Петербургские «безбожники»

Смерть Феофана Прокоповича, последовавшая в 1736 г., прервала четко налаженную работу петербургских ученых. Теперь уже никто не мог защитить их от нападок церковников, пришедших к власти в Синоде. Преемники Феофана ждали только случая, чтобы расправиться с теми, кто завел дружбу с иноверцами, и вырвать их наконец из-под влияния «ученых-безбожников». Такой случай вскоре представился. Для этой цели был выбран племянник видного петровского дипломата П.Б. Возницына, капитан-поручик флота Александр Возницын.

Начитавшись Библии, как утверждали обвинители, он сменил православное вероисповедание на иудейское, за что и был сожжен в Петербурге в начале июля 1738 г. в назидание другим любителям подобного чтения. Трагическая гибель Возницына потрясла всех сотрудников Академической обсерватории, которые, по-видимому, знали его, поскольку все офицеры русского флота проходили здесь стажировку. Еще до вынесения ему приговора Байер, не на шутку испуганный всем случившимся, срочно попросил отставку. Получив ее и уже оформив документы для отъезда из России, он, однако, так и не успел вернуться на родину. Видимо, после вынесения обвинительного приговора Возницыну Байер от потрясения заболел нервной горячкой и скончался в феврале 1738 г. [50, т. 6, с. 47]. В феврале того же года «для некоторых... крайних нужд» срочно уехал из Петербурга Тредиаковский, испросив годичный отпуск в Белгород [47, т. 2, с. 72]. 27 июля/7 августа 1738 г. Эйлер отклонил весьма лестное предложение Дж. Стирлинга об избрании его в члены Лондонского королевского общества, сославшись на тревожное положение в Петербургской Академии [66, с. 248].

Общую реакцию на трагедию в Петербурге очень ярко выразил Кантемир в девятой сатире «На состояние сего света. К Солнцу» [109, с. 181—186]. Эта сатира, написанная, как отмечалось в авторском примечании Кантемира, «в последних числах июля» 1738 г., несомненно, навеяна трагическими событиями в Петербурге. Сатира пронизана ненавистью к суеверным невеждам, твердящим о вреде науки и просвещения, о том, что чтение Библии ведет к безбожию, порицавшим бритье бороды, ношение париков и «немецкого платья» и вообще категорически отвергавшим всякое общение с иноверцами. Именно в уста такого персонажа Кантемир вложил следующие слова:

«Ой, нет, надо Библии отбегать как можно,
Бо зачитавшись в ней, пропадешь безбожно...
Вон де за то одного и сожгли недавно,
Что, зачитавшись там, стал Христа хулить явно»
        [109, с. 182].

1738 год стал переломным во всех работах петербургских астрономов, особенно в истории астрономии. Хотя в 1738 г. была еще напечатана последняя книга Байера [257], однако никаких даже отдаленно напоминающих атеизм высказываний после 1738 г. не допускалось. Трудно понять, как удалось напечатать в 1740 г. «Разговоры о множестве миров» Фонтенеля в переводе Кантемира, публикация которого откладывалась с 1730 г. Выходом этой книги Кантемир, вероятно, был обязан вмешательству своего близкого друга Н.Ю. Трубецкого, ставшего в 1740 г. генерал-прокурором Сената. Но Синод запретил эту книгу, после чего Академия долго не отваживалась на издание «крамольных» публикаций. Лишь в 1753 г. Ломоносов опубликовал стихи «О пользе стекла», в которых затрагивалась эта тематика. Только его открытие атмосферы Венеры в 1761 г. окончательно сняло запрет на идеи о множественности обитаемых миров. Однако в 1738 г. Шумахер, сам проявлявший ранее интерес к атеистической тематике «Китайского музея», постарался как можно скорее отмежеваться от всяких «безбожников». Делиль и остальные соавторы Байера в таких условиях тоже не настаивали на своем авторстве, а напротив, жаждали того, чтобы о них забыли как можно скорее.

В связи с тем, что продолжение подобных исследований в России отныне стало невозможным, Делиль еще в 1737 г. переслал свои планы и материалы по истории астрономии в Германию Вайдлеру через возвращавшегося на родину Либертуса. Делиль настоятельно просил Вайдлера написать на их основе «Историю астрономии». Понятно, что в сложившихся условиях он, вероятно, просил не упоминать о тех книгах Байера, которые могли бы повредить им всем. Так петербургские ученые сами организовали заговор молчания вокруг своих работ.

