|
Глава II. Неаполь (1559—1565)
Из деревенской тишины предместья маленького провинциального городка Джордано Бруно попал в шумный большой город, игравший в судьбах Италии немалую роль: в 1558 или 1559 году Бруно переехал в Неаполь.
В рассказах современников сохранились воспоминания о пестроте и своеобразии неаполитанских улиц. Среди домов на главной улице встречались самые разнообразные здания. Здесь — часовня с «чудотворными мощами», куда монахи неустанно зазывают верующих. Рядом — лавка купца, который, стоя на пороге, жестами приглашает покупателей. Далее, в одном ряду церковь Марии Лореттской, лавка и мастерская конской сбруи. Монастыри перемежаются харчевнями и публичными домами. У ворот церквей толпятся профессиональные нищие, монахи всех орденов и торговцы святым товаром, амулетами и мощами.
С 1504 года Неаполитанское королевство попало под власть Испании и стало одним из важнейших оплотов испанской монархии. Богатая область снабжала Испанию хлебом, военные порты Южной Италии служили базой для борьбы с турками, многочисленное дворянство было резервом испанской армии. Прекрасный климат Южной Италии и богатство природы побуждали дворянство поселяться в Неаполе.
Испанское правительство облагало податями только дворянство, которое должно было, в свою очередь, собирать налоги с крестьян. Постепенно дворянство превратилось в паразитический класс. Выжав из подвластного населения деньги и уплатив налоги испанской короне, дворяне прожигали жизнь в Неаполе. Промотавшись, они уезжали в деревню и там старались восстановить свое благосостояние грабежом вассалов.
В одном донесении папе Павлу V говорилось: «Дворяне предъявляют претензии на различные титулы, и в конце концов чуть ли не каждый, самый ничтожный дворянин приобрел титул герцога, князя, маркиза или графа. Для поддержания титулов необходимо вести широкий образ жизни, и поэтому дворяне стараются иметь свою резиденцию в Неаполе. В результате они запутываются в долгах и вынуждены возвращаться в свои поместья, где грабят крестьян1.
Владычество испанцев в Южной Италии опиралось главным образом на военную силу. Крепость Санто-Эльмо в Неаполе была построена для того, чтобы держать город под дулами пушек. Полки конных жандармов грозили непокорным и боролись с так называемыми «бандитти» и «фуорушити»2. Движение среди угнетенных слоев населения папской области выражалось в постоянных выступлениях бесправных и обездоленных подданных «святейшего» папы. «Фуорунтити» называли людей, преследуемых законом, а «бандитти» дворяне называли крестьян, разоренных сборщиками податей и бежавших в леса.
Джордано Бруно начал учиться в Неаполе в частной гуманистической школе, где провел шесть лет.
Годы учения в Неаполе освещены в его показаниях венецианской инквизиции. Оп говорит, что изучал гуманистические науки, логику и диалектику, слушал лекции и брал частные уроки логики у Теофило да Вайрано, который преподавал разные предметы.
«Добавил к допросу: — Мой возраст около сорока четырех лет (1592 год. — В.Р.). Я родился, как мне это известно от родных, в 48-м году. Обучался в Неаполе литературе, логике и диалектике до четырнадцати лет (на самом деле до 17 лет. — В.Р.), а также посещал публичные чтения некоего лица, называвшего себя уроженцем Салерно3, и частным образом брал уроки логики у отца августинца но имени Теофило да Вайрано4, позже преподававшего метафизику в Риме»5.
Джордано Бруно
Можно предположить, что еще до поступления в монастырь Джордано Бруно не только прошел курс светского обучения, но и читал запрещенные книги, был знаком с неаполитанскими учеными, посещал их лекции, слушал диспуты, изучал новые книги по естествознанию, в том числе книгу Коперника «О круговращениях небесных тел».
