Глава XXIV. Римская инквизиция

Инквизиция как следственный и судебный орган римско-католической церкви по делам о ересях и свободомыслии возникла еще в начале XIII века. Но уже к XV веку трибуналы инквизиции, находившиеся в руках доминиканского ордена, не могли бороться с оппозицией, направленной против католической церкви и ее учения.

Обеспокоенные этим властители Испании Фердинанд и Изабелла, недаром носившие прозвище «католических» королей, в 1480 году получили у папы Сикста IV разрешение организовать в Кастилии новое инквизиционное судилище, которое и приступило к своей кровавой деятельности в 1481 году. Сразу же запылали костры, на которых подвергали мучительной казни «еретиков».

Начиная с 20-х годов XVI столетия, во всей Западной Европе положение феодального режима и тесно с ним связанной католической церкви настолько пошатнулось, что примеру Испании начали следовать все те, чье благополучие зависело от сохранения отживавшего феодализма и от влияния католической церкви.

Идеи реформации и связанное с ними свободомыслие широко распространились по всей Западной Европе.

Энгельс справедливо охарактеризовал реформацию как учение, отвечающее «требованиям самой смелой части тогдашней буржуазии»¹.

Отпадение Англии от католицизма заставило католическую церковь, до того довольно спокойно относившуюся к распространению учений реформаторов, принять решительные меры. Особенно испугало церковников возникновение очагов этой ереси в самой Италии.

Пример испанской инквизиции, жестоко расправлявшейся с «еретиками», стоял перед глазами папы Павла III, когда он в 40-х годах XVI века приступил к организации римского инквизиционного судилища. 27 сентября 1540 года он издал буллу «Управление воинствующей церкви», утверждавшую новый монашеский орден — «Общество Иисуса», орден иезуитов, который вскоре стал орудием подавления всего передового в Италии и других странах.

14 января 1542 года была издана булла, согласно которой все духовные лица, не исключая и самых высоких представителей римской курии, поступали под строжайший надзор специальной инквизиционной инстанции. Ей должны были оказывать всяческое содействие все органы церкви и все церковники.

Однако прежде всего необходимо было создать эту инстанцию, или, вернее, наполнить новым содержанием старое учреждение, с годами совсем потерявшее вес. Осуществление этой задачи было поручено главе крайне реакционной партии в курии, жестокому фанатику кардиналу Джованни Пьетро Караффа. Несмотря на сопротивление представителей более умеренной партии, Караффа, проведший несколько лет в Испании в качестве апостолического нунция и вполне усвоивший методы инквизиционного судилища, настоял на своем.

21 июля 1542 года папа опубликовал буллу «Хотя изначала» («Licet ab initio»).

Булла эта утвердила комиссию кардиналов с председателем, получившим наименование «великого инквизитора». Комиссии предоставлялось ничем не ограниченное право производить всеми доступными церкви средствами следствие по делам об отступничестве от католицизма, применять пытки, конфисковать имущество. Комиссия получила так же право создавать трибуналы инквизиции в Италии и за ее пределами.

Первым «великим инквизитором» был инициатор и создатель нового учреждения — кардинал Караффа. С той же энергией, с какою он добивался реализации своих изуверских планов, Караффа сразу же взялся за руководство «святым судилищем» («Sanctum officium»), как вскоре стали официально называть новый орган. Не желая терять времени на хлопоты в финансовых инстанциях, он на собственные средства снял большой дом, в котором и расположил судилище с его быстро разраставшимся аппаратом, тюремные казематы и помещения для пытки.

В основу деятельности этого судилища Караффа положил сформулированные им самим правила. Главное в делах веры — ни мига промедления. При малейшем подозрении нужно немедленно действовать с наибольшей строгостью. Второе — не считаться с положением еретика в обществе, будь то князь, прелат, или любое другое высокопоставленное лицо. Третье — быть наиболее строгим к тем еретикам, которые пытаются найти защиту у влиятельных особ; только признающий свои прегрешения заслуживает более мягкого обращения и «отеческого сострадания». И, наконец, четвертое — не допускать никакого снисхождения к еретикам, особенно к кальвинистам².