Передав историко-научные материалы Вайдлеру, Делиль, однако, потребовал от Шумахера разрешения на публикацию всех имевшихся у него в то время работ и материалов по астрономии и географии. Они были изданы в «Мемуарах для истории развития астрономии, географии и физики» [132].

Итак, условия работы в Петербургской Академии наук после 1738 г. резко изменились. В печати уже не появлялись книги, подобные «Аполлодору» с примечаниями Феофана Прокоповича или «Китайскому музею» Байера. Тем не менее петербургские ученые не прекратили свою историко-научную деятельность, а лишь стали вести себя гораздо осторожнее. Они продолжали читать Библию, сравнивать между собой разные ее издания, искать и находить там много противоречий. Не зря в сохранившихся описаниях библиотек петербургских ученых оказалось множество различных изданий библейских текстов. Такова, например, библиотека Эйлера¹ и особенно Кантемира. Разные издания Библий встречаются и в библиотеках других коллег и учеников Делиля. Причем наличие большого количества «священных текстов» у одного лица никак нельзя было приписать его религиозности. Напротив, это скорее могло свидетельствовать о склонности владельца книг к атеизму.

Итак, Делиль и его коллеги не отказывались от своих взглядов. Доказательством этому может служить принадлежавшая Миллеру рукопись атеистического памфлета. Автором ее был Фрере, неоднократно упоминавшийся друг Делиля. Список датирован 1749 г. и озаглавлен: «Письмо Тразибулла Лейкиппу».² Как следует из владельческой приписки на обложке рукописи, французский ученый написал памфлет в год своей смерти, предназначив его для своей сестры, которая решила стать монахиней.

В форме письма некого римлянина к своему другу Фрере подробно разобрал, какое влияние религия оказывает на верующего. Показав, как опасен фанатизм, автор напомнил, что любая религия наводит на грустные мысли и вызывает меланхолию. Кроме того, она превращает человека в раба, который не может как следует любить и ненавидеть. Охарактеризовав любую религию как «тираническое мнение, изобретенное для того, чтобы господствовать над слабыми душами»,³ Фрере подробно рассмотрел историю возникновения всех известных в то время культов — от вавилонян, египтян, индусов, евреев, персов, греков и римлян до христиан различного толка. Поскольку памфлет не предназначался для печати и автору не приходилось опасаться цензуры, он не ограничивался критикой одних только языческих культов, как это делали Ф. Прокопович и Байер со своими соавторами.

Фрере детально разобрал, как складывались основные догматы всех крупнейших мировых религий, последовательно заимствовавших свои представления от своих предшественников, едко высмеяв их нелепости и бездоказательность. Подробно остановился он и на доказательствах существования бога и бессмертия души, которые безуспешно пытались найти различные философы. Подчеркнув резкое отличие научных методов исследования и доказательства от религиозных догматов, Фрере показал абсурдность всех религиозных систем. В отличие от них наука способна дать детальную картину реального физического мира, в котором нет места для бога.

При чтении памфлета Фрере привлекает к себе внимание терминология, почти дословно совпадающая с той, которую использовали Кантемир в третьей сатире и Байер в «Китайском музее». Так, например, здесь фигурировали тот же чеснок, кошки и собаки, которым поклонялись древние египтяне. И те же самые боги, герои и полубоги, которых придумывали различные народы древности.

«Письмо Тразибулла Лейкиппу» невольно напоминает удивительное совпадение и в судьбах Кантемира и Фрере. Как отмечали биографы Кантемира, за два месяца до своей смерти, в 1744 г., ему пришлось пережить то же, что и Фрере в 1749 г. От своей сестры Марии Кантемир узнал о ее желании уйти в монастырь. Реакция русского сатирика была столь же решительна, как и у французского ученого. Он писал сестре: «О том вас прилежно прошу, чтоб мне никогда не упоминать о монастыре и пострижении вашем, я чернецов весьма гнушаюсь и никогда не стерплю, чтоб вы вступили в такой гнусный чин...» [109, с. 36].

Итак, можно полагать, что, написав краткую историю всех религий, Фрере осуществил замысел Делиля. Тот факт, что его сочинение было известно в России, говорит как о глубоком интересе в нашей стране к подобным проблемам, так и о том, что у Фрере здесь были единомышленники.

Примечания

1. ЛО ААН, ф. 136, оп. 1, № 134, л. 192—201 об.

2. ГИМ, ОПИ, ф. 342, № 178, л. 1—86 об.

3. Там же, л. 7.