Глава V. Антицерковные течения итальянского Возрождения

Исторические предпосылки, обусловившие расцвет передовой науки и реалистического искусства в Италии в XII—XVI веках, разнообразны: усиление торгового капитала, быстрый рост производительных сил, создание новых, социальных отношений, развитие новых отраслей промышленности, установление международных торговых связей и увеличение количества добытого рабским трудом золота в обращении.

Новые социальные и экономические отношения вели к усилению связей как внутри отдельных государств так и между разными народами.

Быстро развивалась техника, особенно военная и строительная. Тайны традиционного мастерства вытесняла наука. Изучение законов природы и их использование, развитие математических знаний, необходимых в технике и военном деле, подрывали авторитет церкви.

«Рамки старого «orbis terrarum»¹ были разбиты; только теперь, собственно, была открыта земля и были заложены основы для позднейшей мировой торговли и для перехода ремесла в мануфактуру, которая, в свою очередь, послужила исходным пунктом для современной крупной промышленности»².

Буржуазия, еще недостаточно сильная, чтобы мечтать о самостоятельной власти, поддерживала централизованную власть, охранявшую феодальные порядки, но в то же время поощрявшую торговлю и промышленность. В борьбе против феодализма нарождавшаяся буржуазия действовала совсем по-другому, чем широкие массы трудящихся, изнемогавшие от феодального гнета.

Народные массы поднимали стихийные восстания, подрывавшие феодальную систему. Так называемые ереси были выражением протеста против феодальной эксплуатации. Молодая буржуазия, стремясь расчистить дорогу развивавшемуся капитализму, боялась широких народных движений. На ранних ступенях развития буржуазии ее классовые интересы и антифеодальные тенденции проявлялись преимущественно в сфере культуры. В противовес феодальной культуре буржуазия создавала новую, светскую культуру, которая на первых порах стремилась освободить мысль от власти католического мракобесия.

«Духовная диктатура церкви была сломлена; германские народы в своем большинстве прямо сбросили ее и приняли протестантизм, между тем как у романских народов стало все более и более укореняться перешедшее от арабов и питавшееся новооткрытой греческой философией жизнерадостное свободомыслие, подготовившее материализм XVIII века.

Это был величайший прогрессивный переворот из всех пережитых до того времени человечеством, эпоха, которая нуждалась в титанах и которая породила титанов по силе мысли, страсти и характеру, по многосторонности и учености. ...«И исследование природы совершалось тогда в обстановке всеобщей революции, будучи само насквозь революционно: ведь оно должно было еще завоевать себе право на существование. Вместе с великими итальянцами, от которых ведет свое летосчисление новая философия, оно дало своих мучеников для костров и темниц инквизиции»³.

Богатевшая буржуазия создавала новый быт, несовместимый с феодальным бытом, опутанным церковными условностями. Новые потребности городского населения были враждебны; церковным понятиям, отвергавшим светские книги, театр и вообще светскую культуру.

В ряде стран западной Европы в этот период складывались централизованные государства, которые в XVI в. приняли форму абсолютистских монархий, либо, как в Италии, мелких деспотий, которые опирались на военную силу и дипломатию. Мелкие деспотии не были заинтересованы в поддержке духовенства и стремились присвоить его права и богатства.

Развитие капитализма повело за собою рост торгового мореплавания, которое в свою очередь положило начало великим географическим открытиям. Для вождения судов в открытом море изучение звездного неба, знание астрономии было не менее важно, чем изучение Земли. Вселенная предстала перед человечеством как нечто новое, резко отличающееся от средневекового представления о Земле и небе. Космологические революционные выводы Коперника и Бруно были прямым отражением переворота в представлениях о Земле, совершившегося под влиянием открытия новых земель и накапливавшихся наблюдений над небесными светилами.

Развитие капиталистических отношении усиливало оппозиционные настроения буржуазии универсализму католической церкви, что способствовало крушению мирового единства церкви. Возникли территории, на которых господствовали католические, лютеранские, кальвинистские церкви. Это дало возможность свободно критиковать отдельные вероисповедания. Такая критика часто принимала характер борьбы против религии вообще.