Первой жертвой нового судилища должен был стать главный викарий ордена капуцинов, широко известный и за пределами Италии проповедник и богослов Бернардино Окино. Он находился в ту пору во владениях Венецианской республики, которая, пользуясь своими привилегиями, отнюдь не собиралась выдавать его Караффе. Усиленные приглашения в Рим вызвали подозрение у Окино, и он при поддержке друзей бежал из Италии в Женеву, к Кальвину. Так же неудачно окончилась попытка инквизиции захватить другого «опасного», с ее точки зрения, проповедника — Джироламо да Мельфи: он тоже бежал в Женеву.

Эти первые неудачи не обескуражили Караффу и созданную им организацию. Они отыгрывались на «еретиках» более мелкого масштаба, повсюду рассылая шпионов, привлекая к суду по малейшему подозрению или доносу. Римская инквизиция скоро стала грозным орудием католической реакции; она вызывала ненависть и ужас у всех, кто хранил в душе остатки свободной мысли и стремления, завещанные эпохой Возрождения.

В 1543 году великий инквизитор издал распоряжение, согласно которому ни одна книга, каково бы ни было ее содержание, независимо от того, издавалась она раньше или нет, не могла быть выпущена в свет без разрешения инквизиции.

Инквизиционное судилище, руководимое изувером Караффой, из года в год усиливало свое влияние на судьбы Италии. Несмотря на то, что в отдельных городах и государствах Апеннинского полуострова действовали, казалось, самостоятельные трибуналы инквизиции — трибуналы вице-королевства Неаполитанского, республики Венеции и другие, — центральный, римский трибунал, используя свои связи с курией, стал руководящим органом и в важнейших случаях предписывал местным трибуналам свою волю.

Папа Павел III иногда осмеливался не соглашаться с всесильным Караффой и вступал с ним в конфликт, преемник же его, безвольный и слабый Юлий III (1550—1555), стал буквально игрушкой в руках инквизиции. 15 февраля 1551 года, вскоре после своего избрания, Юлий III издал буллу, в силу которой ни один из самых могущественных государей не смел оказывать какое бы то ни было противодействие инквизиции или ее служителям при исполнении ими их обязанностей. Инквизиция хозяйничала в Италии полновластно, все чаще пылали костры на Кампо ди Фьоре в Риме.

Состав центрального инквизиционного судилища регулярно менялся, но во главе его в качестве «великого инквизитора» продолжал стоять грозный Караффа. Власть его становилась все более неограниченной, и, наконец, после кратковременного понтификата Марчелла II, Джованни Пьетро Караффа был избран на «престол св. Петра» и принял имя Павла IV (1555—1559).

Павел IV, вдохновитель инквизиции, приложил все силы к тому, чтобы окончательно упрочить это любезное его сердцу детище. Сохранив за собой и после вступления на папский престол, если не формально, то фактически, должность «великого инквизитора», Павел IV провел решение о регулярных еженедельных заседаниях инквизиционного судилища. Каждый четверг он сам председательствовал в нем.

Централизация в инквизиционной сети Италии заметно усилилась. Путем смены инквизиторов на местах и введения чисто испанской системы взаимного шпионажа местные судилища все больше подчинялись римскому центру. Жертвами инквизиции становились даже крупнейшие политические и церковные деятели.

Насколько римской церковью того времени владели фанатические настроения, ярко показывает булла от 15 февраля 1559 года, согласно которой все князья, короли и императоры, симпатизировавшие в какой-нибудь мере ереси, отлучались от церкви, объявлялись лишенными власти и обязанными покинуть свои государства. Позже, в 50-х годах XVII века, когда половина Западной Европы уже отпала от католической церкви, а в другой половине авторитет этой церкви очень поколебался, такое требование звучало бы совершенно нелепо.

18 августа 1559 года Павел IV умер. Римский народ поднял тогда восстание и разгромил не только жилище самого папы, но и здание инквизиции, вызывавшей всеобщую ненависть, со всеми хранившимися в нем документами. Узники, томившиеся в казематах «святого судилища», были выпущены на волю, и следующим папам пришлось затратить немало усилий, чтобы снова схватить хотя бы некоторых из них.

