих отступников из ордена монастырских меньших братьев брата Паоло из Перголы и брата Фабриция Неаполитанца. Теперь они стали беглецами и натравливают правительство на папу, но тщетно. Брат Паоло все еще находится в этих краях. Он надеется удержаться там после моего отъезда. Нунций должен позаботиться, чтобы брат Паоло понес заслуженное наказание.

В постоянных раздорах между епископом и представителями светской власти я всегда защищал интересы церковной юрисдикции»¹².

В процессе Джордано Бруно судьей-инквизитором был Габриэль Салюцци. В качестве представителей Совета мудрых поочередно председательствовали в заседаниях трибунала Фускари, Барбадико, Суперанцио и Морозини.

Трибунал инквизиции заседал во дворце дожей. Заключенные помещались «под свинец» или «в колодец». Часть тюремных камер была устроена под крышей дворца, сложенной на свинцовых листов. Летом там было нестерпимо жарко, зимой — очень холодно. Другие же камеры, для особо важных преступников, помещались в подземелье. Это были сырые, мрачные, темные мешки, кишевшие крысами и насекомыми.

Дворец дожей и помещение инквизиции сохранялись в неприкосновенном виде до начала XIX века. Анонимный русский путешественник оставил подробное описание помещения, где венецианские инквизиторы подвергали допросам Бруно:

«Возвратясь из придворной церкви через залы сената и четырех портиков, входишь в самое страшное отделение дворца, в палату десяти таинственных правителей республики и трех инквизиторов... В преддверии залы, где сидели письмоводители и обвиняемые ждали суда, а осужденные — приговора, сохранились еще львиные пасти или отверстия для приема доносов... Дубовая дверь вроде шкафа ведет в небольшую комнату, которую избрали для своих совещаний три инквизитора, и одна только уцелевшая на стене картина, с фантастическими изображениями всякого рода казней, украшает это страшное средоточие управления республики.

Около покоя инквизиторов есть несколько тесных проходов в кельи, где хранились архивы и совершались иногда пытки; в одном углу — роковая дверь, которая из одного места одновременно вела и на горькоименный мост вздохов, в темницу, что за каналом, и в глубокие подземелья дворца, и под свинцовую крышу, в пломбы¹³, где томились жаром узники. Однако последнее заключение не было столь ужасно и назначалось для менее важных преступников... И надобно сойти на дно колодцев, чтобы там постигнуть весь ужас сих темниц, где в сырости и совершенном мраке изнывали жертвы мщения децемвиров¹⁴ и где пропадали без вести навлекшие на себя их подозрения. Еще видно каменное кресло, на которое сажали осужденных, чтобы удавить их накинутою со спинки кресла петлею, и то отверстие сводов, куда подплывала гондола, чтобы принять труп и везти его в дальний канал Орфано для утопления»¹⁵.

До сих пор биографы Бруно полагали, что он был заключен под свинцовой крышей, так как в протоколе четвертого допроса его инквизицией имеется замечание: «В указанный день в помещении и месте нахождения камер заключения святой службы». Отсюда делали вывод, что заседание происходило в том же месте, где находилась и камера заключения Джордано Бруно, т. е. во дворце.

Как видно из описания русского путешественника, это замечание ничего не доказывает. Тюремная башня стояла по другую сторону канала. Она соединялась с залом заседаний «мостом вздохов», названным так потому, что по ночам с него слышны были вздохи и стоны заключенных, идущих на суд или уносимых после пыток. Кельи же заключенных были расположены так, что узкие переходы вели и в камеру пыток и в зал заседаний из всех мест заключений. В связи с этим отнюдь не исключено, что Бруно, как особо важного преступника, посадили в подземелье.

Строители дворца дожей позаботились о том, чтобы человек, однажды попавший в тюрьму инквизиции, исчезал для всех, кроме своих судей и палачей. Казнь напоминала скорее тайное убийство, чем исполнение приговора суда.

Приговоренного к смерти вели по коридору. Каменные плиты пола находились над каналом и снабжены были отверстиями. Удар кинжалом в спину внезапно поражал осужденного. Кровь стекала через отверстия, а труп бросали в канал.

Иногда осужденного сажали ночью в гондолу. По пути она, как бы случайно, встречалась с другой гондолой. С одной на другую перебрасывали доску и предлагали осужденному перейти по ней. Как только он становился на зыбкий помост, гребцы брались за весла, гондолы расходились, и человек исчезал бесследно в темных водах канала.

Как средство политического сыска и террора инквизиция в Венеции играла очень большую роль. Убийства и казни по тайным приговорам происходили часто, но за «еретические преступления» смертные приговоры выносились в исключительных случаях. Можно считать установленным, что с 1560 года, когда начались массовые преследования еретиков, и до 1591 года, когда Джордано Бруно приехал в Венецианскую область, никто не был казнен, если к религиозным мотивам не примешивались мотивы политические.