В поэме Джордано Бруно «О безмерном и бесчисленном» и предпоследней главе третьей книги первые строки посвящены Копернику: «Взываю к тебе, прославленный своим достойным изумления умом, гениальности которого не коснулся позор невежественного века и чей голос не был заглушен шумным ропотом глупцов, о благородный Коперник, великие произведения которого волновали мой ум в нежном возрасте... И когда тысячи доводов освятили истинное суждение и легко была раскрыта природа, тогда только познание дало мне возможность воспринять твой гений и признать свою правоту. Я понял, что тебе доступен смысл Тимея, Гегесия, Никета и Пифагора. И ты уже не только отрицал, что Земля находится в середине, — это и другие могли видеть еще значительно раньше, — но утверждал и то, что она несется в годовом кругообороте вокруг Солнца и уже не остается места для этих семи концентрических сфер. Она стремительно вращается также вокруг своего собственного центра, и это движение внушает обманчивое представление о мировом движении, а отсюда возникает представление о множестве вращающихся сфер, открытых научным познанием.
Удивительно, о Коперник, что при такой слепоте нашего века, когда погашен весь свет философии,... ты смог появиться и гораздо смелее возвестить то, что приглушенным голосом в предшествующий век возвещал Николай Кузанский и книге «Об ученом незнании»»6.
В жизни народных масс Неаполя религия занимала огромное место, главным образом в форме церковных празднеств, пышных церемоний, процессий, почитания мощей и реликвий. Джордано Бруно в своих произведениях неоднократно подвергает жестокой критике религиозные обряды, которые он наблюдал в Неаполе.
В комедии «Подсвечник» Бруно рассказывает о реликвиях, бывших в ходу в Неаполе.
Монахи торговали костями св. Пьянториса, водой, вытекавшей из руки св. Андрея, водой из лужи у мощей св. Петра-мученика — «сладчайшей, чистейшей, прозрачнейшей, целебнейшей из всех вод».
В особенности любопытен «agnus dei», или «агнец божий». Так назывались амулеты, щедро раздававшиеся римским напой во торжественным дням. На пасху 1566 года папа освятил 75 ящиков «агнус деи» и нажил на них 3 тысячи дукатов. Папа Урбан V писал, что «агнус деи» отвращает удары грома, очищает от всех грехов, предупреждает пожары и успокаивает бурю на море.
В Неаполе, как и в Ноле, были широко распространены суеверия.
Главной святыней Неаполя считался сосуд с кровью св. Вергилия, которая якобы имела свойство кипеть при наступлении опасности и отвращать ее от города. Это чудо было скомпрометировано во время осады города войсками германского императора Генриха VI Гогенштауфена (1165—1197). В конце XV века неаполитанское духовенство возродило «чудо» кипения крови, но эту роль стал играть сосуд с так называемой кровью св. Януария.
Вольтер в своем «Опыте о нравах» говорит, что верования Неаполя издавна служили предметом насмешек и вызывали изумление путешественников. «Многие протестанты, после того как они насладились прелестями пребывания в Неаполе, с издевкой рассказывали о трех чудесах, происходивших в определенные дни в этом городе, когда кровь св. Януария, св. Иоанна Крестителя и св. Стефана, сохраняемая в бутылках, закипала, как только ее подносили к их головам. Эти протестанты обвиняли церковные власти в том, что они приписывают богу бесполезные чудеса. Ученый и мудрый Аддисон заявил, что ему никогда не приходилось видеть более грубого шарлатанства»7.
С середины XIV века в Италии стало расти и шириться культурное движение, приведшее к расцвету литературы, искусства, науки. С ростом этого движения сильно пошатнулся и авторитет церкви.
Передовые мыслители того времени все больше интересовались реальной жизнью, в центре их внимания — действенная человеческая личность, которую породили новые общественные условия. Новое направление культуры получило название «гуманизма».
Я человек,
Не чуждо человеческое мне ничто, —
это изречение латинского поэта Теренция8 стало лозунгом гуманистов. Итальянские гуманисты боролись за освобождение личности от гнета христианско-аскетической морали, разоблачали лицемерие монашества, выступали против церковного мировоззрения.
Одним из наиболее выдающихся гуманистов Неаполя в ту нору был Лоренцо Валла (1407—1457), на произведениях которого учился Эразм Роттердамский.