Еще больше содействовало упадку авторитета религии существование враждующих между собой церквей и сект на одной и той же территории. Церковники устраивали диспуты, от участия в которых трудно было отстранить свободомыслящих. На этих диспутах подвергались обсуждению, а часто и ожесточенным нападкам, вопросы религиозной догматики, церковной философии, религиозное мировоззрение в целом. Борьба между церковниками усиливала позиции сторонников свободомыслия и атеизма.

Новые общественные классы не хотели нести материальное бремя, которое церковь возлагала на классы феодального общества. Буржуазия отказывалась от расходов на содержание монастырей и получала огромную выгоду, скупая церковную земельную собственность. Ликвидация церковных и монастырских земель в ряде стран подрывала экономическую мощь церкви.

Сопротивление церкви влиянию новых классов и их мировоззрению затруднялось тем, что папская власть ослабела, потеряв ряд территорий во время реформации, а Папскую область и «вечный город» Рим в 1527 г. подвергли разгрому и грабежу войска Карла V, причем папа Климент VII был взят в плен.

Инквизиция, при помощи которой церковь пыталась укрепить свое влияние и вернуть былое господство, чрезвычайно обострила противоречия между реакционными и прогрессивными слоями общества и вызвала эмиграцию передовой части интеллигенции из Италии и других католических стран.

Церковные организации все больше вовлекались в открытую политическую борьбу, и, таким образом, обнажались движущие пружины их политики. Легко было убедиться в том, что церковь руководится земными мотивами и лишь прикрывает их религиозными.

Огромнейшее значение имели многочисленные выступления угнетенных классов, которые вмешивались в борьбу между церквами, входили в наиболее радикальные секты и стремились к свержению церковного ига. Борясь против феодалов (нередко с оружием в руках), крестьянство и городской плебс боролись одновременно против господствующей церкви, возглавляемой римским папой.

Религиозные войны, сопровождавшиеся массовым изуверским истреблением противников католический церкви, содействовали усилению вражды к церкви в широких массах населения, разоряемых этими войнами. При этом в одних и тех же армиях оказывались наемники, исповедовавшие разные религии. Швейцарские наемники — кальвинисты попеременно то защищали папскую столицу, то грабили Рим, входя в состав католических армий. Испанская католическая армия грабила в Нидерландах католические церкви. Во время разгрома монастырей и церквей происходило «осквернение святынь», и таким образом рушилась вера в их чудодейственную силу.

Благодаря усилению и расширению международных отношений установилась связь между культурными центрами Европы. Прогрессивные идеи повсеместно возбуждали живой интерес, а реакционные, основанные на закоснелых церковных традициях, подвергались уничтожающей критике.

Появились центры общественной мысли, не связанные с церковью и старыми католическими университетами. При дворах крупных, монархов и мелких деспотов создавались академии, обсерватории, вводились платные должности математиков и астрономов, входило в обычай подношение государям новых книг, за что авторы получали вознаграждение. В интересах политической борьбы государи привлекали к себе на службу светскую интеллигенцию.

Выросла общественная роль литературы и искусства, стоявших вне церкви. Складывалось и приобретало большую силу общественное мнение, находившееся под влиянием философских произведений, публицистики, сатирической литературы.

Возникли новые виды искусства, по своему существу враждебные церкви, например, светский театр, который проник даже в монастыри и к папскому двору.

Новые разнообразные профессии требовали светского образования. Увеличилось число учащихся, среди которых было много выходцев из народа, росло влияние студенчества — его активность и политическая инициатива. Развивались светские науки — философия, медицина, химия, математика, астрономия, право.

Ученые обращались к произведениям древних греческих и римских писателей, ораторов, поэтов, историков, философов, медиков, естествоиспытателей.

Политика и дипломатия приобрели новый характер. Для решения сложных политических вопросов требовались просвещенные люди, которых поставляла в основном светская интеллигенция.

Огромную роль начинает играть образованность среди дворянства. Общая культура и университетское образование стали обязательны для придворных. Разоренной части дворянства это давало возможность улучшить ее материальное положение.