«Расцвет» деятельности римской инквизиции следует отнести ко времени понтификата Пия V (1565—1576) — бывшего кардинала Микеле Гизлиери, ближайшего помощника Павла IV — Караффы и его преемника в управлении святым судилищем. При Пие V («святом») были выработаны те жестокие и подлые методы допроса, которые применялись потом в деле Бруно. Италия содрогалась от ужаса, видя уничтожение тысяч мирных вальденсов и преследования многих уважаемых лиц.

Буллой от 21 декабря 1566 года Пий V окончательно закрепил особое положение инквизиции; он аннулировал все постановления и распоряжения предшествовавших пап, в какой бы то ни было мере ограничивавшие или отменявшие постановления инквизиционного трибунала, и заранее объявил не имеющими силы все возможные дальнейшие решения пап, направленные к смягчению приговоров инквизиции. Этой буллой инквизиционное судилище формально ставилось выше самого папы.

В 60-х годах XVI века волна инквизиционных процессов в Италии достигла невиданных даже при Павле IV размеров. По образцу Испании костры пылали еженедельно во всех концах полуострова.

Именно в эту пору юный Бруно впервые столкнулся со «святым судилищем». Система работы, принципы ведения следствия и применения наказаний были к тому времени более или менее выработаны, так что последующая частая смена пап не внесла существенных изменений в деятельность судилища.

При Клименте VIII (1592—1605) активность инквизиции усилилась. Одной из жертв ее и стал Бруно.

Инквизиция не торопилась с разбором его дела. По-видимому, судьи надеялись взять Бруно измором и рано или поздно заставить покаяться. Средства на содержание заключенных отпускались весьма скудные, их подкармливали тюремщики, которые наживались на этом.

Декрет от 28 мая 1565 года гласит: «Если при освобождении из святого судилища заключенные откажутся произвести расчет со сторожем Джованни Каванья за питание, то они будут отправлены в тюрьмы башни ди Нона и не будут освобождены, пока не рассчитаются полностью с указанным сторожем или не договорятся с ним»³.

17 октября 1584 года это решение было подтверждено: «Заключенные, переведенные в тюрьмы святого судилища из тюрем башни ди Нона и Сабельской курии, не подлежат освобождению, пока не рассчитаются за выданное им питание с капитаном указанных тюрем»⁴.

Положение Бруно было тем более тяжелым, что перед арестом в Венеции Мочениго отнял у него деньги и вещи и отдал его в руки инквизиции в том виде, в каком застал ночью, в постели.

Декреты инквизиции о запрещении тюремным слугам принимать какие бы то ни было подарки от заключенных свидетельствуют о том, что подкуп и взятка были широко распространены и могли в какой-то мере улучшать положение заключенных. Так, 29 ноября 1594 года было постановлено, что «впредь сторожа тюрем святого судилища и их помощники под угрозой увольнения не смеют ничего принимать от заключенных, даже если те делают подарки добровольно... а также если их передают другие лица от имени заключенных».

Тем, кто имел на свободе друзой и родственников, удавалось смягчать тюремщиков. За деньги в церковной тюрьме можно было купить все, вплоть до более легкого вида казни.

До нас дошли воспоминания Филиппа Камерария — одного из пленников инквизиции, которому удалось вырваться на волю.

Филипп Камерарий (1537—1624) был протестантским юристом, сыном одного из руководителей лютеранской реформации, ректора Нюрнбергского университета Иоахима Камерария, ближайшего сотрудника Меланхтона. Он находился в заключении в Риме с 5 июня по 4 августа 1565 года. В своем «Подлинном и истинном сообщении» он описывает путешествие в Италию, закончившееся столь печально.

Особенно интересны впечатления, вынесенные Камерарием из Неаполя, где в то время проводил свои ученические годы Джордано Бруно. «Неаполитанская область — блаженный рай, но населяют его дьяволы». Камерарий был поражен тем, что испанский король, душивший налогами эту область, фактически не получал ничего, несмотря на ее огромные богатства. Награбленные чиновниками сокровища уходили на подавление революционного движения и защиту Неаполя от посягательств турецкого султана и римского папы.

В Риме Камерарий восхищался изумительными памятниками античной культуры, позже почти совсем исчезнувшими.

Он рассказывает о тяжелом положении городского населения — поголовно неграмотного, нищего, суеверного, об интеллигенции, более чуждой религии, чем где бы то ни было, о поэтах, распевающих на улицах песни, в которых высмеивается религия и ее служители, о философах, доказывающих в своих трудах, что все происходит от природы, а не от бога, о религиозных проповедниках, распространяющих чудовищные небылицы во славу превозносимой ими религии.