Известность Лоренцо Валла создал его диалог «О наслаждении как истинном благе», вышедший в Павии в 1431 году. Валла изображает группу гуманистов, собиравшихся в одном загородном поместье и беседовавших о философских предметах. В беседе участвует сам Лоренцо Валла, популярнейший гуманист того времени Антонио Панормита и др. Один из них излагает взгляды стоиков, другой высказывается в защиту эпикуреизма. Апология философии Эпикура отчетливо выражена в этих диалогах; но для отвода глаз и защиты от инквизиции Лоренцо Валла ввел еще один персонаж, вложив в его уста оправдание христианства в официальном церковном духе, однако это не ввело в заблуждение его современников и они удивлялись, как кардинал Николай Кузанский мог рекомендовать в 1450 году на пост чиновника римской курии Валлу, который осуждал физику Аристотеля, разрушал религию, исповедовал еретические идеи и презирал Библию.
Еще более открыто Лоренцо Валла нападал на церковников в диалогах «Об обетах духовенства». Он утверждал в них, что, где бы ни замышлялась подлость, дело не обойдется без церковников. Церковники, по его словам, не приносят обществу ничего, кроме вреда.
Знаменитый трактат Лоренцо Валла «О даре Константина» (1440) разоблачает подложность грамоты, якобы выданной папам императором Константином, и доказывает несостоятельность претензий пап на «наследие св. Петра», в состав которого включался и Неаполь.
Другим выдающимся представителем гуманизма в Неаполе был поэт Джовиано Понтано (1426—1503). Заслугой Понтано было создание академии Понтаньяна, послужившей образцом для ряда других неаполитанских академий9.
К числу старших современников Джордано Бруно принадлежит Джамбатиста делла Порта (1541—1615), в 1560 году ставший во главе академии «Тайн природы».
Джамбатиста делла Порта происходил из знатной и богатой семьи, имевшей большое влияние в Неаполе. Это не спасло его от преследований. Он был вызван римской инквизицией в связи с поступившим на него доносом и обвинением в занятиях тайной магией. Порта не был арестован, но собрания академии «Тайн природы» в его доме были запрещены. Однако Порта не прекратил своей деятельности, приняв участие в организации академии «Праздных». В члены созданной им академии могли вступать только те, кто сделал какое-нибудь открытие в изучении природы.
Порта много сделал для развития физических наук. Его главный труд «Естественная магия», вышедший в 1589 г., представляет собою собрание исследований по самым разнообразным вопросам оптики, механики, химии.
Изучая человека, Порта установил принцип, прямо противоположный схоластической науке. Чтобы познать человека, указывал он, надо начинать с его тела, а не с духа. Надо рассечь труп, изучить его, выяснить строение органов. Такого рода исследование откроет тайну естественного строения человека, покажет, какая деятельность происходит в его теле и как душа животного превращается в чувствующую и мыслящую душу человека.
В молодости Порта совершил путешествие по Испании, Франции и Италии.
Всюду он заводил знакомства с замечательными людьми, посещал великих мастеров, знакомился с тайнами их искусства, с их изобретениями, стараясь связать исследование природы с техникой.
При академии «Праздных» в Неаполе Порта устроил кунсткамеру, где расположил без определенной, впрочем, системы и последовательности всевозможные курьезы, созданные природой и человеческой техникой, которые ему удалось собрать во время путешествия и приобрести у моряков, прибывавших из разных стран.
Не подлежит сомнению, что Порта встречал Джордано Бруно.
Во введении к книге «Искусство памяти», изданной Порта в 1602 году, имеется упоминание о его знакомстве в Неаполе с человеком, обладавшим исключительной памятью. Этот человек мог читать наизусть до тысячи стихов, с конца, с начала или с любой строки. Прослушав один раз какого-нибудь оратора или поэта, он повторял потом их слова с такой легкостью, словно сам сочинил их. Он мог диктовать тексты на разных языках с такой быстротой, что перо едва поспевало за его словами. Порта замечает, что его знакомый достиг своего искусства не природными способностями, не магическими средствами, а при помощи «искусственной памяти».
Феноменальной памятью могли, конечно, обладать и другие люди; но Порта в данном случае не называет имени потому, что оно принадлежало лицу, осужденному инквизицией.
Воспоминание Порта о Бруно подтверждает, что юноша общался с неаполитанскими гуманистами, под влиянием которых формировались его взгляды.