Развитие книгопечатания содействовало распространению враждебных церкви идей. Не с одним автором вынуждена была бороться церковь, а с тысячами книг, содержащих его «вредные» идеи. Несмотря на массовые сожжения книг, церковникам почти никогда не удавалось уничтожить все экземпляры.

Печать становилась могущественной силой, независимой от церкви. Она завоевывала все большее признание. Книга сделалась новым, самым опасным врагом церкви. Читатели поддерживали свободомыслящих авторов и укрывали их от преследований церкви.

В соответствии с требованиями борьбы против церкви возникла агитационная печать — брошюры и листовки, а также некоторые виды повременной печати — альманахи, бюллетени и т. д.

Все это способствовало широкому развитию свободомыслия.

Гуманисты ставили перед собой задачу: заменить плохую средневековую латынь совершенными образцами классического стиля Цицерона. Но, кроме языка, их внимание привлекали наука и философские идеи античного мира. Глубокое изучение классиков «золотой» латыни — Цицерона, Вергилия и других привело к тому, что на латинский язык начали переводить термины богословия и богослужения. Отвращение к варварскому языку Библии (так называемой Вульгаты) было всеобщим. В обиход церкви вошли многочисленные заимствования из античного язычества.

Образованные прелаты переводили на античный латинский язык формулы церковного обихода, нисколько не смущаясь тем, что они взяты из языческой мифологии. Они называли хлеб и вино причастия «амброзией» и «нектаром», которыми, по религиозным мифам, наслаждались боги на Олимпе. Епископы получили наименование «архифламиниев»⁴. Сам папа получил утвердившееся за ним имя первосвященника, или верховного жреца, «pontifex maximus». Церковное отлучение выражалось в древней римской формуле «отказа от воды и огня». Консистория называлась «сенатом Лация»⁵, заупокойная месса — «жертвой богам-манам»⁶. О канонизации св. Франциска говорили, что он был «принят в сонм богов». Церковный собор сравнивался с советом богов на Олимпе.

Кардинал Садолето писал своему другу: «Не читайте посланий св. Павла, чтобы этот варварский стиль не испортил вам литературного вкуса. Отбросьте эти сказки, недостойные серьезного человека». И, тем не менее, он имел репутацию чуть ли не самого благочестивого человека своей эпохи.

Во время празднеств на улицах Рима устанавливали статуи античных богов, аллегорически прославляющих торжество христианства. Вступление на престол папы Льва X Медичи сопровождалось пышным празднеством, в котором богослужение занимало такое же место, как и остальные церемонии. Присутствовавшие при церковных церемониях любовались зрелищем, слушали музыку и пение, не молясь, а развлекаясь.

Рассказы современников о поведении народа в церкви кажутся анекдотичными: во время богослужения устраивались пляски, происходила торговля, молитвы пелись на мотивы уличных песен. Зачастую во время дождя в церковь загоняли ослов с корзинами. Художники, которым поручалось украшение церквей, руководились античными образцами, не размышляя о том, что это противоречит христианской догматике.

С 1550 по 1555 год апостольский престол занимал «светский» папа Юлий III. При нем мирские тенденции папства проявлялись с силою, до сих пор поражающей клерикальных историков.

Юлий III был последним папой, оказывавшим поддержку гуманистам. Сатирик Пьетро Аретино вел с ним дружескую переписку и посвящал ему свои произведения. Микель Анджело был спасен Юлием III от преследований.

Юлий III без всяких ограничений допускал карнавалы, которые приняли совершенно языческий характер. При нем театр стал обычным явлением в Риме, а в Ватикане весь папский двор присутствовал на представлениях комедий Плавта и итальянских авторов в стиле «Мандрагоры» Макиавелли⁷.