Камерарий как лютеранин был схвачен инквизиторами и заключен в тюрьму. Рассказ его о тюремном быте дает некоторое представление об обстановке, в которой очутился потом Джордано Бруно. Он описывает крохотные камеры, похожие на погреба. Заключенные, лишенные одежды и постелей, жестоко страдали от холода и сырости.

Днем и ночью тюрьма оглашалась воплями и стонами избиваемых или принесенных после пыток. Тюремщики обращались с заключенными бесчеловечно.

В камеры не проникал ни один луч солнца. Заключенные часто болели и умирали.

Заключенным не дозволялось ни читать, ни писать. Только находящимся под допросом давали бумагу и перья для составления показаний и отречений. Говорить друг с другом также запрещалось. Эти запрещения были утверждены декретом инквизиции от 7 июня 1567 года: «Никому из заключенных не разрешается говорить с кем бы то ни было, как и писать и читать или обращаться к начальству, за исключением тех случаев, когда они защищаются (от обвинений)».

Особенно преследовалось перестукивание с заключенными в соседних камерах. В декрете от 13 июля 1569 года сказано, что «всех заключенных, которые будут вести разговоры днем или ночью с другими заключенными, кроме тех, которые находятся с ними в общих камерах, надлежит подвергать пыткам согласно решению господина комиссария».

При Джордано Бруно начальником тюрьмы был комиссарий Альберто Трагальоло, ведавший пытками и допросами. Должностные лица, которым поручалось принуждать заключенных к признанию путем уговоров, а в случае необходимости применять пытки, назывались квалификаторами.

Подвергая заключенного пытке, инквизиция допускала длительное истязание. Декрет от 4 сентября 1577 года предписывал: «Когда поручается пытать кого-либо по решению должностных лиц, то подобное решение должно не только определять длительность пытки или способ истязания, но и предполагает, что если будет найдено целесообразным продолжать назначенную пытку в течение двух дней, в два приема, прерывая и возобновляя ее по своему усмотрению».

«Суммарий доминиканского ордена» посвящает пыткам четырнадцатую главу четвертой книги. Инквизиторы исходили из глубокого презрения к человеку, как существу лживому по своей природе, и этим оправдывали необходимость пыток: «Злодейство преступников так велико, что они прилагают все усилия, стараясь помешать судьям выяснить их преступления. Подвергаемые допросу, они нагло отрицают свою вину. Ввиду этого возникла необходимость найти разного рода средства, чтобы вырывать истину из их уст. Таких средств три: присяга, тюремное заключение и пытка. По существу, следовало бы верить просто сказанному, но все без исключения люди так лживы, что было постановлено требовать присяги от обвиняемого, против которого имеются улики. Под угрозой обвинения в смертном грехе он обязан открывать истину...

Если же невозможно добиться истины посредством присяги и имеются серьезные улики, а преступление велико, то необходимо прибегать к тюремному заключению, которое дает три полезных результата: 1) если обвиняемый виновен, то заключение заставляет его сознаться в преступлении; 2) лишает его возможности узнать, что сообщили свидетели, и опровергать, их; 3) препятствует его бегству...

Если вышеуказанные средства не помогают, то остается последнее — пытка. На основании имеющихся свидетельств о степени виновности судьи могут налагать физические истязания, к числу которых относятся воздержания, принуждения и тому подобное, пока он не сознается. Если против брата имеются свидетельства мирян, то на основании их его нельзя осудить, но можно подвергнуть пыткам и предать допросу...

Кроме вышеуказанных оснований, по которым обвиняемого можно подвергать пыткам, имеются еще следующие: во-первых, если обвиняемый колеблется как в форме изложения, так и по существу дела, сперва признает себя виновным, а потом отрицает, или сперва отрицает, а потом сознается, или если во время допроса говорит одно, а затем прямо противоположное. Во-вторых, если имеется достаточно достоверное свидетельство вне суда. В-третьих, если имеется хотя бы один свидетель, дающий достаточно порочащие показания. В-четвертых, если имеется один свидетель, подтверждающий обвинение. В-пятых, если есть много явных свидетельств»⁵.