В ту пору в Неаполе существовала еще одна академия, члены которой называли себя «упорными», — знаменитая Козентинская академия, созданная Бернардино Телезием.
Это был расцвет деятельности Бернардино Телезия. Джордано Бруно, несомненно, был знаком с ним не только по книгам.
В диалогах «О причине, начале и едином» Бруно дает оценку противникам аристотелевско-схоластической мудрости. Он говорит устами одного из персонажей — Гервазия: «Поразмыслите же, какую пользу принесли двое подобных людей, из которых один — французский архипедант, написавший Школу свободных искусств и Замечания против Аристотеля, а другой — педантское дерьмо, итальянец, перемаравший столько тетрадей своими перипатетическими дискуссиями. Как каждый легко видит, первый красноречиво показывает, что он не слишком мудр, второй же, говоря просто, показывает, что в нем много от животного и от осла. О первом мы все же можем сказать, что он понял Аристотеля, но понял его плохо, и если бы он его понял хорошо, то, быть может, он бы сообразил повести против него почетную войну, как это сделал рассудительнейший Телезий Козенцский. О втором мы можем сказать, что он его не понял ни плохо, ни хорошо, но что его читал и перечитывал, толковал, разбирал и сопоставлял с тысячею других греческих авторов, его друзей и врагов; и в конце концов была произведена величайшая работа, не только без всякой пользы, но также с величайшим убытком; так что желающий увидеть, в какую бездну глупости и высокомерного тщеславия погружает педантский обычай, пусть рассмотрит эту его книгу»10.
Из приведенного отрывка видно, что Джордано Бруно говорит о трех направлениях философии, ведущих борьбу против перипатетизма, главными представителями которых являлись Раме11, Патрицци12 и Телезий. В восторженном отзыве Джордано Бруно о Бернардино Телезии чувствуется искренняя любовь последователя, гордящегося тем, что он идет по стопам учителя.
Бернардино Телезий родился в 1508 году в г. Козенце Неаполитанской области.
В 1525 году Телезий переехал в Рим. В 1527 году, когда ландскнехты императора Карла V под командованием герцога Карла Бурбонского взяли Рим, разграбили его и подвергли страшному опустошению, вместе со многими другими Телезий был посажен в тюрьму, откуда выпускали лишь при условии крупного выкупа. В ужасной тюремной обстановке он находился два месяца. Его спас земляк Бернардино Мартириани, позже — тайный советник Карла V. Телезий переехал в Падую, закончил там образование и начал научную деятельность. Кроме философии, он занимался математикой и оптикой.
Падуанская школа породила целую плеяду философов, восставших против схоластики, против Аристотеля, которые призывали изучать жизнь, изучать природу, руководствуясь разумом.
В Падуе преподавал философию один из крупнейших представителей итальянской натурфилософии XVI века Джироламо Фракасторо (1483—1553). Он был медиком папы Юлия III. Ему принадлежит первое в истории медицины исследование о сифилисе. Основной труд Фракасторо — «О контагии и контагиозных болезнях и лечении» — вышел в свет в 1546 году. Кроме медицинских работ, Фракасторо опубликовал ряд сочинений по географии, геологии, оптике, астрономии.
В своих астрономических трудах Фракасторо подверг критике теорию эпициклов13.
Фракасторо требовал, чтобы философия занималась изучением природы.
Однако на пути создания нового, естественнонаучного мировоззрения стоял как серьезное препятствие авторитет Аристотеля, именем которого освящалась схоластика XIII и XIV веков.
В предисловии к книге «О природе вещей согласно ее собственным основаниям» Телезий писал по этому поводу: «Мне совершенно непонятно, каким образом столько самых выдающихся людей, столько народов, даже, можно сказать, почти весь род человеческий и на протяжении стольких веков чтил Аристотеля, так глубоко заблуждавшегося в стольких важных вопросах».
Телезий обратил внимание на то, что представления средневековых последователей Аристотеля о природе основаны не на данных науки, а на чисто логических понятиях и умозаключениях. Он указал, что материя, признаваемая ими, не та материя, которая существует в природе, а отвлеченное понятие.