Античное язычество было узаконено. Античная мифология пошла в постоянный обиход церкви. В произведениях Джордано Бруно, направленных против духовенства и религии, встречается много античных имен вперемежку с христианскими. Поистине поразительна его осведомленность в греческой и латинской мифологии. В своих произведениях Бруно приводит имена почти всех древних богов, говорит о христианских вымыслах как о языческих мифах. Он употребляет в однозначном смысле имена Зевса и бога-отца, Адониса и Христа, упоминает о Вакхе и Церере, когда дело идет о вине и хлебе причастия. В христианский миф о преисподней он вводит названия Ахеронта и Эреба⁸.

Философия античного мира, изучаемая по подлинникам, была для мыслителей Возрождения откровением. До тех нор были известны лишь жалкие обрывки греческой науки, сохраненные арабами и от них заимствованные схоластами XIII века.

Схоласты излагали эти обрывки в искаженном виде. Теперь впервые важнейшие идеи древности стали известны но первоисточникам и нашли приверженцев. Появились школы, возрождавшие стоицизм, эпикуреизм, платонизм, подлинного Аристотеля.

В XVI веке специальные науки начали выделяться из философии, которая приобрела характер системы наук. Развитие пауки приводило ее к столкновению с религией независимо от личных взглядов отдельных ее представителей на религию. Церковь, всегда враждебная всему светскому просвещению в целом, особенно ополчилась против атеистической философии, главным центром которой стал Падуанский университет.

Одним из ярких выразителей передовых идей того времени был профессор Падуанского университета Пьетро Помпонацци (1462—1525).

Помпонацци возродил античного Аристотеля, развил те стороны его учения, которые были умерщвлены церковниками. Он доказывал невозможность существования души, не связанной с телом и не зависящей от него. Душа нуждается в органах тела для своего проявления, а ум человека питается чувственными ощущениями. Помпонацци отвергал один из основных догматов религии — бессмертие души. Называя церковь инструментом, «придуманным законодателями, чтобы держать в узде народ», Помпонацци писал, что всевозможные чудеса — «результат обмана со стороны жрецов и плод болезненного воображения простых людей».

Основные философские идеи Помпонацци изложены в его трактате «О бессмертии души», вышедшем в 1516 году. Эта книга была публично сожжена, а Помпонацци предан суду. Кардинал Бембо взял Помпонацци под свою защиту, доказывая, что в его положениях нет ничего еретического, поскольку формально соблюдается авторитет писания.

Помпонацци иронически указывал на то, что законодатель провозгласил бессмертие души, нисколько не заботясь об истине. Заявляя далее о своей готовности подчиниться воле законодателя, Помпонацци подчеркивал, что не понимает ни его повелений, ни мотивов этих повелений. На возражение церковников: если душа не находит продолжения своего бытия в потустороннем мире, то погибает мораль, — Помпонацци отвечал, что совершенствование человечества может происходить лишь на реальной Земле.

В книге «О бессмертии души» Помпонацци блестяще доказывает, что атеизм по своей моральной ценности стоит выше религиозности. Трудолюбивый человек, говорил он, не ждущий какой-либо награды за свою добродетель, поступает гораздо нравственнее и честнее, чем тот, кто рассчитывает на награду за добрые дела. Более достоин похвалы тот, кто избегает порока из-за его безобразия, чем тот, кто избегает его из страха наказания. Поэтому тот, кто утверждает, что душа смертна, более прочно обосновывает добродетель, чем тот, кто доказывает ее бессмертие. Надежда на награду и страх перед наказанием влекут за собою рабство, противное сущности добродетели.

Когда у Помпонацци возникали сомнения, он отсылал читателя к авторитету церкви, хотя добавлял, что не находит в писании хоть сколько-нибудь удовлетворительного решения вопроса.

О свободном выборе пути к спасению Помпонацци говорил, что если существует воля, стоящая выше воли человека, закон, предписанный миру, то как можно отвечать за свои мысли и действия? Поскольку признаются высшая воля и высший порядок, все происходящее может совершаться лишь по уже предначертанному пути: поступай хорошо или плохо — все равно, в этом нет ни добродетели, ни греха.

Помпонацци утверждал, что моральные идеи созданы самими людьми. В так называемом священном писании имеются доводы в пользу бессмертия души, но они опровергаются данными наблюдений над природой. Помпонации считал, что учение о загробном возмездии придумано для того, чтобы держать народ в покорности.

