На родине

Маленькое местечко Бомон, где 23¹ марта 1749 г. родился Лаплас, расположено на живописном берегу мелководной речушки Ож в Нижней Нормандии.

Здесь некогда ступили на берег Франции завоеватели-норманны; через Нижнюю Нормандию поддерживалась связь Британских островов с европейским материком. Именно в этой части материка норманны осели особенно прочно, и хотя они быстро ассимилировались, все же внешний облик, а отчасти и язык жителей Нижней Нормандии до сих пор носят явные следы скандинавских влияний. Атлетическая фигура со светлыми волосами и продолговатым лицом, на котором выделялись большие светло-голубые глаза — эти характерные черты отличали внешность Лапласа, сына коренного нормандского крестьянина.

Родина Лапласа — один из наиболее типичных районов Нижней Нормандии. На побережье Кальвадоса высятся мощные гранитные утесы, постепенно рушащиеся под ударами громадных волн морского прилива. Нормандский берег стонет от набегов волн и прибоя. Ударяясь о берег, волны отбрасываются назад и с бешеной силой, полные брызг и морской пены, устремляются в сторону, образуя опасные течения. Эти течения, достигая скорости 16 километров в час, по своей грандиозности мало уступают знаменитому скандинавскому Мальштрему.

В детстве Лапласу не раз случалось посещать эти места на побережье, неподалеку от которого находилась его родная деревня. Может быть, там, глядя на титанический круговорот воды, он впервые задался мыслью о причине морских приливов, теории которых впоследствии он уделил так много внимания.

Плодородная местность была заселена довольно густо, но больших городов не было: деревни и местечки с населением в несколько сот жителей да мелкие провинциальные городки, из которых самыми значительными являлись Кан и Шербур. Но в этих городках не было никаких научных или культурных центров, которые могли бы привлечь внимание юного Лапласа.

Равнины Орна и Кальвадоса, покрытые сочными травами, были очень удобны для разведения лошадей и крупного рогатого скота. Влажный климат и хорошо удобренная почва позволяли получать первосортные корма, славившиеся далеко за пределами Кальвадоса. Здесь сеяли рожь, гречиху и овес, но главным занятием населения было скотоводство. На лугах Ожа с давних времен разводили породистый молочный скот, занимались производством сыров и в особенности масла, широко известного во всей Франции, а также в Великобритании, куда оно экспортировалось через многочисленные нормандские порты. Великолепная порода местного рогатого скота получила название «ожеронской» и привлекала внимание всех европейских скотоводов. Эти же районы поставляли во Францию и прекрасных лошадей, которых целыми табунами гнали на ярмарки Алансона, Меля или Се. Промышленность Нижней Нормандии была слабо развита, и с рабочими, экономическое положение которых в дореволюционной Франции было очень тяжелым, Лапласу не приходилось сталкиваться в своей жизни.

Долина Кальвадоса в Нормандии — родина Пьера Лапласа

Нелегкой была и жизнь деревни. Крайне редко крестьянин был полным собственником земли, которую он обрабатывал своим трудом. Преобладающей же формой крестьянского землепользования была так называемая цензива, т. е. земля, верховным собственником которой являлся сеньор и за которую он получал невысокий ценз (ренту, аренду). Большинство сеньоров (помещиков, дворян) жило в городах, и интерес их к своим поместьям определялся размером дохода, получаемого за счет эксплуатации крестьян.

Сеньору-помещику полагалось платить ренту и нести феодальные повинности, а казне — налоги, число которых росло и систематически разоряло крестьян. Не менее тяжким гнетом ложились на крестьян и натуральные повинности: прокладка и ремонт дорог, поставка продовольствия и кормов для вечно передвигающихся королевских войск, так называемая десятина, вымогавшаяся церковью.

Крестьянину очень редко удавалось, устроив сына в сельскую школу, послать его затем в город, где он мог бы учиться дальше и отвоевывать себе место в рядах буржуазной интеллигенции: стать судейским чиновником, адвокатом или врачом. Лишь к концу XVIII в. такие явления стали встречаться чаще; таланты, вышедшие из народа, несмотря на все рогатки, заставляли уступать себе место. Например, в Парижской академии наук почти половина выдающихся ученых конца XVIII столетия вышла из народной среды. Но кому в деревне легче было добиться удачи, как не зажиточному хозяину? Трудно думать, что при таких условиях отец Лапласа — «небогатый бомонский крестьянин», как писали буржуазные биографы ученого, — был рядовым забитым тружеником.

О юности Лапласа, обо всем периоде его жизни до появления в Париже не сохранилось почти никаких сведений, и не случайно. Лаплас не только не стремился посвятить в воспоминания отроческих лет своих друзей и знакомых, но, наоборот, всячески скрывал свое происхождение, стыдясь его. Признанный гений и вельможа предпочитал не обнажать убогую обстановку своего детства. В этом отношении Лаплас сильно отличался от многих своих современников-ученых, вышедших из народной среды и охотно подчеркивавших свое происхождение. В дальнейшем Лаплас прекратил сношения со своими родителями. Он не любил их, не вспоминал о них, да и они не очень стремились напомнить ему о своем существовании.

Невольно напрашивается мысль, что в детстве Лапласа была какая-то нераскрытая тайна. Покровительство, которое еще в самых юных годах было оказано ему в Бомоне неизвестными² состоятельными людьми, отчасти поддерживает эту мысль. Меценаты-покровители, берущие на себя содержание и обучение крестьянского мальчика, в котором еще трудно угадать будущего гения, встречались среди провинциальных феодалов не так-то часто.

Как бы то ни было, юный Пьер оказался в коллеже — средней школе, процветавшей в Бомоне под ревностным руководством монахов-бенедиктинцев.

Примечания

1. Эту дату указывает в своей «Астрономической библиографии» Лаланд (1803) и некоторые другие источники. По известному литературно-биографическому словарю Поггендорфа — 28.III. — Примеч. ред.

2. Неизвестными также потому, что Лаплас упорно замалчивал имена своих покровителей.