Телезий был убежден, что новое понимание природы, основанное на опыте и изучении действительности, должно разрабатываться совместными усилиями ученых. С этой целью он основал академию, получившую название Козентинской, или Козенцской, и затем перенесенную в Неаполь.
К сожалению, нам мало известно о деятельности Козентинской академии в Неаполе, о том, как долго удалось Телезию защищать ее от преследований инквизиции. Известно только, что в конце концов академия была закрыта, часть учеников Телезия арестована. Телезий подвергся преследованиям, вынужден был покинуть Неаполь и бежал в Козенцу. Он умер, одинокий и преследуемый, в 1588 году.
Через два года в Венеции вышло посмертное собрание его сочинений, в которое, кроме работы «О природе вещей согласно ее собственным основаниям», вошли его исследования по частным вопросам естествознания. Издание было выпущено другом покойного, гуманистом Антонио Персио.
В своей теории познания Телезий доказывал, что разум развивается на основе ощущений, опыта.
Телезий говорит: «Так как дух воспринимает все вещи, так как он подвергается их воздействию и приводится ими в движение, то он воспринимает также внутренним ощущением их сходство и различие. То, что действует на него одинаково и постоянно, воспринимается им как одно и то же, утверждается им как единство. Различным же он считает то, что воспринимается им и действует на него различно».
Телезий объясняет познание как результат влияния внешнего мира на органы чувств: «Все то, что дух воспринимает как одинаковое в различных породах камней, видах растений, животных и людей, он собирает и объединяет, отделяя от того, что отлично от них. Все это он объявляет единым, дает особое наименование и приписывает ему одну и ту же природу. То же, что он воспринимает по-разному во всех особях данного рода, он объявляет своеобразным и единичным».
Учение Телезия о душе страдает исторической ограниченностью, мешавшей многим мыслителям XVI века понять связь между материальным и духовным.
В книге «О природе вещей» Телезий рассматривает душу, или дух, как тончайшую материю, порождаемую теплотой и состоящую из теплоты, или огненной материи. Эта теплота распространяется при помощи нервов по всему телу, но главным образом находится в мозгу. Познание основывается на соприкосновении духа с материальной средой посредством органов чувств. Поэтому, как говорит Телезий, «интеллект несравненно менее совершенен, чем чувства. Критерием истины является опыт».
Впрочем, Телезий, вынужденный, очевидно, пойти на уступки церкви, включил в свою систему и «сверхдобавочную форму» — бессмертную душу, созданную богом.
Наиболее замечательна в книге Телезия «О природе вещей» седьмая глава восьмой книги. Объясняя происхождение вкусовых, цветовых ощущений, слуха, осязания, обоняния, Телезий создает предпосылки для развития сенсуалистической теории познания.
Эта книга Телезия способствовала дальнейшему развитию философии. Джордано Бруно, Фома Кампанелла, Френсис Бэкон признавали, что они научились у Телезия мыслить философски.
Основная идея Телезия заключается в том, что природу вещей можно понять, только исходя из ее внутренних сил, начал и закономерностей. В этом принципе воплощено отрицание идеализма, отрицание богословия, отрицание религии.
Сверхъестественное становилось ненужным для философии. Разрушалось средневековое понимание природы, согласно которому мертвая громада материального мира, созданного богом, приводится в движение духовными внешними силами.
Рассказывая о своих злоключениях, помешавших ему создать законченную систему природы, он говорил, что другие доведут до конца начатое им дело и тогда люди будут все познавать, чтобы всем овладеть.
Телезий не выступал открыто против церкви и религиозного мировоззрения, хотя прекрасно сознавал несовместимость своей философии со средневековым аристотелизмом как основой схоластики.
Огромное влияние Телезия объясняется тем, что он указал новый путь развития философии как науки о познании природы. Он сознательно и решительно провозгласил разрыв с традициями средневековой схоластики, ведя с нею борьбу не только при помощи логики, но и при помощи естествознания.
Телезий полагал, что человек в своем поведении руководствуется не отвлеченными принципами, вложенными в него сверхъестественными силами. Высшее благо для него — самосохранение. Добродетели или пороки — это лишь средства, которыми пользуется человек для самосохранения.