Научное знание несовместимо с наставлениями религии. Религиозные законодатели имеют свои цели, во имя которых они обращаются к народным массам с проповедью веры. Ученый также имеет свои цели, во имя которых обращается с проповедью научных истин к узкому кругу ученых, не разделяющих суеверий толпы.

Рассмотрев вопрос с точки зрения разума, Помпонацци всегда находил удовлетворительный ответ. Обращение же к вере приводило к путанице, которая усиливалась по мере углубления вопроса.

Ссылаясь на доминиканских богословов, утверждавших, что Фома Аквинский получил свою мудрость непосредственно от Христа, Помпонацци говорил, что не смеет сомневаться в истинности этих утверждений, но полагает, что они основаны не на доказательствах, а на прямых предписаниях и приказаниях и не решают поставленных вопросов.

По поводу вечности мира Помпонацци приводил противоречивые взгляды и ссылался на слова Платона из «Законов»: «Когда у многих возникают сомнения по какому-нибудь вопросу, то одному господу дано открыть истину». Не высказываясь прямо в защиту вечности мира, Помпонацци опровергал богословские доказательства сотворения мира.

Описывая необычайные и чудесные явления в природе, Помпонацци отвергает религиозное чудо. Чудотворцы были опытными фокусниками, которые предвидели редкие явления, происходящие по естественным законам, и пользовались нарушениями обычного порядка вещей, чтобы выдавать их за деяния богов. Все религии имеют один и тот же источник и одну и ту же судьбу, не исключая и христианства. Они возникают и погибают.

На примере Помпонацци можно видеть, что история атеизма в Италии эпохи Возрождения не отражена в атеистической литературе того времени. Между устной пропагандой и пропагандой через печатное слово существовал разрыв. Многие философы печатали лишь то, что внешне не противоречило учению церкви, а в своих лекциях, выступлениях и особенно в беседах в тесном кругу друзей несравненно смелее критиковали религию.

Крупнейшим представителем философии в Италии XVI века, отделявшим веру от науки, правда, не всегда отдавая себе в этом отчет, был Иероним Кардан (1501—1576). Кардан родился в Павии, но большую часть своей жизни провел в Милане.

В произведении «О своих книгах» изложена автобиография Кардана, которую он неоднократно перерабатывал. В последний раз он издал ее в 1575 году под названием «О моей жизни». Он рассказывает здесь не только о внешних событиях, но и о сомнениях, терзавших его, о своем характере. С поразительной откровенностью Кардан описывает свои недостатки. К числу их он относит и презрение к религии.

В характере и образе жизни Кардана есть много странного и необычного. Это был крайне неуравновешенный человек. Своеобразие характера Кардана отразилось и на его произведениях. Наряду с умными, поражающими своей прозорливостью мыслями у него встречается много туманного, произвольного.

Большая разносторонность Иеронима Кардана и его стремление связать развитие научной теории с промышленной практикой позволили Марксу и Энгельсу привести его высказывания для доказательства, «насколько соотношение менаду ученостью и практикой в эпоху ремесла разнится, например, от этого соотношения в период крупного производства». «Часы являются первым автоматом, созданным для практических целей; на них развилась вся теория о производстве равномерных движений. По своему характеру, они сами построены на сочетании полухудожественного ремесла с прямой теорией. Так, например, Кардан писал (и давал практические советы) об устройстве часов»⁹.

Маркс и Энгельс имеют в виду книгу Кардана «О тонкости». Ему принадлежит заслуга возрождения и дальнейшего развития античной техники. Трактат «О тонкости» описывает механические конструкции Герона Александрийского, Витрувия, Архимеда, а также различные машины.

Кардан говорит о новых изобретениях, которые основываются не на секретах ремесленников, а на сознательном и планомерном изучении и практическом применении сил природы. Он перечисляет разные области использования науки, намечая целую программу развития техники. Он говорит о гидравлике и архитектуре, о земледелии и рудном деле, о ветеринарии и медицине, о текстильном и кожевенном производстве. Он считает, что наука призвана давать указания сапожникам и красильщикам, мастерам, изготовляющим часы и обрабатывающим дерево.