На вопрос — подвергался ли пыткам Джордано Бруно, современные апологеты инквизиции отвечают: протоколы ничего не говорят о пытках, следовательно, они не применялись.

Однако рассуждения эти явно искажают историческую действительность. Инквизитор Антонио Панормита в своем своде, вышедшем в 1646 году, подробно излагает и обосновывает применение пыток в судах инквизиции. Он говорит: «Инквизиторы вынуждены особенно часто прибегать к пыткам, так как еретические преступления относятся к числу тайных и трудно доказуемых. Кроме того, сознание в ереси приносит пользу не только государству, но и самому еретику. Поэтому пытка полезнее всех других средств, помогающих довести следствие до конца и вырвать истину у обвиняемого».

Далее Панормита указывает, что во время пытки инквизиторы, опасаясь колдовства со стороны пытаемого, подвешивали ему на шею мощи для обороны от дьявола.

В римской инквизиции пытки были возведены в систему. Церковь создала даже целую «науку» о пытках. В 1599 году вышла огромная книга Мартина Дель-Рио «Инквизиторское расследование о колдовстве». Автор рассматривает в ней всевозможные средства, причиняющие страдания. Книга Дель-Рио наиболее полно отражает практику римской инквизиции.

В ту пору уже существовали специальные «руководства» инквизиции о пытках — «Директорий инквизиторов», написанный Николаем Эймериком в 1378 году и переизданный юристом Пенья в 1578 году по приказанию папы Григория XIII», «Молот ведьм» Шпренгера и Инститориса, «Свод уголовных советов» Марсильи, «Демонолатрия» Николая Ремигия и «Практика и теория уголовных советов» Фариначи в двух томах. Книга Дель-Рио подводит итоги и обобщает опыт инквизиторов.

Еретика, говорит Дель-Рио, надлежит передавать в руки инквизиции, его «можно хватать где угодно и когда угодно, потому что он лишен всякой законной защиты, его можно держать в цепях, колодках, ручных оковах, можно за его вину бросить в темную и грязную тюрьму, где нельзя выжить и нескольких дней»⁶.

Выбор и продолжительность пытки предоставлялись на усмотрение судьи, но с тем, чтобы тело обвиняемого осталось неповрежденным или мало поврежденным, чтобы он мог быть потом освобожден или подвергнут казни, причем под неповрежденностью тела подразумевалось, чтобы не были сломаны кости или разорваны жилы, не было резаных ран; растяжения же сухожилий и вывиха костей из суставов невозможно было избежать даже при самых легких пытках. Пытки разрешалось повторять. Если обвиняемый не сознался после часовой пытки, следовательно, он слишком крепкого телосложения и в отношении его проявили излишнюю мягкость. В случаях, когда человек обвиняется в нескольких преступлениях, его надлежит пытать столько раз, сколько предъявлено обвинений.

Деятельность римской инквизиции исключает какие бы то ни было сомнения в том, что Джордано Бруно подвергали жестоким пыткам. Таков был основной способ допроса в инквизиционном судопроизводстве. «Святое судилище» полагало, что нет такого признания, которого нельзя было бы вырвать, подвергая человека физическим истязаниям. Пытки применялись в отношении всех заключенных, а тем более — упорных еретиков. Декрет от 28 июля 1569 года подтверждает это: «Все без исключения обвиняемые, уличенные или сознавшиеся в ереси, должны обязательно подвергаться пыткам по решению судей для дальнейшего выяснения истины и для раскрытия сообщников»⁷.

Примечания

1. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVI, ч. 2, стр. 297.

2. См. L. Ranke. Die römische Päpste in den letzten Jahrhunderten, т. I, стр. 137.

3. L. Pastor. Allgemeine Dekrete der Römischen Inquisition aus den Jahren 1555—1597. 1912, стр. 28.

4. L. Pastor. Allgemeine Dekrete der Römischen Inquisition aus den Jahren 1555—1597, 1912, стр. 39.

5. «Summarium Ordin Praedicator Institutiones», 1617, стр. 350—351.

6. M. Del Rio. Disquisitionum magicarum libri 6. 1599 и 1657, стр. 785.

7. L. Pastor. Allgemeine Dekrete der Römischen Inquisition aus den Jahren 1555—1597, стр. 31.