В предисловии к книге «О природе вещей» Телезий дал противопоставление опытной науки и религиозной схоластики. Он заявил, что будет отвечать лишь на те возражения, которые опираются на чувственный опыт, и отнесется с полным пренебрежением к возражениям, заимствованным из школьной схоластической логики. Высшим авторитетом он провозгласил не веру, а природу.
Телезий говорил, что не признает в исследовании никакого иного руководителя, кроме своих чувств и природы, которая всегда согласна с самой собою, следует одним и тем же законам.
Но при всем том, учение Телезия о вселенной полностью сохраняло старое, докоперниковское представление о неподвижной Земле в центре вселенной. Он признавал два бестелесных начала (тепло и холод) и одно телесное (материю). Тепло он считал началом движения, холод — началом неподвижности. Абсолютное тепло и абсолютный холод были для него противоположностями, существующими в борьбе и единстве. Движение он объяснял расширением материи под влиянием тепла и ее сжатием и сокращением под влиянием холода.
Природу в целом Телезий объяснял, исходя из противоречия неба и Земли и их стремления преодолеть друг друга. Эта борьба находит свое выражение в деятельности тепла, в изменении расположения материи, чередующемся ослаблении или усилении тепла и холода. Он доказывал, что тепло и холод представляют собою силы, которые подвергают материю бесконечным изменениям.
Как велико было влияние Телезия на Джордано Бруно, видно из следующего высказывания Бруно в поэме «О безмерном и бесчисленном»: «Солнце и Земля — первые живые существа, первые виды вещей, образовавшиеся из первых элементов, заключают в себе архетип всех сложных явлений, в которых влажные частицы соединяются с сухими... То, чего нельзя увидеть в малом, легко можно заметить в большом; в целом открывается то, что скрыто в отдельной части. Надо понимать, что все находится во всем... ибо природа все создает из всего и творит все из глубин материи... Надо помнить о том, что миры, виды, которые находятся в мирах, — растения, камни, целые животные и их части состоят из одних и тех же элементов... поэтому растения и камни и вся громада Земли состоят из жил, нервов, мяса, костей и такого же жизненного дыхания, как и мы»14.
Взгляды на природу Телезий излагал в форме полемики с Аристотелем.
Во всей книге «О природе вещей» нельзя найти ни одного положения, которое внешне противоречило бы религии. Приступая к выяснению какого-нибудь вопроса, он предварительно оговаривается, что верует так, как приказывает веровать святая церковь. В предисловии к последнему изданию он даже заявил, что берет назад свои слова, которые окажутся в противоречии с религией, и заранее осуждает и проклинает их. Он признает, что мир сотворен богом, объявляет душу бессмертной и вечной. Тем не менее, вскоре после смерти Телезия инквизиция внесла его сочинения в список запрещенных книг (правда, с оговоркой: «Впредь до исправления»).
Телезий был первым итальянским мыслителем XVI века, создавшим школу, или, как говорили в то время, «философскую секту».
Френсис Бэкон посвятил ему специальный трактат «О началах и происхождении, согласно басням о влечении и небе, или о философии Парменида и Телезия, в особенности же о философии Демокрита, изложенной в виде басни о Купидоне», в котором критиковал попытку создать целое, когда еще нет научно проверенных основ знания.
Тем не менее, Бэкон высказывал взгляд, что Телезий — первый из новых философов. Он считал его другом истины, оказавшим огромные услуги науке; Телезий, по его словам, исправил многие ошибочные положения.
Фома Кампанелла в автобиографическом повествовании «О собственных книгах» прекрасно показывает влияние Телезия на мыслителей конца XVI века: «У меня было очень тяжело на душе, так как мне казалось, что в перипатетических школах не все является подлинной истиной, а скорее господствует обманчивая ложь, поэтому по мере того, как я тщательно изучал всех греческих и латинских последователей Аристотеля, их взгляды возбуждали во мне все больше сомнений, и я решил, наконец, самостоятельно проверить, могу ли сам прочитать в книге Бытия то, что они утверждают, ибо слыхал от мудрецов, что книга Бытия есть как бы живая рукопись бога.