Кардан отражает дух капитализма, стремящегося разорвать путы ремесленной техники и создать нужную капитализму техническую базу.

Дать ясное представление о развитии атеистических взглядов Кардана трудно. Источники и сложившиеся в историко-философской литературе мнения противоречивы. Кардан приобрел большую славу астрологическими предсказаниями. В книге «Об изменчивости вещей» он отказывается от признания сверхъестественного мира. А в ту пору, когда он увлекался тайнами науки, о нем сложилось представление как о могущественном маге.

Церковь не могла простить ему гороскопа, составленного для Иисуса Христа. Кардан пытался доказать, что земная жизнь Христа определялась не божественными предначертаниями, а рождением под роковой звездой. Вифлеемская звезда уже привела к смерти Христа, она же приведет в будущем к гибели христианство.

В первый же список запрещенных книг инквизиция внесла сочинения Кардана.

Мировоззрение Кардана прямо противоположно религиозному. Он отказывается находить утешение от несчастий в религии и не считает мнимое воскресение в будущей жизни достаточным основанием, чтобы примириться с земными бедствиями. Приводя многочисленные изречения античных мыслителей, он ни разу не ссылается на богословские авторитеты. «Истина превыше всего, — говорит Кардан, — и я не считаю безбожным противостать во имя ее законам».

Одной из главных причин пессимизма, которым проникнуто все высказывание Кардана, является классовый гнет его времени. Усиление эксплуатации, всеобщая необеспеченность, борьба интересов, страх за завтрашний день приводят его к выводам, с которыми несовместимо учение о боге-промыслителе.

«Что может быть ужаснее? — пишет он в произведении «О своих книгах». — Какая страна ныне находится в безопасности? Раздоры, борьба государей с государями, министров с министрами. Лучше быть дикой серной, чем человеком. И те и другие в постоянной опасности. И те и другие постоянно рискуют быть убитыми. Но человек живет в гораздо худших условиях, ибо он легче может быть схвачен, подвергается более длительным мучениям и более жестоким пыткам. Ни твоя жена, ни твои дети, ни твое богатство не находятся в безопасности от государственных чиновников. Много ли областей, где люди живут в спокойствии? Богатого заставляют отдать то, что он имеет. Бедняк не может дать того, что от него требуют. И не знаешь, что хуже: нищенствовать, если ты был богат, или страдать от лишений будучи бедняком.

В древности бедняки у римлян не подлежали цензу и у греков не облагались налогами. Теперь этого нет: наиболее бедных подвергают наиболее тяжкому угнетению. И кто же из бедняков в состоянии перенести это? Лучшим благом было бы не жить вовсе, чем родиться для того, чтобы так жить и так погибать. Я не осуждаю наше время и не жалуюсь на государей. Всегда было так, что большие рыбы пожирали малых. И есть ли такой уголок на земле, где не принуждали бы делать зло или терпеть зло и где царила бы безопасность?»¹⁰.

Теория познания Кардана находилась в противоречии с церковными понятиями. Он говорил, что ясность в познании достигается путем сведения существующего к простым закономерностям, охватывающим небо и землю. Отсюда следовали атеистические выводы. Наука построена на закономерности, а религия — на зависимости мира от воли и произвола бога, духов и пророков, творящих чудеса.

Кардан считал себя призванным освободить человечество от всех химер и заблуждений. Его заслугой было развитие идей всеобщей закономерности. Автономию законов природы он противопоставил промыслу и произволу бога.

Идеи Кардана изложены им в книге «О тонкости» с ясностью и простотой, исключающей всякое сомнение в том, что материю он считал основой бытия.

«В том, что существует первоматерия, — пишет он, — нас убеждает непрерывное возникновение вещей, при котором одна вещь постоянно превращается в другую. Нет такой ничтожной вещи, которая не возникла бы из чего-нибудь. Поэтому всему возникающему свойственно нечто общее, называемое нами первоматерией...