Но так как мои учителя не в силах были полностью устранить все сомнения, которые я выдвигал против их теорий, то я решил, кроме Аристотеля, изучить также все книги Платона, Плиния, Галена, затем стоиков и сторонников Демокрита. В особенности же я изучал Телезия. Всех их я сопоставлял с первичной книгой живого мирового бытия... что касается Телезия, то он нравился мне все больше, частью вследствие искусства философствовать, частью же потому, что основывал свое учение исключительно на природе вещей, а не на авторитете людей».
Джордано Бруно три раза говорит о Телезии в своих книгах. Он, как было уже сказано выше, называет его «рассудительнейшим Телезием Козенцским» в диалогах «О причине, начале и едином» и ставит ему в заслугу серьезную и глубокую критику Аристотеля. Он излагает его положение о влажной природе огня, которой противопоставляется холодное и сухое начало земли15. В книге «О монаде, числе и фигуре» он приводит доводы Телезия в защиту учения о том, что атомы находятся в связи между собою благодаря влажному началу: «Никакое тело не может иметь соединения частей без воды и никакой огонь не может существовать или сиять без влаги... В наше время... Телезий Козенцский отважился утверждать, что огонь обладает влажной природой, и доказал это удачнейшим образом»16.
Однако следует сказать, что при всем пиэтете к Телезио, Джордано Бруно не является просто его последователем, он сделал огромный шаг вперед по сравнению с Бернардино Телезием. У Телезия еще сохранилась идея противоположности между небом и землей, в то время как Джордано Бруно доказывал, что на небесах можно найти то же самое, что на земле: те же элементы, те же движущие силы, те же законы природы, те же возможности развития живых существ.
Примечания
1. L. Ranke. Fürsten und Völker von Süd Europa im XVI—XVIII Jahrhundert, т. I. Berlin, 1837, стр. 239.
2. «Фуорушито» (ит.) — букв. «изгнанник».
3. Учитель-салернец, о котором говорит Бруно, — Джироламо Балдуин. Он издал несколько книг по философии, в том числе изложение учения Аверроэса. Его публичные чтения в Неаполе привлекали много слушателей. Он излагал философию ясно и просто, давал много сведений об античных мыслителях. Написанные им учебники неоднократно переиздавались.
4. О Теофило да Вайрано Бруно сохранил теплые воспоминания. Это был преподаватель по всем предметам в учебном заведении для подростков. До приезда в Неаполь он жил во Флоренции.
5. Сб. «Вопросы истории религии и атеизма». М., 1950, стр. 335. В тексты переводов, принадлежащих В.С. Рожицыну и опубликованных в этом сборнике, внесены уточнения.
6. Jordanus Brunus. Opera latine conscripta, т. I, ч. I, стр. 380—381.
7. Voltage. Oeuvres complètes, т. XIX. 1784, стр. 225—226.
8. Теренций Публий (ок. 185—159 до н. э.), римский драматург, происходил из Северной Африки, почему и получил прозвище Afer (Африканец). В эпоху Возрождения и классицизма произведения Теренция были образцом комедийного жанра.
9. Философское просвещение и передовая наука того времени распространялись в Италии через академии — «вольные общества». Их создавали крупные ученые, вокруг которых объединялись последователи.
10. Джордано Бруно. Диалоги, стр. 225.
11. Пьер де ла Раме, родившийся в 1515 году и убитый во время резни гугенотов в 1572 году, издал в 1543 году книгу «Возражения против диалектики Аристотеля». Другая его работа, о которой упоминает Джордано Бруно в вышеприведенном отрывке, включает ряд книг, выходивших с 1559 года под разными названиями («Геометрия», «Оптика» и др.).
12. Франческо Патрицци (1529—1597) — автор «Перипатетических дискуссий», «О риторике», «Десять диалогов об истории Венеции» и др.
13. Точнее, Фракасторо, пытаясь спасти геоцентрическую систему мира, возродил сложную систему сфер, обоснованную Евдоксом в начале IV в. до н. э.
14. Jordanus Brunus. Opera latine conscripts, т. I, ч. II, стр. 146—147.
15. См. Джордано Бруно. Диалоги, стр. 213.
16. Jordanus Brunus. Opera latine conscripta. т. I, ч. II, стр. 395.
|