Если одна вещь возникает из другой, причем форма первой вещи разрушается, то оставшееся обязательно должно быть материей. То же самое доказывает и разрушение, причем то, что разрушается, никогда не может окончательно погибнуть.

Очевидно также, что в природе вещей существует нечто скрывающееся под формой, нечто, не возникающее вместе с вещью, не погибающее вместе с нею. Это нечто должно быть определено, как первичное, являющееся субъектом разнообразных форм. Мы называем это первоматерией. Она никогда не возникает, никогда не исчезает, но остается и существует...

Материя существовала с самого начала, как она существует и ныне, наполняя вселенную. Поэтому пустота невозможна. Если мы допустим возможность пустоты, мы должны отвергнуть бытие материи. Следовательно, все заполнено материей, и так как она невозможна без форм, то и формы существуют везде»¹¹.

В трактате «О тонкости» Кардан разрабатывает диалектику противоположностей добра и зла, исходя из материалистических положений. В противоречии с христианским учением об абсолютности добра и зла он доказывает относительность этих понятий, сводящихся к ощущениям. Добро рождается из зла; если бы не было труда и страдания, то не было бы чувства наслаждения отдыхом и покоем. Всякое добро и зло может превратиться в свою противоположность. Так же диалектически Кардан рассматривал вопросы познания. Причиной непознаваемости он считал природную незаконченность, несовершенство, неполноту вещи. Совершенное легко познается. Познание совпадает с наслаждением, так как порождает чувство гармонии, удовлетворения, радости.

В поэме «О безмерном и бесчисленном» Джордано Бруно отметил лишь слабости Кардана, заявив, что он «уподобляется грубому и безумному сочинителю басен, хотя в тысячу раз более учен». Тем не менее он очень внимательно изучал произведения Кардана и даже делал прямые заимствования из них.

В латинских трактатах имеется следующее место, свидетельствующее о том, что Джордано Бруно, как и Кардан, интересовался лечебными свойствами благородных камней: «Некоторые камни, благодаря истечению атомов, как, например, оникс, если его приложить к спинному хребту, вызывают заранее установленные определенные виды сновидений...»¹².

В книге «О тонкости» Кардан говорит: «Если носить, оникс (халцедон. — Б.Р.) на обнаженной шее, то он вызывает сновидения и укрепляет память»¹³.

Резкий отзыв Бруно о Кардане объясняется несколькими причинами. Прежде всего — эмпиризмом Кардана. В книге «О тонкости» Кардан приводит множество разнообразных естественнонаучных фактов об удивительных явлениях чуть ли не во всех областях природы, не делая, однако, никакого отбора, не систематизируя эти факты.

Кардану не хватало философского обобщения, синтеза, единой системы. Бруно отрицательно относился к хаотическому накоплению знаний, нагромождению гипотез для объяснения различных непонятных явлений.

Примечания

1. Дословно «круг земель». Так древние и средневековые ученые называли мир, который был им известен.

2. Ф. Энгельс. Диалектика природы, стр. 3.

3. Ф. Энгельс. Диалектика природы, стр. 3—4.

4. «Flaminium» — у древних римлян название должности жреца определенного божества. Корень слова от «fiamma» — огонь, пламя.

5. Latium — главная область древнего римского государства, синоним избранного, превосходного.

6. Маны у древних римлян — духи предков.

7. «La Mandragora» Макиавелли (1469—1527) — реалистическая комедия, представляющая собой едкую сатиру на церковь и духовенство.

8. В греко-римской мифологии Ахеронт — мрачная река в подземном царстве бога Аида, Эреб — преддверие ада, одно из названий подземного царства.

9. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XXIII, стр. 131.

10. J. Cardanus. Opera omnia. Quoadam lectu digna, т. II. Basileae, 1562, стр. 35—36.

11. J. Cardanus. De subtilitate. Basileae, 1560, стр. 67.

12. Jordanus Brunus. Opera latine conscripta, т. III, стр. 439.

13. J. Cardanus. De subtilitate, стр. 469.